Шутка Mецената. Глава 8. О Яблоньке и ее физических и душевных свойствах

 

У Мецената и его клевретов была непонятная страсть: награждать всех, кто с ними соприкасался, прозвищами. Этим как будто вносился какой-то корректив в ту слепую случайность, благодаря которой человек всю жизнь таскает на своих плечах имя, выбранное не по собственному вкусу или вкусу других, а взятое черт знает откуда: почему этот элегантный, одетый с иголочки парень именуется Иван Петрович Кубарев, а не Виктор Аполлоныч Гвоздецкий, почему та пышная черноволосая красавица называется Людмила Акимовна, когда по всяким соображениям гораздо более подходило бы ей пышное черноволосое имя: Вера Владимировна?

Бессознательно, но, вероятно, именно поэтому клевреты крестили всех окружающих по своему.

Самой удачной, меткой кличкой у компании считалась Полторажида - кличка, которую прицепили к невероятно длинному рыжему унылому еврею-портному, часто освежавшему несложный гардероб клевретов.

И совсем уже несправедливо звучала "Кальвия Криспинилла" - Magistra libidinium Neronis, как окрестили добрую русскую няньку Анну Матвеевну... В ее характере ничего не было общего с "профессоршей Неронова разврата", хотя Мотылек и божился, что она не только снисходительно относится к объектам Меценатовых сердечных увлечений, но даже сортирует их на "стоящих" и "нестоящих" и ведет с ними по телефону длинные беседы принципиального свойства.

Одной из удачных кличек считалась также сокращенное "Яблонька" или официальное - "Яблонька в цвету", потому что это поэтическое название вполне соответствовало внешности Нины Иконниковой.

Высокая гибкая блондинка с огромными синими глазами, любовно озиравшими весь Божий мир, с пышной короной белокурых, нежных, как шелковая паутина, волос, вся белая, ароматная, будто пахнущая яблочным цветом, с высокой грудью и круглыми плечами, упругая, здоровая и свежая, как только что вылупившееся яичко. Походка у нее была изумительная: идет и вся вздрагивает, будто невидимые волны пробегают по телу, будто спелый колос волнуется от налетевшего теплого летнего ветерка...

Однажды некий экспансивный прохожий не выдержал: остановился посреди улицы, сложил молитвенно руки и пылко воскликнул:

- Боже мой! И пошлет же Господь в мир такую красоту!

Она нисколько не была шокирована этим восклицанием; приостановилась и, мило улыбнувшись, поблагодарила:

- Спасибо вам за ласковое слово. Мне приятнее всего, что в вашем комплименте дважды встречается слово "Бог". Значит, что вы хороший человек.

И пошла дальше как ни в чем не бывало, прямая и гибкая, как молодой тополь, попрежнему приветливо улыбаясь синему небу.

Первым познакомился с Яблонькой Мотылек. Этот расторопный поэт однажды долго шел за ней по боковой аллее Летнего сада и потом, восхищенный, потеряв над собой власть, как он вообще всегда терял власть над своим бурным темпераментом, вдруг подошел к ней и вступил в разговор.

- Куда вы идете? - порывисто спросил он.

- В библиотеку. Книгу менять.

- И я пойду с вами.

- Вы тоже идете книгу менять? - спросила она просто, без всякой иронии.

- Нет... я этого... Давно собирался абонироваться... Да представьте себе, не знаю, как это сделать. Это сложно?

- Совершенно не сложно, - мило рассмеялась она. - Пойдемте, я вам это устрою.

Мотылек бурно зашагал за ней, но, когда оба предстали перед прилавком, на котором лежали толстые каталоги, Мотылек вдруг ощутил, что он оступился и летит вниз головою в глубокую пропасть: он сейчас только вспомнил, что у него в кармане всего тридцать копеек, а плата за абонемент в месяц с залогом превышала эту сумму ровно в семь раз.

- Вот вам бланк, - сказала будущая Яблонька, - обязательно напишите ответы на вопросы и здесь подпишитесь.

Чтобы отсрочить окончательно гибель и позор, Мотылек долго возился над маленьким листком, собирал и распускал свои знаменитые морщины, раза два даже смахнул тайком пот со лба, каллиграфически выписал свою фамилию, сделал росчерк - роковой час расплаты придвинулся вплотную.

- Ну, что ж вы? - поощряла его Яблонька. - Теперь остается только заплатить и выбрать книгу по каталогу.

Мотылек тоскливо поглядел на ее свежие губы, поскреб яростно холодными пальцами затылок и вдруг брякнул:

- Послушайте... Можно вас отозвать в сторону на два слова?

- Что случилось? Пожалуйста.

Они отошли в сторону.

- Милая девушка! Видели вы еще когда-нибудь такого мерзавца, как я?

Ее губы дрогнули, и глаза немного затуманились...

- Что вы такое говорите... Разве можно так?

- Мерзавец! - в экстазе воскликнул Мотылек. - Форменный подлец! Слушайте же, как кается Мотылек! Слушай весь православный народ! Книга мне была нужна? По морде мне нужно было хлопнуть несколько раз этой книгой! Ведь это я к вам просто пристал давеча в Летнем саду - пристал, как самый последний уличный нахал!! А вы, святая душа, даже не догадались! Вы, как Красная Шапочка, доверчиво разговорились с Серым Волком...

- Да вы не похожи на Серого Волка, - рассмеялась одними лучистыми синими глазами Яблонька. - У вас доброе лицо. А я боюсь только пьяных. И то я одного пьяного однажды вечером устыдила. С ними только нужно побольше простой примитивной логики. Подходит он ко мне вечером на Владимирской улице и говорит: "Пойдем со мной, барышня". Конечно, можно было бы позвать городового - в двух шагах стоял, - но мне жалко сделалось этого пьяненького. "Куда же, - я говорю, - мне с вами идти?" - "Пойдем поужинать". - "Смотрите-ка, - говорю, - какая жалость... А я уже поужинала!" - "Да что вы, - опечалился он. - Экая жалость! Ну, вина выпьем, что ли?" - "Вина мне нельзя! Доктор строго запретил". Призадумался: "Как же быть?" - "Уж я и не знаю". - "Что ж мне с вами делать все-таки? А может быть, бокальчик бы одолели? Попытались бы, а?" - "Да нет уж, и пытаться не стоит". Совсем он сбился с толку. "Что ж мне с вами делать?" - "Да уж придется, верно, махнуть на меня рукой. А вы бы спать лучше пошли... а? Вон у вас вид какой усталый. Небось заработались". Всхлипнул он, утер мокрые усы и говорит: "А что вы думаете - и пойду! Никто меня не понимает, а вы поняли! Главное теперь - спать". Снял котелок, поклонился - и разошлись мы в наилучшем расположении духа.

- Вот вы какая! - восхитился Мотылек. - Вам бы с Меценатом познакомиться - он бы вас очень оценил.

- Кто этот Меценат?

- Кто?! А вот кто: у вас два рубля есть?

- Есть.

- Дайте мне на несколько минут. Вот спасибо. Теперь я беру вашу книгу - что там у вас? Новая книга Локка. Меценат, наверное, не читал. А вы возьмите свеженькую - и пойдем.

- Куда? - засмеялась Яблонька.

- Я вам долг отдам. Я, миленькая моя, человек честный. Ну, живо, живо!

- Да куда вы меня тащите, сумасшедший человек!

Но Мотылек уже запылал, задергался, как он пылал и дергался всегда... Взял Яблоньку под руку, озабоченно собрал в дорогу все свои морщины и повлек сбитую с толку Яблоньку на улицу.

- Вы очень странный человек, - робко успела пролепетать Яблонька.

- Да уж и не говорите. Кончу я жизнь или знаменитым поэтом, или в сумасшедшем доме... Девушка! Любите ли вы красоту мира? Она во всем: в плакучей иве, склонившейся над тихо плывущей рекой, в угрюмой прямизне петербургской улицы, в новом интересном человеке, а человек этот... Девушка!! Что может быть интереснее Мецената? Нашего доброго, мудрого, благородного Мецената - этого ленивого льва с львиной гривой на львиной шкуре, льва, наполовину бросившего свою прекрасную львицу - ради красоты, свободы и созерцательности!

- Я вас не совсем понимаю, - мягко возражала Яблонька, пытаясь освободить свою руку.

- И не надо! Сейчас не понимаете - потом поймете! Скоро поймете. Даже сейчас! Вот мы уже у Меценатова подъезда. Эй, швейцар! Немедленно же вызовите из второго номера хозяина - скажите, по очень важному, спешному делу. Живо!

- Вы очень странный, - покачала головой Яблонька. - Очень; но вы не страшный. Только зачем Меценат? Может быть, он занят сейчас чем-нибудь, а вы его отрываете. Не лучше ли в другой раз?

- Нини! Да вот уже его шаги. Видите, как он мягко спускается - как старый добрый лев. А за ним слышен тяжкий бег буйвола - это, конечно, Телохранитель.

Меценат, а за ним Новакович, оба без шапок, выскочили на улицу и, увидев около Мотылька белокурую красавицу, замерли, молчаливые, удивленные.

- Меценат! Я вас сейчас же, сейчас, прямо-таки вот немедленно познакомлю, но... дайте мне сначала два рубля. Вот вам за это книга. Вы абонированы! Локка книга. Читайте ее, она интересная. Ведь книга интересная? - стремительно обратился он к Яблоньке.

- Интересная, - спокойно улыбнулась она, разглядывая странную группу: Мецената в засыпанном пеплом бархатном пиджаке и выглядывающего из-за его плеча мощного студента Новаковича.

- Скорей два рубля, Меценат! Спасибо! Вот вам, благодетельная фея, мой долг, а теперь можно и познакомить вас. Это Меценат. Правда, чудный? А тот пещерный медведь сзади - Телохранитель. Новакович! Дай тете ручку и шаркни ножкой. Господа! Эта девушка - лучшая в столице. Я с ней заговорил на улице, как мерзавец, а она ответила мне, как святая. А красота какая! Хотите, мы будем на вас молиться? Лампадку зажжем! Песнопение для вас сочиним. Телохранитель! Подбери глаза - а то на мостовую рассыплешь. Меценат! Видите, как я вас люблю! Увидел воплощение красоты, и первая моя мысль - о Меценате!.. "Меценат! - подумал я. - Ты будешь бедный, если не увидишь ее хоть издали!" А Новакович, светлая девушка, тоже хороший - двумя руками девять пудов выжимает.

- Мотылек с ума сошел, - усмехнулся первый пришедший в себя Меценат. - Позвольте узнать ваше имя?

- Нина Иконникова.

- А вы знаете, как я вас назвал, когда вы так вот стояли, белая, ласковая, около этого корявого пня? Подумал я: яблонька в цвету!

- Гип, гип, ура, Яблонька! - заорал Мотылек на всю улицу.

- Вы не обидитесь, - улыбаясь, спросил Меценат, - если я предложу вам зайти к нам отдохнуть от трескотни Мотылька. Они оба люди, которые могут с непривычки ошеломить, но публика, в общем, не страшная.

- Я должна спешить домой, - ответила, подумав, Яблонька, - но если вы не будете меня задерживать, я минут десять посижу.

- Яблонька, - сказал Новакович, выдвигаясь вперед. - За то, что вы нас сразу поняли, и доверились, и идете к нам, я отныне даю присягу быть вашим рыцарем, защищать вас от всяких невзгод, а если кто-нибудь посмеет что-нибудь лишнее - оторву голову и суну ему под мышку. Господа! Дорогу Яблоньке!

И, когда Яблонька шагнула на площадку Меценатовой квартиры, Новакович одним движением снял с себя тужурку и почтительно подбросил ее под ножки Яблоньки.

"И жители восторженно встречали ее, - неизвестно откуда процитировал Новакович, - и расстилали плащи перед ней, чтобы ее нежной стопы не коснулась грубая земля".

- У вас сзади рукав рубашки разорвался, - заботливо заметила Яблонька, осматривая рукав Новаковича. - Если у вас найдется нитка и иголка - я зашью.

- Вот девушка!.. Если бы я был достоин - я поцеловал бы край ее платья, - вздохнул Новакович, толкнув Мотылька плечом.

Яблонька вступила в знаменитую гостиную Мецената и с любопытством огляделась.

- Уютно у вас, а только странно. И солнца мало. Отчего портьеры задернуты? А для пепла полагается пепельница, а не ковер и не плечи бархарного пиджака. Где у вас щетка? Я вас почищу немного...

Яблонька посидела самую чуточку, скушала одну грушу, поправила висящую криво картину и уже надевала перед зеркалом воздушную шляпку, собираясь уходить, как в дверях показалась Анна Матвеевна.

- Экое чудо у нас, - охнула она, разглядывая Яблоньку. - Вы бы, барышня, подальше от них были! Это ведь сущие разбойники - обидят они вас.

- Меня, бабушка, невозможно обидеть, - рассмеялась Яблонька. - Я в Бога верю и всех людей люблю. Какие же они разбойники? Странные немного, но милые.

- Этакими милыми в пекле все дорожки вымощены. Как зватьто вас?

- Яблонька, - выскочил сбоку Мотылек.

- Яблонька и есть. До чего ж ладная девушка. Хоть бы вы их, сударыня, усовестили, чтоб коньячища этого не лакали спозаранку...

- Анна Матвеевна! Да ведь мы по рюмочке!

- Знаю, что по рюмочке. В этакую рюмочку тебя и поп при святом крещении окунал. Скушать чего не хотите ли, сударыня?

- Нет, спасибо, мне идти надо... Буду в этих местах - зайду еще посмотреть, как вы тут живете. А коньяк лучше не пейте. Хорошо?

- Сократимся, - усмехнулся Меценат. - А если вам нужны какие-нибудь книги - так моя библиотека к вашим услугам. Ройтесь, разбрасывайте - у нас это принято.

Яблонька ушла, звонко поцеловав Анну Матвеевну на прощание.

После ее ухода нянька подошла к креслу, грузно уселась в него и, посмотрев на победоносно переглядывавшихся клевретов, строго сказала:

- Ну, ребята... Не пара она вам. Не по плечу себе дерево рубите.

- Кальвия, - возразил Мотылек, обнимая ее седую голову. - Где же это видано, чтобы Мотыльки да рубили Яблоньки? Наоборот, я буду порхать около нее, вдыхая аромат, буду порхать - вот так!

Он вспрыгнул на оттоманку, перемахнул на стол, оттуда обрушился на плечи Новаковича и наконец, тяжело дыша, сполз с Новаковича на пол.

- Мотылек, - сказал размягченный Меценат. - За то, что ты сегодня вспомнил, подумал обо мне - я дарю тебе изумрудную булавку для галстука. Она тебе нравилась.

- А я, - торжественно подхватил Новакович, - никогда больше по позволю Кузе говорить, что все твои произведения читал у чужих авторов в немецких журналах!! Ты совершенно оригинальный писатель, Мотылек!

- А я, - проворчала нянька, - оборву тебе уши, если ты будешь бросать мне на ковер апельсиновую шелуху.

- Кальвия! Я вас так люблю, что отныне буду есть апельсины вместе с кожурой.

И все впоследствии не исполнили своих обещаний, кроме Мецената, булавка которого навсегда украсила тощую грудь Мотылька, как память о Яблоньке, изредка, как скупой петербургский луч, заглядывавшей в темную Меценатову гостиную.

Аркадий Аверченко. Шутка мецената