Утешитель
Мишеньку арестовали.
Маменька и тетенька сидят за чаем и обсуждают обстоятельства дела.
- Пустяки, - говорит тетенька. - Мне сам господин околоточный надзиратель сказал, что все это ерунда. Добро бы, говорит, студент, а то гимназист-третьеклассник. Пожучат, да и выпустят.
- Пожучить надо, - покорно соглашается маменька.
- А потом тоже, и пистолет-то ведь старый, его и зарядить нельзя. Это всякий может понять, что, не зарядивши, не выпалишь.
- Ох, Мишенька, Мишенька! Чуяло твое сердце. Он, Верушка, как эту пистоль-то завел, так сам три ночи заснуть не мог. Каждую минутку встанет да посмотрит, как эта пистоль-то лежит. Не повернулась ли, значит, к нему дыркой. Я ему говорю: «Брось ты ее, отдай, у кого взял». И бросить нельзя - товарищи велели.
- Так ведь оно незаряжено?
- Незаряжено-то оно незаряжено, да Мишенька говорит, что в газетах читал, быдто как нагреется пистоль от солнца, так и выстрелит; и заряживать, значит, не надо. В Америке быдто нагрелась, да ночью целую семью и ухлопала.
- Да солнца-то ведь ночью не бывает, - сомневается тетенька.
- Мало что не бывает. За день разогреется, а ночью и палит.
- Не спорю, а только много и врут газеты-то. Вот намедни Степанида Петровна тоже в газете вычитала, быдто на Петербургской стороне продается лисья шуба за шестнадцать рублей. Ну, статочное ли дело? Чтобы лисья шуба…
- Врут, конечно, врут. Им что!.. Им все равно. Что угодно напишут.
Дверь неожиданно с треском распахивается. Входит гимназист - Мишин товарищ. Щеки у него пухлые, губы надуты, и выражение лица зловещее.
- Здравствуйте! Я зашел… Вообще считаю своим долгом успокоить. Волноваться вам, в сущности, нечего. Тем более что вы, наверно, были подготовлены…
У маменьки лицо вытягивается. Тетенька продолжает безмятежно сплевывать вишневые косточки.
- Можете, значит, отнестись к факту спокойно. Климат в Сибири очень хорош, особенно полезен для слабогрудных. Это вам каждая медицина скажет.
Тетенька роняет ложку. У маменьки глаза делаются совсем круглыми, с белыми ободочками.
- Вот видите, как вы волнуетесь, - с упреком говорит гимназист. - Можно ли так… из-за пустяков. Скажите лучше, были ли найдены при обыске компром… прометирующие личность вещи?
- Ох, Господи, - застонала маменька, - пистоль эту окаянную да еще газетку какую-то!
- Газету? Вы говорите: газету? Гм… Осложняется… Но волноваться вам совершенно незачем.
- Может быть, газета-то и не к тому… - робко вмешивается тетенька. - Потому он на газету-то только глазом метнул, да и завернул в нее пистолет. Может быть…
Гимназист криво усмехнулся, и тетенька осеклась.
- Гм… Ну, словом, вы не должны тревожиться. Газета. Гм… Тем более что тюремный режим очень хорошо действует на здоровье. Это даже в медицине написано. Замкнутый образ жизни, отсутствие раздражающих впечатлений - все это хорошо сохраняет… сохраняет нервные волокна… Каледонские каторжники отличаются долговечностью. Михаил может дотянуть до глубокой старости. Вам, как матерям, это должно быть приятно.
- Голубчик, - вся затряслась маменька, - голубчик! Не томи! Говори, говори все, что знаешь. Уж лучше сразу!..
- Сразу! Сразу, - всхлипнула тетенька. - Не надо нас готавливать… Мы тверды…
- Говори, святая владычица.
Гимназист пожал плечами.
- Я вас положительно не понимаю. Ведь ничего же нет серьезного. Нужно же быть рассудительными. Ну, газета, ну, револьвер. Что за беда! Револьвер, гм… Вооруженное сопротивление властям при нарушении судебной обязанности… В прошлом году, говорят, расстреляли одного учителя за то, что тот очки носил. Ей-Богу! Ему говорят: «снимите очки». А он говорит: я, мол, ничего не могу невооруженным глазом. Вот его за вооружение глаз и расстреляли. Что же касается Михаила, то, само собой разумеется, что револьвер будет посерьезнее очков. Да и то, собственно говоря, пустяки, если принять во внимание процент рождаемости…
Маменька, дико вскрикнув, откидывается на спинку дивана. Тетенька хватается за голову и начинает громко выть.
В дверь просовывается голова кухарки.
- Ну, разве можно так волноваться! Ай, как стыдно! - ласково журит гимназист.
Кухарка голосит: и на ко-го ты нас…
- Ну-с, я вечерком опять зайду, - говорит гимназист и, взяв фуражку, уходит с видом человека, удачно исполнившего тяжелый долг.