Об уме. Рассуждение 3. Об уме. Глава XXVI. К какой степени страсти способны люди

 

Если для определения этой степени я перенесусь в горы Абиссинии, то увижу, как по повелению халифов люди, не дорожа жизнью, бросаются здесь на острие кинжала и скал или в морскую бездну; однако им не судят иной награды, кроме райских наслаждений, обещанных всем мусульманам; но обладание ими кажется этим людям более достоверным, а потому и желание насладиться ими более сильно в них и более велики усилия для их достижения.

Нигде не прилагали столько старания и искусства, как в Абиссинии, дабы укрепить веру этих слепых и усердных исполнителей воли государя. Жертвы, предназначенные для этого, не получали и нигде не могли бы получить воспитания, более подходящего для создания фанатиков. Уже в самом нежном возрасте их помещали в отдаленном, пустынном и диком углу гарема, окутывали их разум мраком мусульманской веры, рассказывали им о миссии и законе Магомета, сообщали о чудесах, содеянных этим пророком, и учили безграничной преданности воле халифа; здесь же, давая им самые сладострастные описания рая, в них возбуждали страстную жажду небесных наслаждений. Едва достигали они того возраста, когда юноши расточают свои силы, когда в пылких желаниях природа выражает и свое нетерпение, и способность к самым живым наслаждениям, как жрецы, дабы укрепить веру юноши и воспламенить в нем сильнейший фанатизм, подмешивали в его питье усыпительное зелье и во время сна переносили его из его печального жилища в очаровательную рощу, предназначенную для этой цели.

Там, лежа на цветах, окруженный бьющими фонтанами, он отдыхал до тех пор, пока заря, придавая форму и краски земле, не пробудит все живые силы природы и не заставит струиться любовь в жилах юности. Пораженный новизной всего окружающего, юноша оглядывается вокруг себя и замечает прекрасных женщин, которых его легковерное воображение превращает в гурий. Соучастницы плутовства жрецов, они обучены искусству соблазна. Он видит, как они, танцуя, приближаются к нему; они радуются его изумлению; множеством наивных игр они пробуждают в нем неизведанные желания, прикрываются от его нетерпеливых желаний легким газом притворной стыдливости, раздражая их еще больше, и наконец уступают его страсти. Тогда, сменив детские игры пылкими опьяняющими ласками, они погружают его в блаженство, с трудом переносимое человеческой душой. За этим опьянением следует тихое, но сладостное успокоение, вскоре прерываемое новыми наслаждениями; наконец, пресыщенного в своих желаниях юношу эти же самые женщины снова усыпляют во время усладительного мира и во сне переносят в его прежнее жилище. Проснувшись, он ищет очаровавшие его предметы; подобно видению, они скрылись из глаз. Он призывает гурий, но находит возле себя лишь имамов. Он рассказывает им сны, утомившие его. При этом рассказе имамы, потупив чело, восклицают: «О, избранный сосуд! О, сын мой! без сомнения, наш святой пророк похитил тебя на небеса и дал тебе вкусить наслаждения, хранимые для верных, для того чтобы укрепить твою веру и храбрость. Заслужи же подобную честь безусловной преданностью повелениям халифа».

Такого рода воспитанием дервиши укрепляли исмаилитов в твердой вере. Так они заставляли их, если смею так выразиться, ненавидеть жизнь и любить смерть, видеть во вратах смерти врата к райским наслаждениям и, наконец, внушали им то решительное мужество, которое на мгновение изумило Вселенную.

Я говорю на мгновение, потому что такого рода храбрость исчезает вместе с создающей ее причиной. Из всех страстей фанатизм, который основан на желании райских наслаждений, является наиболее сильной, но в то же время и наименее длительной страстью, ибо он опирается на прельщение и соблазны, которые незаметно подтачиваются силой разума. Потому-то арабы, абиссинцы и вообще все .магометанские народы на протяжении одного века утратили свое превосходство в храбрости над другими народами; и в этом отношении они стояли гораздо ниже римлян.

Доблесть этих последних, возбуждаемая патриотизмом и основывающаяся на реальных мирских наградах, всегда оставалась бы одинаковой, если бы в Рим вместе с награбленной в Азии добычей не проникла любовь к роскоши и если бы жажда обогащения не порвала узы, соединяющие личный интерес с интересом общественным, и одновременно не испортила бы у этого народа как нравы, так и форму правления.

По поводу этих двух родов мужества; одного, основанного на религиозном фанатизме, другого - на любви к родине, я не могу не заметить, что последний является единственным родом мужества, который опытный законодатель должен внушать своим согражданам. Мужество фанатическое быстро слабеет и гаснет. И так как это мужество покоится на ослеплении и предрассудках, то лишь только народ утратит фанатизм, как у него остается лишь глупость; тогда он начинает вызывать презрение к себе всех народов, ниже которых он стоит во всех отношениях.

Именно глупости мусульман христиане обязаны своими многочисленными победами над турками, которые могли бы быть так страшны своей численностью, говорит шевалье Фолар, если бы только они сделали кое-какие изменения в своей боевой организации, в дисциплине и вооружении, если бы они переменили свою саблю на штык и вышли бы, наконец, из того состояния тупости, в которо одержит их суеверие: до такой степени их религия, прибавляет этот знаменитый автор, способна увековечивать глупость и неспособность этого народа.

Я показал, что страсти могут достигать в нас, если можно так выразиться, степени чуда. Эта истина доказана и отчаянной храбростью исмаплитов, и размышлениями гимнософистов, испытательный срок которых заканчивался лишь после тридцатисомилетнего уединения, изучения и молчания, и варварскими продолжительными истязаниями факиров, и мстительной яростью японцев и дуэлями европейцев и, наконец, стойкостью гладиаторов, которые, случайно получив смертельный удар, падали и умирали на арене с тем же мужеством, с каким они сражались.

Словом, все люди, как я желал доказать, способны к степени страсти более чем достаточной для преодоления лени и для создания в себе той непрерывности внимания, с которой связано умственное превосходство.

Наблюдаемое в людях значительное умственное неравенство зависит исключительно от различия в их воспитании и от скрытого от нас и многообразного сплетения обстоятельств, в которых они находятся.

Действительно, если все умственные операции сводятся к тому, чтобы сознавать, вспоминать и наблюдать соотношения различных предметов между собой или между ними и нами, то очевидно, что так как все люди одарены остротой восприятия, памятью и, наконец, способностью внимания, необходимой для того, чтобы подниматься к самым высоким идеям, то среди лиц, в среднем нормально организованных, нет ни одного, который не смог бы прославить себя великими талантами.

В качестве второго доказательства ,этой истины я прибавлю, что все ложные суждения (как я уже доказал это в моем первом рассуждении) являются следствием пли невежества, или страстей: невежества, когда не удерживают в памяти предметов, из сравнения которых получается искомая истина; страстей, когда они носят такой характер, что в наших интересах видеть вещи иными, чем они есть. Но эти две единственные и общие причины наших заблуждений суть причины случайные. Во-первых, невежество не является необходимым: оно не вытекает из какого-либо органического недостатка, ибо нет человека, как я уже доказал в начале этого рассуждения, который не был бы одарен памятью, способной удержать в себе бесконечно большее число предметов, чем этого требует открытие наиболее высоких истин. Что же касается страстей, то единственными природными страстями являются физические потребности, а так как они никогда не обманывают, то очевидно, что недостаток ума тоже не вытекает из органического недостатка, что во всех нас есть способность высказывать одинаковые суждения об одинаковых вещах, а способность одинаково видеть предполагает одинаковую способность мыслить. Ясно поэтому, что умственное неравенство, наблюдаемое в людях, в среднем нормально организованных, нисколько не зависит от большего или меньшего превосходства их организации , но от различного воспитания, различных условий, в которые они поставлены, и, наконец, от непривычки думать, следовательно, от ненависти, приобретаемой уже в ранней юности, к прилежанию, к которому позже они делаются совершенно неспособными.

Хотя это утверждение весьма правдоподобно, но так как его новизна все еще может поражать читателя, так как трудно избавиться от старых предрассудков, и, наконец, так как истинность какой-нибудь теории доказывается объяснением зависящих от нее явлений, то, согласно моим принципам, в следующей главе я покажу, почему мы так мало встречаем гениальных лиц среди людей, обладающих всеми данными, для того чтобы стать гениальными.

Гельвеций. Рассуждение 3. Об уме.