Е. П.Блаватская. Что такое теософия

 

Этот вопрос задают столь часто, и неверные представления столь преобладают, что со стороны редактора журнала, посвящённого выражению идей мировой теософии, было бы упущением оставить первый его номер без статьи, направленной на установление полного взаимопонимания с читателями. Из нашего заголовка следуют два дальнейших вопроса - что такое Теософическое Общество и кто такие теософы.

Согласно лексикографам, термин “теософия” состоит из двух греческих слов: теос - “бог” и софия - “мудрый”. До этого момента все верно. Но объяснения, следующие за этим, очень далеки от того, чтобы дать ясное представление о теософии. Вебстер довольно оригинально определяет её так: “Предполагаемое общение с Богом и высшими духами и последующее достижение сверхчеловеческого знания путем физических процессов, как добивались того через теургические действа некоторые древние платоники или химическими процессами немецкие философы огня”.

Это довольно скудное и непочтительное объяснение. То, что Вебстер приписывает таким людям как Аммоний Саккас, Плотин, Ямблих, Порфирий и Прокл подобные идеи, показывает либо сознательное искажение, либо незнание им философии и побуждений великих гениев Александрийской школы. Приписывать намерение развить свои психологические, духовные чувства посредством “физических процессов” тем, кого как современники, так и потомки называли “theodidaktoi” - богонаставленные, - значит говорить о них как о материалистах. Что же касается последнего камня, брошенного в философов огня, то он отскакивает от них и попадает в наших самых выдающихся современных людей науки, в уста которых преподобный Джеймс Мартино вкладывает следующее бахвальство: “Материя - это всё, что нам нужно; дайте нам одни атомы, и мы объясним вселенную”.

Воган предлагает гораздо лучшее, более философское определение. “Теософ, - говорит он, - это тот, кто дает вам теорию Бога или действий Бога на основе не откровения, а собственного вдохновения”. В этом смысле каждый великий мыслитель и философ, а особенно - каждый основатель новой религии, философской школы или секты, обязательно теософ. Потому теософия и теософы существовали ещё с тех пор, как первый проблеск зарождающейся мысли заставил человека инстинктивно искать средства выражения своего собственного независимого мнения.

Несмотря на то, что христианские авторы приписывают развитие эклектической теософической системы началу третьего века христианской эры, теософы существовали и до нее. Диоген Лаэртский прослеживает существование теософии от эпохи, предшествовавшей Птолемеям, и называет её основателем египетского иерофанта Пот-Амона. Это коптское имя, и означает оно жреца, посвящённого Амону - богу Мудрости. История же показывает возрождение её Аммонием Саккасом, основателем неоплатонической школы. Он и его ученики называли себя “филалетами” - любящими истину. Другие же называли их “аналогистами”, из-за их метода толкования всех священных легенд, символических мифов и мистерий посредством аналогии или соответствия так, что события, произошедшие во внешнем мире, считались выражающими действия и опыты человеческой души. Целью Аммония Саккаса было примирение всех сект, людей и наций под одной верой - верой в Единую, Высшую, Вечную, Непознаваемую и Неименуемую Силу, правящую во вселенной незыблемыми и вечными законами. Он хотел доказать изначальную систему теософии, которая первоначально во всех странах была по сути одинаковой; он хотел убедить всех людей отложить споры и распри, чтобы они объединились в мыслях и намерениях как дети общей матери; очистить древние религии от загрязнений, добавленных человеком, объединяя и объясняя их на основе чистых философских принципов. Потому наряду со всеми философами Греции в эклектической теософической школе изучались также и буддизм, и веданта, и магическая, или зороастрийская система. Отсюда и проявление у александрийских теософов таких характерно буддийских и индийских черт как почитание родителей и пожилых людей, братская любовь ко всему человечеству и сострадание даже к бессловесным животным. В то время как он старался установить систему нравственной дисциплины, которая вызвала бы у людей стремление жить по законам своих стран, и возвышать их умы созерцанием и изучением Абсолютной Истины, главной его целью (с помощью которой, как он считал, можно было достичь всех других) было, как он верил, извлечение из различных учений, как из многострунного инструмента, одной полной и гармоничной мелодии, которая нашла бы отклик в каждом сердце, любящем истину.

Тогда теософия - это древняя Мудрость-Религия, эзотерическая доктрина, некогда известная во всех древних странах, претендующих на цивилизованность. Все труды тех времен изображают эту “Мудрость” как эманацию божественного Начала, и ясное понимание этого отражено в таких именах как индийское Будха, вавилонский Нэбу, Тот Мемфиса и Гермес Греции, а также в именах богинь - Метис, Нейт, Афина, гностическая София и, наконец в названии “Веды”, происходящем от слова “знать”. Это же определение относится и ко всем античным философам Востока и Запада, иерофантам древнего Египта, риши Арьяварты, теодиактам Греции, получившим знание оккультных и божественных тайн. Таким образом, “Меркава” еврейских раввинов, популярное и мирское учение, оказывается лишь “колесницей”, внешней оболочкой, содержащей высшее эзотерическое знание. Зороастрийские маги получали наставления и посвящения в пещерах и тайных ложах Бактрии; у египетских и греческих иерофантов были свои “апорхета”, или тайные беседы, во время которых мисты становились эпоптами - видящими.

Центральной в эклектической теософии была идея единой Высшей Сущности, Неизведанной и Непознаваемой, ведь “как можно познать познающее?” - вопрошает Брихадараньяка Упанишада. Их система характеризуется тремя отличительными чертами: теорией вышеупомянутой Сущности; доктриной о человеческой душе, эманации первой, и её теургией. Именно эта последняя наука и послужила причиной столь искаженных представлений о неоплатониках в наш век материалистической науки. В сущности, теургия - это искусство применения божественных возможностей человека для подчинения слепых сил природы; его приверженцев сначала называли магами (слово “маг” обозначало мудрого или ученого человека), а затем - осмеяли. Скептики прошлых лет допустили бы столь же крупную промашку, насмехаясь над идеей фонографа и телеграфа.* Те, кого одно поколение осмеивало и называло “неверными”, следующее, как правило, почитало мудрецами и святыми.

Что же касается Божественной Сущности и природы души и духа, то современная теософия верит в это, так же, как и древняя. Дью народных верованй ариев тождественен Йао халдеев и даже Юпитеру менее образованной и философской части римлян; и точно также он идентичен Яхве самаритян, Тиу или “Туисто” норманнов, Дуву бриттов и Зевсу фракийцев. Касательно же Абсолютной Сущности, которая есть Единое и есть Всё, то, возьмем ли мы для рассмотрения этого понятия философию греков-пифагорейцев, каббалистическую халдейскую, или философию ариев, - результат будет один и тот же. Первичная Монада пифагорейской системы, которая скрывается в темноту и которая и есть сама Темнота (для человеческого интеллекта), была положена в основу всех вещей; и эту идею во всей её целостности мы можем найти в философских системах Лейбница и Спинозы. Следовательно, соглашается ли теософ с каббалой, которая, говоря об Айн Софе, вопрошает: “кто же тогда может постичь Его, если Оно бесформенное и несуществующее?”; повторяет ли он величественный гимн из “Ригведы” (книга X, гимн 129):

Кто знает, откуда возникло это великое мироздание?

Создала ли его воля, или она бездействовала?

Он знает это, - а может быть, не знает даже Он.

принимает ли ведантическое представление о Брахмане, который в Упанишадах представлен как “без жизни, без разума, чистый”, бессознательный, ибо Брахман - это “Абсолютное Сознание”; или, в конце концов, разделяя веру свабхавиков Непала, он утверждает, что не существует ничего, кроме “свабхавата” (субстанции или природы), которая существует сама по себе и без всякого творца - любая из этих концепций может привести его лишь к чистой абсолютной теософии. Той самой теософии, которая побуждала таких людей, как Гегель, Фихте и Спиноза продолжить труд греческих философов и рассуждать о Единой Субстанции, Божестве, или Божественном Всём, исходя из Божественной Мудрости; о том непостижимом, неизвестном и никак не именуемом в любой древней или современной религиозной философии, за исключением христианства и магометанства. Каждый теософ, придерживающийся теории о Божестве, “основанной не на откровении, а на собственном вдохновении”, может воспринять любое из вышеперечисленных определений или принадлежать к любой из этих религий и, тем не менее, оставаться в пределах теософии. Ведь теософия является верой в такое Божество, которое есть ВСЁ, источник всякого существования, бесконечное, которое не может быть понято или познано, и которое открывает лишь вселенная. Некоторые предпочитают говорить об этом “Он”, тем самым наделяя его полом, антропоморфизируя, что является богохульством. Поистине теософия избегает грубых материализацией; она предпочитает веру в то, что вечно оставаясь в себе, Божественный Дух не желает и не творит; а то, что бесконечно озаряя всё, исходит из Великого Центра, то, что порождает всё видимое и невидимое - всего лишь Луч, содержащий в себе творящие и зарождающие силы; луч, который в свою очередь порождает то, что греки называли Макрокосм, а каббалисты - Тиккун, или Адам Кадмон - архетипического человека, Пурушу ариев, проявленного Браму, или Божественного Мужа. Теософы верят также и в анастасис, или продолжение существования и в переселение (эволюцию) или серию изменений души, что можно объяснить и обосновать на строгих философских принципах, причём лишь установив различие между ведантическими параматмой (трансцедентальной, высшей душой) и дживатмой (живущей, или сознательной душой).

Чтобы полностью определить теософию, мы должны рассмотреть её во всех её аспектах. Внутренний мир не скрыт от нас непроницаемой тьмой. С помощью той высшей интуиции, приобретаемой с помощью теософии (или богопознания), которая переносит ум из мира форм на уровень духа вне формы, во все века и во всех странах людям иногда удавалось ощущать вещи внутреннего, или невидимого мира. Так что “самадхи”, или дхьян-йог самадхи индийских аскетов; “даймонион-фоти”, или духовное озарение, неоплатоников; “звездные беседы душ” розенкрейцеров или философов огня; и даже экстатический транс мистиков и современных месмеристов и спиритов - тождественны по сути, хотя и различны по степени проявления. Поиски человеческого божественного “я”, столь часто ошибочно толкуемые как общение с Богом, имеющим черты личности, занимали всех мистиков, и, похоже, что вера в его существование - ровесница человечеству, хотя разные народы давали этому разные имена. Так, то, что Платон и Плотин называли “нусической работой”, йоги и шротрии именуют видьей. “Размышлением, самопознанием и дисциплиной мысли душа может быть поднята до видения вечной истины, добра и красоты, то есть Видения Бога, - это и есть эпоптея”, - говорят греки. Порфирий же пишет: “Чтобы соединить свою душу со Вселенской Душой, необходим лишь совершенно чистый ум. Через самосозерцание, совершенное целомудрие и очищение тела мы можем приблизиться к ней и получить в этом состоянии истинное знание и удивительное прозрение”. А свами Даянанд Сарасвати, не читавший ни Порфирия, ни других греческих авторов, но основательно изучивший Веды, в своей “Веда Бхашья” (Упасана пракара, 9) утверждает: “Для достижения дикши (высших посвящений) и йоги нужно практиковать согласно правилам... Познавая Вселенский Дух (или Бога) и знакомясь с (оккультными) свойствами и качествами всех вещей во вселенной, душа в человеческом теле может совершать величайшие чудеса. Такой человек (дикшита, или посвященный) может приобрести способность видеть и слышать на огромном расстоянии”. И наконец, Альфред Р. Уоллес, член Королевского общества, спирит, и тем не менее, признанный натуралист, смело и откровенно заявляет: “Чувствует, ощущает и думает один лишь дух - это он приобретает знания, размышляет и устремляется... Нередко встречаются люди с такой конституцией, что их дух может воспринимать независимо от телесных органов чувств или может, частично или полностью, покидать на время свое тело и возвращаться в него вновь... Дух сообщается с духом легче, чем с материей.”

И теперь мы можем видеть, хотя между эпохой гимнософистов* и нашей высокоцивилизованной эрой прошли тысячелетия, что несмотря на то, а может быть и именно благодаря тому, что просвещение проливает свой яркий свет как на физическое, так и психологическое царства природы, более двадцати миллионов человек сегодня верят, пусть и в иной форме, в те самые духовные силы, в которые йоги и пифагорейцы верили около 3000 лет назад. Как арийские мистики заявляли о своей способности решать все проблемы жизни и смерти, как только достигали возможности действовать независимо от тела, через атму - “я” или “душу”; и как древние греки отправлялись на поиск “атму” - Скрытого, или Бога-Души человека, с символическим зеркалом фесмофорианских мистерий, так и современные спириты верят в способность духов, или душ развоплощенных людей, сообщаться, видимо и ощутимо, с теми, кого они любили на земле. И все они - арийские йоги, греческие философы и современные спириты - утверждают эту возможность на том основании, что воплощенная душа и её никогда не воплощённый дух - настоящее “я” - не отделены ни от Вселенской Души, ни от других духов пространством, но просто лишь различием их качеств; ведь в беспредельном просторе вселенной не может ограничений. И когда это различие преодолевается - абстрактным ли созерцанием, дающим временную свободу заточенной в теле душе, как понимали это греки и арии, или же, согласно спиритам, путём медиумизма - такое соединение воплощенного и развоплощенного духов действительно становится возможным. Именно это и происходило с йогами Патанджали и следовавшими по их стопам Плотином, Порфирием и другими неоплатониками, утверждавшими, что иногда, в часы экстаза, они соединялись, или вернее становились одним целым, с Богом, что они переживали несколько раз в своей жизни. Эта идея, какой бы она ни казалась ошибочной применительно ко Вселенскому Духу, высказывалась слишком многими великими философами, чтобы можно было отбросить её как всецело химерическую. Единственным спорным моментом, темным пятном в философии крайнего мистицизма у теодидактов было то, что они относили просто экстатическое озарение к разряду чувственного восприятия. В случае же йогов, утверждавших, что они способны видеть Ишвару “лицом к лицу”, это их утверждение было ниспровергнуто строгой логикой Капилы. Что же касается такого же притязания их греческих последователей и длинного ряда христианских экстатиков, вплоть до двух последних представителей последнего тысячелетия, утверждавших, что видели Бога - Бёме и Сведенборга - их претензии было бы можно и нужно поставить под вопрос философски и логически, если бы те немногие представители науки, которые являются спиритами, проявляли бы больше интереса к философии, чем к спиритическим явлениям.

Александрийские теософы подразделялись на неофитов, посвященных и учителей, или иерофантов; они заимствовали свои правила от древних мистерий Орфея, который, как пишет Геродот, привез их из Индии. Аммоний брал со своих учеников клятву не разглашать его высшие доктрины никому, кроме тех, кто был достоин того и посвящен, кто умел уважать богов, ангелов и демонов других народов, согласно эзотерической ипонойе, то есть подразумеваемому смыслу. “Боги существуют, но они не являются тем, как их понимают hoi polloi, необразованные массы”. - говорит Эпикур. - “Не тот атеист, кто отрицает существование богов, которым поклоняются толпы, а тот, кто привязывает к богам представления толп о них”. В свою очередь, Аристотель выражает это так: “Божественная Сущность проникает собой весь мир природы, иными словами, боги - это просто первоначала”.

Плотин, ученик “богом ученого” Аммония, говорит, что у тайного гнозиса, или знания теософии, есть три степени - убеждение, наука и озарение. “Средства или инструменты первой - это чувства, или восприятие; второй - диалектика; третьей - интуиция. По отношению к последней рассудок находится уже в подчиненном положении; это абсолютное знание, основанное на отождествлении ума с объектом познания”. Теософия - это, так сказать, точная наука психологии; она стоит в таком же отношении к естественному, некультивированному медиумизму, как знания в физике Тиндаля к познаниям школьника. Она развивает в человеке прямое видение - то, что Шеллинг назвал “осознанием тождественности объекта и субъекта в индивидуальности”; так что под влиянием знания ипонойи человек мыслит божественные мысли и видит все вещи такими, как они есть на самом деле и, наконец, “становится приёмником Души Мира”, как прекрасно выразился Эмерсон. “Я, несовершенный, восхищаюсь своим собственным Совершенным”, - говорит он в своем превосходном эссе “О Сверхдуше”. Помимо этого психологического аспекта, то есть состояния души, теософия культивирует все разделы науки и искусства. Она основательно знакома с тем, что широко известно как месмеризм. Теософы отвергают практическую теургию, или “ритуальную магию”, к которой столь часто прибегают католические священники для изгнания злых духов. Один лишь Ямблих, превосходя других эклектиков, добавил к теософии доктрину теургии. Не зная истинного смысла эзотерических божественных символов природы, человек склонен к неверной оценке сил своей души и, вместо духовного и мысленного общения с высшими, небесными существами, добрыми духами (богами теургов-платоников), он, не сознавая того, призовет рыщущие вокруг человечества злые, темные силы - неумирающие мрачные порождения человеческих преступлений и пороков - и так от теургии (белой магии) скатится до гоэции (черной магии, колдовства). Конечно, ни белая, ни черная магии не являются на самом деле тем, что понимает под этими словами расхожее суеверие. Думать, что существует возможность “вознесения духов” по ключу Соломона,- верх суеверия и невежества. Лишь чистота наших действий и мыслей поднимает нас до общения с “богами” и приближает к желанной цели. Алхимия, воспринимаемая многими как духовная философия, также, как и физическая наука, принадлежала к учениям теософической школы.

Примечателен тот факт, что ни Заратуштра, ни Будда, ни Орфей, ни Пифагор, ни Конфуций, ни Сократ, ни Аммоний Саккас ничего не записывали. Причина этого очевидна. Теософия - это оружие обоюдоострое и неподходящее для эгоистов или невежд. Как и у всех древних философий, у нее есть приверженцы и в наши дни, хотя в наши дни, до недавнего времени, они были немногочисленны, и принадлежали к самым различным сектам и взглядам. “Чисто умозрительная, не создающая никаких школ, она до сих пор оказывает молчаливое влияние на философию, и, несомненно, когда придет время, эти безмолвно выдвинутые идеи могут дать даже новое направление человеческой мысли”, - замечает масон IX° Кеннет Р.Х. Маккензи, сам мистик и теософ, в огромном и ценном труде - “Королевской масонской энциклопедии” (статьи “Теософия” и “Теософическое Общество Нью-Йорка”). Со времен философов огня теософы никогда не объединялись в общества и были известны как таковые лишь немногим равным, ибо ещё столетие назад христианские священники выслеживали их как диких зверей, и смерть им была гарантирована. Статистика показывает, что за период в 150 лет по обвинению в колдовстве в Европе было сожжено не менее 90000 мужчин и женщин. В одной только в Великобритании с 1640 по 1660 г., всего лишь за двадцать лет, за договор с “Дьяволом” 3000 человек были преданы смерти. И лишь в конце этого столетия - в 1875 году - несколько прогрессивных мистиков и спиритуалистов, неудовлетворенных теорией и объяснениями спиритизма, даваемыми его приверженцами, и считающих, что они далеки от того, чтобы охватить всю область феноменов, образовали в Нью-Йорке, в Америке, ассоциацию, широко известную ныне как Теософическое Общество. А теперь, объяснив, что такое теософия, мы разъясним в отдельной статье природу нашего Общества, которое также называется “Всеобщим Братством Человечества”.