Владимир Фёдорович Одоевский. Игоша

 

Я сидел с нянюшкой в детской; на полу разостлан был ковёр, на ковре игрушки, а между игрушками я; вдруг дверь отворилась, а никто не взошёл. Я посмотрел, подождал, - всё нет никого. "Нянюшка! нянюшка! кто дверь отворил?"

- Безрукий, безногий дверь отворил, дитятко!

Вот безрукий, безногий и запал мне на мысль.

"Что за безрукий, безногий такой, нянюшка?"

- Ну да так, - известно, что, - отвечала нянюшка, - безрукий, безногий. - Мало мне было нянюшкиных слов, и я, бывало, как дверь ли, окно ли отворится, тотчас забегу посмотреть: не тут ли безрукий - и как он ни увёртлив, верно бы мне попался, если бы в то время батюшка не возвратился из города и не привёз с собою новых игрушек, которые заставили меня на время позабыть о безруком.

Радость! веселье! прыгаю! любуюсь игрушками! а нянюшка ставит да ставит рядком их на столе, покрытом салфеткою, приговаривая: "Не ломай, не разбей, помаленьку играй, дитятко". Между тем зазвонили к обеду.

Я прибежал в столовую, когда батюшка рассказывал, отчего он так долго не возвращался. "Все постромки лопались, - говорил он, - а не постромки, так кучер то и дело что кнут свой теряет; а не то пристяжная ногу зашибёт, беда, да и только! хоть стань на дороге; уж в самом деле я подумал: не от Игоши ли?"

- От какого Игоши? - спросила его маменька.

"Да вот послушай, - на завражке я остановился лошадей покормить; прозяб я и вошёл в избу погреться: в избе за столом сидят трое извозчиков, а на столе лежат четыре ложки; вот они хлеб ли режут, лишний ломоть к ложке положат; пирога ли попросят, лишний кусок отрушат.

"Кому это вы, верно, товарищу оставляете, добрые молодцы?" - спросил я.

- Товарищу не товарищу, - отвечали они, - а такому молодцу, который обид не любит.

"Да кто же он такой?" - спросил я.

- Да Игоша, барин.

"Что за Игоша, вот я их и ну допрашивать".

- А вот послушайте, барин, - отвечал мне один из них, - летось у земляка-то родился сынок, такой хворенькой, Бог с ним, без ручек, без ножек, в чём душа; не успели за попом сходить, как он и дух испустил; до обеда не дожил. Вот, делать нечего, поплакали, погоревали, да и предали младенца земле. Только с той поры всё у нас стало не по- прежнему... впрочем, Игоша, барин, малый добрый: наших лошадей бережёт, гривы им заплетает, к попу под благословение подходит; но если же ему лишней ложки за столом не положишь или поп лишнего благословенья при отпуске в церкви не даст, то Игоша и пойдёт кутить: то у попадьи квашню опрокинет; или из горшка горох повыбросает; а у нас или у лошадей подкову сломает, или у колокольчика язык вырвет, - мало ли что бывает.

"И! да я вижу, Игоша-то проказник у вас, - сказал я, - отдайте-ка его мне, и если он хорошо мне послужит, то у меня ему славное житьё будет; я ему, пожалуй, и харчевые назначу".

"Между тем лошади отдохнули, я отогрелся, сел в сани, покатился: не отъехали версты - шлея соскочила, потом постромки оборвались, а наконец оглобля пополам, - целых два часа понапрасну потеряли. В самом деле подумаешь, что Игоша ко мне привязался".

Так говорил батюшка; я не пропустил ни одного слова. В раздумье пошёл я в свою комнату, сел на полу, но игрушки меня не занимали, - у меня в голове всё вертелся Игоша да Игоша. Вот, я смотрю, - няня на ту минуту вышла, - вдруг дверь отворилась; я, по своему обыкновению, хотел было вскочить, но невольно присел, когда увидел, что ко мне в комнату вошёл припрыгивая маленький человечек в крестьянской рубашке, подстриженный в кружок; глаза у него горели как угольки, и голова на шейке у него беспрестанно вертелась; с самого первого взгляда я заметил в нём что-то странное, посмотрел на него пристальнее и увидел, что у бедняжки не было ни рук, ни ног, а прыгал он всем туловищем. Смотрю, маленький человечек прямо к столу, где у меня стояли рядком игрушки, вцепился зубами в салфетку и потянул её, как собачонка; посыпались мои игрушки: и фарфоровая моська вдребезги, барабан у барабанщика выскочил, у колясочки слетели колёса, - я взвыл и закричал благим матом: "Что ты за негодный мальчишка! - зачем ты сронил мои игрушки, эдакой злыдень! да что ещё мне от нянюшки достанется! говори - зачем ты сронил игрушки?"

- А вот зачем, - отвечал он тоненьким голоском, - затем, - прибавил он густым басом, - что твой батюшка всему дому валежки сшил, а мне, маленькому, - заговорил он снова тоненьким голоском, - ни одного не сшил, - теперь мне, маленькому, холодно, на дворе мороз, гололедица, пальцы костенеют.

"Ах, жалкенький! - сказал я сначала, но потом, одумавшись: да какие пальцы, негодный; да у тебя и рук-то нет; на что тебе валежки?"

- А вот на что, - сказал он басом, - что ты вот видишь, твои игрушки в дребезгах, так ты и скажи батюшке: "Батюшка, батюшка, Игоша игрушки ломает, валежек просит, купи ему валежки".

Игоша не успел окончить, как нянюшка вошла ко мне в комнату; Игоша не прост молодец, разом лыжи навострил; а нянюшка на меня: "Ах ты, проказник, сударь! зачем изволил игрушки сронить? Нельзя тебя одного ни на минуту оставить. Вот ужо тебя маминька..."

- Нянюшка! не я уронил игрушки, право не я, это Игоша...

"Какой Игоша, сударь - ещё изволишь выдумывать".

- Безрукий, безногий, нянюшка.

На крик прибежал батюшка, я ему рассказал всё как было, он расхохотался. - "Изволь, дам тебе валежки, отдай их Игоше".

Так я и сделал. Едва я остался один, как Игоша явился ко мне, только уж не в рубашке, а в полушубке.

"Добрый ты мальчик, - сказал он мне тоненьким голоском, - спасибо за валежки; посмотри-ка, я из них себе какой полушубок сшил, вишь, какой славный!" - И Игоша стал повёртываться со стороны на сторону и опять к столу, на котором нянюшка поставила свой заветный чайник, очки, чашку без ручки и два кусочка сахара, - и опять за салфетку и опять ну тянуть.

"Игоша! Игоша! - закричал я, - погоди, не роняй, - хорошо мне один раз прошло, а в другой не поверят; скажи лучше, что тебе надобно?"

- А вот что, - сказал он густым басом, - я твоему батюшке верой и правдой служу, не хуже других слуг ничего не делаю, а им всем батюшка к празднику сапоги пошил, а мне, маленькому, - прибавил он тоненьким голоском, - и сапожишков нет, на дворе днём мокро, ночью морозно, ноги ознобишь... - И с сими словами Игоша потянул за салфетку, и полетели на пол и заветный нянюшкин чайник, и очки выскочили из очешника, и чашка без ручки расшиблась, и кусочек сахарца укатился...

Вошла нянюшка, опять меня журить; я на Игошу, она на меня.

"Батюшка, безногий сапогов просит", - закричал я, когда вошёл батюшка.

- Нет, шалун, - сказал батюшка, - раз тебе прошло, в другой раз не пройдёт; эдак ты у меня всю посуду перебьёшь; полно про Игошу-то толковать, становись-ка в угол.

"Не бось, не бось, - шептал мне кто-то на ухо, - я уже тебя не выдам".

В слезах я побрёл к углу. Смотрю: там стоит Игоша; только батюшка отвернётся, а он меня головой толк да толк в спину, и я очутился на ковре с игрушками посредине комнаты; батюшка увидит, я опять в угол; отворотится, а Игоша снова меня толкнёт.

Батюшка рассердился. "Так ты ещё не слушаться? - сказал он. - Сейчас в угол и ни с места".

- Батюшка, это не я... это Игоша толкается.

"Что ты вздор мелешь, негодяй; стой тихо; а не то на целый день привяжу тебя к стулу".

Рад бы я был стоять, но Игоша не давал мне покоя; то ущипнёт меня, то оттолкнёт, то сделает мне смешную рожу - я захохочу; Игоша для батюшки был невидим - и батюшка пуще рассердился.

"Постой, - сказал он, - увидим, как тебя Игоша будет отталкивать", - и с сими словами привязал мне руки к стулу.

А Игоша не дремлет: он ко мне и ну зубами тянуть за узлы; только батюшка отворотится, он петлю и вытянет; не прошло двух минут - и я снова очутился на ковре между игрушек, посредине комнаты.

Плохо бы мне было, если б тогда не наступил уже вечер; за непослушание меня уложили в постель ранее обыкновенного, накрыли одеялом и велели спать, обещая, что завтра сверх того меня запрут одного в пустую комнату.

Ночью, едва нянюшка загнула в свинец свои пукли, надела коленкоровый чепчик, белую канифасную кофту, пригладила виски свечным огарком, покурила ладаном и захрапела, я прыг с постели, схватил нянюшкины ботинки и махнул их за окошко, приговоря вполголоса: "Вот тебе, Игоша".

- Спасибо! - отвечал мне со двора тоненький голосок.

Разумеется, что ботинок назавтра не нашли, и нянюшка не могла надивиться, куда они девались.

Между тем батюшка не забыл обещания и посадил меня в пустую комнату, такую пустую, что в ней не было ни стола, ни стула, ни даже скамейки.

"Посмотрим, - сказал батюшка, - что здесь разобьёт Игоша!" - и с этими словами запер двери.

Но едва он прошёл несколько шагов, как рама выскочила, и Игоша, с ботинкой на голове, запрыгал у меня по комнате. "Спасибо! спасибо! - закричал он пискляво, - вот какую я себе славную шапку сшил!"

- Ах! Игоша! не стыдно тебе! Я тебе и полушубок достал, и ботинки тебе выбросил из окошка, - а ты меня только в беды вводишь!

"Ах ты неблагодарный, - закричал Игоша густым басом, - я ли тебе не служу, - прибавил он тоненьким голоском, - я тебе и игрушки ломаю, и нянюшкины чайники бью, и в угол не пускаю, и верёвки развязываю; а когда уже ничего не осталось, так рамы бью; да к тому ж служу тебе и батюшке из чести, обещанных харчевых не получаю, а ты ещё на меня жалуешься. Правда у нас говорится, что люди самое неблагодарное творение! Прощай же, брат, если так, не поминай меня лихом. К твоему батюшке приехал из города Немец, доктор, попробую ему послужить; я уж и так ему склянки перебил, а вот к вечеру после ужина и парик под бильярд закину, - посмотрим, не будет ли он тебя благодарнее..."

С сими словами исчез мой Игоша, и мне жаль его стало.

В.Ф.Одоевский. Пёстрые сказки с красным словцом