Об уме. Рассуждение 3. Об уме. Глава XVII. О стремлении всех людей к деспотизму, о средствах достижения этого и об опасности от деспотизма для государей

 

Это стремление имеет своим источником любовь к наслаждению и коренится, следовательно, в самой природе человека. Каждый желает достигнуть возможно большего счастья, каждый желает обладать властью, которая принуждает других людей всячески способствовать его благоденствию; отсюда и вытекает желание повелевать.

Но управление народом основывается или на установленных законах и соглашениях, или на произволе. В первом случае власть государей над народом является менее абсолютной: народ не так принужден угождать им; кроме того, чтобы управлять народом согласно законам, нужно их знать, размышлять над ними, преодолевать все трудности их изучения - всё, от чего старается уклониться леность. Поэтому, чтобы удовлетворить свою лень, каждый стремится к абсолютной власти, которая, избавляя деспота от забот, от изучения законов и от всякого напряжения внимания, в то же время рабски подчиняет людей его воле.

По Аристотелю, деспотическим государством является такое государство, в котором все - рабы и лишь один человек свободен.

Вот почему каждый стремится стать деспотом. Чтобы достигнуть этого, необходимо ослабить власть вельмож и народа, а для этого противопоставить друг другу интересы граждан. В долгой смене веков время почти всегда доставляет государям такую возможность, которой, побуждаемые личным, плохо понятым интересом, они и спешат воспользоваться.

На такой анархии интересов был основан восточный деспотизм, напоминающий описанное Мильтоном владычество Хаоса, который, по его словам, простирает свое королевское знамя над бесплодной и опустошенной бездной, где беспорядок поддерживает анархию и вражду стихий, управляя каждым атомом посредством железного скипетра.

После того как среди граждан посеян раздор, становится необходимым для развращения и принижения людей постоянно держать сверкающий меч тирании перед их глазами, низводить добродетель на степень преступления и наказывать за нее как за таковое. До каких жестокостей не доходит в этой области не только деспотизм на Востоке, но даже деспотизм римских императоров! Во время царствования Домициана, говорит Тацит, добродетель наказывалась смертным приговором. Рим был переполнен доносчиками; раб был шпионом своего господина, вольноотпущенник - своего патрона, друг - шпионом своего друга. В это бедственное время человек добродетельный, хотя и не участвовал в преступлении, тем не менее должен был оказывать ему поддержку. Смелость была бы сочтена преступлением. У развращенных римлян слабость считалась героизмом. В то время подверглись наказанию как государственные преступники Сенецион и Рустик, написавшие панегирики добродетелям Тразея и Гельвидия; сочинения этих знаменитых ораторов были сожжены по повелению властей. Знаменитые писатели были обречены, подобно Плинию, на составление учебников по грамматике, потому что всякое произведение более высокого характера считалось подозрительным в глазах тирании и опасным для автора. Те ученые, которые были призваны в Рим Августом, Веспасианом, Антонином и Траяном, были изгнаны Нероном, Калигулой, Домицианом и Каракаллой. Философов изгоняли, науки уничтожали. По словам Тацита, эти тираны хотели искоренить все носившее на себе отпечаток ума и добродетели.

Держа, таким образом, души в постоянном трепете, тирания унижает их; на Востоке она изобретает мучения и ужасные пытки ', порой необходимые в этих гнусных странах, где народы побуждаются к преступлениям не только бедственным положением, но и своим султаном, который подает им пример преступности и учит их презирать справедливость.

Таковы мотивы, на которых основана любовь к деспотизму, и таковы средства для его достижения. И вот, безумно стремясь к самовластью, цари неосторожно бросаются на путь, усеянный для них множеством опасностей, и гибнут в них тысячами. Решимся же, для счастья человечества и самих государей, просветить их на этот счет и указать им на опасность, которой подвергаются они и их народ при таком управлении. Пусть отныне они устранят от себя вероломных советников, возбуждающих в них стремление к самовластью, и пусть они поймут наконец, что наиболее действенным трактатом против деспотизма был бы трактат о благоденствии и о безопасности монархов.

Но, возразят на это, кто же может скрывать от них такую истину? И почему не сравнивают ничтожное число изгнанных из Англии государей с громадным количеством греческих или турецких императоров, задушенных на константинопольском престоле? На это я мог бы ответить, что если султанов не удерживают такие страшные примеры, то потому, что обыкновенно они не всегда помнят о такой возможности, и потому еще, что их всегда побуждают к деспотизму люди, желающие разделять с ними блага самовластия; большинство восточных государей является орудием своих визирей; по слабости характера они уступают их желаниям, не предупреждаемые благородным сопротивлением подданных о своей неправедности.

Стать деспотом легко. Народ редко предвидит бедствия, которые несет за собой окрепшая тирания. Если же он наконец замечает их, то уже тогда, когда, согбенный под игом, обремененный цепями и бессильный защищаться, он лишь в трепете ожидает казни. Ободряемые слабостью народов, государи становятся деспотами. Они не понимают, что сами над собственной головой вешают меч, который должен их поразить, что для отмены всех законов и для сведения всякой власти к произволу они постоянно должны прибегать к силе и пользоваться оружием солдата. А такие средства или возмущают граждан и побуждают их к мести, или же незаметно приучают их видеть справедливость лишь в силе.

Эта идея распространяется в народе медленно, но наконец она все же проникает в него и доходит до солдат. Солдаты наконец замечают, что в государстве нет ни одного сословия, которое могло бы оказать им сопротивление; что государь, ненавидимый подданными, обязан им всей своей властью, и вот, незаметно для них самих, их душа раскрывается для смелых замыслов, они желают улучшить свое положение. И если тогда какой-нибудь смелый и бесстрашный человек поддержит их в этой надежде и пообещает отдать им на разграбление несколько больших городов, то этого достаточно, как свидетельствует о том вся история, чтобы вызвать переворот; за первым переворотом обыкновенно быстро следует второй, ибо, как говорит знаменитый президент Монтескье, и деспотических государствах очень часто убивают тиранов, не уничтожая самой тирании. А раз только солдаты почувствовали свою силу, то уж нет возможности удержать их. Как пример я могу назвать всех тех римских императоров, которые стали жертвой преторианцев за то, что хотели освободить отечество от солдатской тирании и восстановить дисциплину в армии.

Словом, для того чтобы повелевать рабами, деспот сам вынужден подчиняться военщине, всегда беспокойной и надменной. Этого не случается, если государь создал в стране сильное судейское сословие. Подлежа его суду, народ учится отличать справедливое от несправедливого; и солдаты, набираемые всегда из гражданского сословия, сохраняют в новом своем положении некоторое представление о справедливости; кроме того, солдаты понимают, что все граждане, поднятые государем и судейским сословием и ставшие под знамя закона, окажут сопротивление их дерзким начинаниям и что, какова бы ни была их храбрость, в конце концов они будут раздавлены численным перевесом противника. Словом, идея справедливости и страх заставляют их выполнять свой долг.

Сильное судейское сословие является, таким образом, необходимой поддержкой для монархов. Это - щит, защищающий как народ, так и государя: одного - от жестокостей тирании, другого - от ужасов восстания.

В связи с этим, желая избежать опасности, со всех сторон окружающей деспотов, халиф Гарун аль-Рашид2 попросил однажды у своего брата, знаменитого Белуля, совета о хорошем способе управления. «Сделай так, - сказал тот, - чтобы твои желания были согласованы с законами, а не законы с твоими желаниями. Помни, что люди недостойные требуют многого, великие же люди малого, поэтому противься просьбам одних и предупреждай просьбы других. Не обременяй своего народа чрезмерными податями; относительно этого вспоминай советы • царя Нуширвана Справедливого своему сыну Ормузу. «Сын мой, - говорил он ему, - в твоем царстве никто не будет счастливым, если ты будешь думать только о собственных удобствах. Когда, лежа на подушках, ты будешь отходить ко сну, вспомни о тех, кого притеснения заставляют бодрствовать; когда поставят перед тобой роскошную трапезу, подумай о тех, кто погибает в нищете; когда ты будешь прогуливаться по восхитительным рощам своего гарема, помни о тех несчастных, которых тирания держит в оковах». Ко всему, что я сказал, - промолвил Белуль, - мне остается прибавить лишь одно слово: возьми под свое покровительство людей, сведущих в науках; руководись их советами, для того чтобы монархия повиновалась писаному закону, а не закон монархии» .

Фемистий, которому сенат поручил обратиться с речью к Иовиану при восшествии его на престол, сказал этому императору приблизительно то же самое. «Помни, - сказал он ему, - что если воины возвысили тебя до власти над империей, то философы научат тебя хорошо править ею. Первые даровали тебе пурпур цезарей, вторые научат тебя достойно носить его».

Даже у древних персов, наиболее презренных и низких из всех народов, было позволено4 философам, наставлявшим государей при их вступлении на престол, обращаться к ним в день венчания на царство со следующими словами: «Знай, о царь, что власть твоя перестанет быть законной в тот самый день, когда ты перестанешь заботиться о счастье персов!» Этой истиной был проникнут и Траян, когда при восшествии своем на престол, вручая, согласно обычаю, меч префекту преторианских войск, он обратился к нему со следующими словами: «Прими от меня этот меч и пользуйся им в мое царствование или для того, чтобы защищать меня как государя справедливого, или же для того, чтобы поразить им меня как тирана».

Тот, кто под предлогом поддержания царской власти хочет сделать ее деспотической, является одновременно плохим отцом семейства, плохим гражданином и плохим подданным; плохим отцом и гражданином, ибо он налагает на свое потомство и свое отечество узы рабства; плохим подданным, потому что, превращая законную власть во власть деспотическую, он поднимает против царя честолюбие и отчаяние. Я приведу в пример восточные монархии, столь часто обагрявшиеся кровью своих государей. В интересах самих султанов не стремиться к подобной власти и не уступать в этом желаниям своих визирей. Государи должны быть глухи к таким советам и постоянно помнить о том, что исключительно в нх интересах поддерживать. так сказать, значение своего государства, чтобы сохранить власть для себя и своего потомства.

Подобный истинный интерес понятен лишь государям просвещенным; у остальных же кичливое желание повелевать и леность, скрывающая от них все опасности, которыми они окружены, всегда перевесят всякий иной интерес; и всякое правительство, как это показывает история, всегда будет стремиться к деспотизму.

Гельвеций. Рассуждение 3. Об уме.