Шутка Mецената. Глава 10. Тосты. Первая удача Куколки

 

Когда подали вино и шашлыки, произошло общее движение, полное восторга, почти экстаза.

Новакович глянул хищным оком на шашлыки и простонал:

- О, как я люблю этого зайца!

- Да это не заяц, а шашлыки.

- Ну, все равно, я люблю эти шашлыки.

И блестяще доказал это. Шашлыки понесли от его зубов полное поражение. Увлеченный его аппетитом, Меценат заказал еще несколько порций, потом встал с бокалом в руках и провозгласил:

- Этот бокал я выпью за вечную немеркнущую красоту мира! И воплощение этой красоты - в сегодняшней нашей имениннице - Принцессе, которая одной своей улыбкой способна осветить все кругом! О, конечно, вы можете возразить мне, что женская красота - предприятие непрочное, но я смотрю на это шире: когда красота поблекнет, когда наступит мудрая красивая старость, за ней смерть, а потом разложение жизненной материи на первоначальные элементы, то из элементов моей дорогой жены снова получится чтолибо не менее прекрасное: вырастет стройная белая кудрявая березка, под ней свежая шелковая травка, а над ней проплывет душистое жемчужное облачко, прольется несколькими жемчужными каплями и протечет светлым ручейком... И во всем этом - в березке, в облачке, в мураве и в каплях весеннего дождя - будет часть красоты моей прекрасной жены, именины которой мы сейчас так чинно и благородно празднуем. Принцесса! За ваше великолепное здоровье!!

- Вот тебе, - прошептал пригорюнившийся Новакович, - начал Меценат за здравие, а кончил за упокой. А интересно, братцы, куда, в какие элементы перейду я после смерти?

- В силу справедливости, - ухмыльнулся Кузя, - ты бы должен был целиком перейти в барана...

- Почему? - грозно спросил Новакович.

- Потому что сейчас целый баран со всеми своими элементами и даже с почками, которые ты стащил с моей тарелки, потому что целый баран перешел в тебя. Нет, господа, вот я скажу речь, так это будет речь, а не разложение живого человека на первичные элементы. Друзья! Никто из вас так не понимает Принцессу, как я. Нам говорят: "Вы ленивы! Вам не хочется даже пальцем пошевелить, лишний шаг сделать..." Слепцы! Да разве ж это не самое прекрасное, не самое благодетельное в мире?! Вот мы ленивы - да разве ж мы способны поэтому сделать кому-нибудь зло? Ох, бойтесь, господа, активных людей! Мыто, может быть, наполовину и приятные такие, что мы ленивы. Да дайте Принцессе подвижной, деятельный характер, дайте ей инициативу - сколько она нашего мужского человека погубила бы на своем пути?! Этакая красавица, да если бы она не дремала в прямом и переносном смысле этого слова, - ряд мужских трупов окружил бы ее, как цветочная гирлянда на голове неумолимой богини Кали! Есть чудаки, которым мил ураган, разметывающий тучи, как щепки, ломающий вековые деревья и срывающий с домов крыши, есть любители бешеной бури на море, когда скалы стонут под напором озверевших волн! Я не из их числа! Мне мила тихая зеркальная заводь, где дремотные ивы, склонясь, купают свои элегические зеленые ветви в застывшей воде и где я вижу свое отражение, тоже мирное, кроткое, не возмущенное рябью никакого беспокойного ветра!

- Однако ты довольно ловко приплел себя к этому тосту, - ядовито перебил его Мотылек, - все "я" да "я"! "Мне мило то-то", "я смотрю туда-то", "я любуюсь собою там-то и там-то". Нарцисс паршивый.

- Молчи, изгнанник из редакционных недр! Придержи язык, заступник Пушкина! Я перехожу сейчас непосредственно к Принцессе. Сегодня вместе с ней на нас сошла сама прекрасная Тишина, наши души окутал сладкий покой нирваны, мы будто стоим на берегу южного знойного моря, заснувшего в такой прекрасной неге, что взять бы крикнуть: "Остановись, мгновенье, на всю жизнь! Ты прекрасно!" Но не хочется нарушать криком этого знойного душистого молчания, и стоишь так молча - зачарованный колдовской волшебной царицей лени и сладкой неподвижности. За ваше здоровье, Принцесса! Вы согласны со мной?

- А? Что вы такое сказали? Я, признаться, немного замечталась... Простите!

Общий смех не смутил Кузю. Он сделал рукой знак помолчать.

- Не гогочите. Клянусь вам, что в жизни своей я не произносил такой длинной речи, и еще клянусь, что вопрос великолепной Принцессы есть лучшее подтверждение моих слов и лучший для меня комплимент. Я сейчас молился, понимаете вы это? Моя душа звенела, как Эолова арфа... Мотылек, дай мне спичку.

- Какую тебе спичку?! Моя коробка у меня в пальто, а твоя лежит около тебя.

- О, толстокожий! Как ты не понимаешь, что твоя коробка в пальто ближе к тебе, чем моя здесь же на столе! Тебе легче...

- Я не помешаю? - раздался мягкий голос из-за портьеры. - Можно к вам?

Вошел Куколка, свежий, застенчиво улыбающийся красными пухлыми губами, как всегда, безукоризненно одетый в свежий черный костюм, в элегантном галстуке, с перчаткой на левой руке...

- А, Куколка! Вас только и недоставало до ансамбля. Входите! Позвольте вам представить. Это Ее Высочество Принцесса Остготская. Ваше Высочество! Разрешите вам представить нашего юного друга, чудного поэта, для которого наши духовные очи провидят большое будущее.

- Очень счастлив, - сказал, склоняя кудрявую голову, Куколка. - Мое имя Шелковников Валентин... мое отчество...

- Подробности письмом, - бесцеремонно перебил его Мотылек, целуя вместо него на лету белую душистую руку, протянутую Принцессой, - садитесь, сын Аполлона. Ну, что... вас можно поздравить? - осведомился он, подмигивая всей компании.

- С чем?

- С секретарским местом! Ведь я же вас давеча туда направил.

- Ах, - вспыхнул Куколка, - а я и забыл поблагодарить вас! Экая неучтивость. Вы знаете, Мотылек... (Вы позволите мне вас так называть?) родной брат не сделал бы мне того, что сделали вы!

- Да что такое? - нервно перебил его Мотылек.

- Дело в том... (Ох, как я вам благодарен. О, какая, господа, это великая вещь - дружба!) Дело в том, что я пошел почти безо всякой надежды... единственно потому, что решил во всем вас слушаться. Ведь я знаю, что вы желаете мне добра...

- Да не мямлите. Ближе к делу! - проскрежетал нетерпеливо Мотылек.

- Ну, что ж... Ваш редактор оказался очень симпатичным. Когда он узнал, что я тот самый поэт Шелковников, о котором последнее время так много писали в газетах, то сделался вдвое любезнее. "Буду, - говорит, - счастлив сделать для вас все что ни попросите". - "Я, - говорю, - слышал, что у вас освободилось место секретаря редакции, так вот нельзя ли?.." - "Видите ли, - говорит, - мой принцип - избирать себе помощников только среди людей, хорошо мне известных, но я вижу, что характер у вас хороший, покладистый, да и имя вы себе уже кое-какое приобрели... А кроме того, явились вы под горячую руку!! Так что приступайте с Богом к своим обязанностям..." - "Простите, - говорю я, - я буду согласен на все ваши условия, но разрешите мне поставить только одно свое: я могу занять место лишь тогда, если вы пообещаете напечатать стихи моего предшественника - "Тайна жемчужной устр..."

- Ни за что! - дико закричал Мотылек, вскакивая с места. - Кто вас просил ставить такие условия?!! Не хочу! Завтра же отбираю свою "Тайну устрицы"!!

- Постойте... Да ведь он согласился. Я его убедил.

- Вы его убедили?! - угрюмо сказал Мотылек обведя всю компанию непередаваемым взглядом - Вы его убедили?!! Я его не мог убедить, а вы его убедили

- Я же хотел вам приятное сделать, - моляще прошептал Куколка, прижимая к груди руки. - Если бы я знал, что этого не следовало...

- Он его убедил, - простонал Мотылек, роняя голову на руки.

Потом встряхнулся и угрюмо поглядел на Куколку.

- Короче говоря - место за вами?

- Да, за мной. Но если хотите, я завтра же...

- Нет, нет! - с дикой энергией вскричал Мотылек. - Вы должны, обязаны занять это место! Я так хочу. И вы пишите в этом журнале! Пишите больше!!

- Он и просил у меня стихотворение для следующего номера. У меня и сюжет в голове есть.

Воцарилось долгое молчание, которое каждый переживал по своему... Один Меценат был царственно невозмутим, тихо посмеиваясь в свои пышные седеющие усы... Да еще Куколка: он с детским любопытством поглядывал на Принцессу и потом, не выдержав, склонился к уху своего соседа, Новаковича.

- Скажите, эта дама - действительно принцесса? Настоящая принцесса?

- О да, - с готовностью отвечал шепотом Новакович. - Только она не любит, когда ей говорят о ее царственном происхождении. Это вообще тяжелая история... Она недавно пережила большую душевную драму. Дипломаты ее родины задумали выдать ее замуж на абиссинского негуса, а она, понимаете не может переносить черного цвета... Это, кажется называется дальтонизм. Или еще проще - идиосинкразия! Она сначала хотела лишить себя жизни посредством фиалкового корня, но ее спасли, тогда она подкупила слуг и бежала, севши в корзину воздушного шара который для забавы был привязан в роскошном саду ее владетельного отца... Северовосточный ветер и принес ее в Петербург.

- Как же вы с ней познакомились?

- Целая история! Пошел я однажды ночью прогулки ради на Горячее Поле, вдруг вижу - воздушный шар низко-низко над полем летит... А внизу конец гайдропа болтается... так сажени на полторы от земли. Ну, вы же знаете мою силу и ловкость; подскочил я, ухватился за конец и притянул корзинку. В корзинке принцесса в обмороке и мертвый, уже разложившийся, как говорит Меценат, на свои составные элементы слуга. Извлек я Принцессу, привел в чувство, и с тех пор, вы видите: нас водой не разольешь, такие друзья. Только вы, Куколка, не напоминайте ей этой истории... Вы понимаете, как тяжело!.. Слугу Рудольфом звали, - добавил Новакович ни к селу ни к городу.

- О, я понимаю, совершенно понимаю, - пылко воскликнул Куколка. - Однако, Новакович, какой это замечательный сюжет для стихотворения, правда?

- Чудный сюжет, - согласился Новакович, запихивая в рот кусок шашлыка. - Вы бы поговорили с Ее Высочеством. А то наши ребята перед ней робеют. А вы такой находчивый.

- Чего ж тут робеть, - улыбнулся Куколка. - Я могу вести какой угодно разговор.

И изысканным тоном обратился к дремлющей Принцессе:

- Как поживаете, Ваше Высочество?

Принцесса открыла глаза и впервые взглянула на Куколку.

- Что вы говорите?

- Я спрашиваю: как вы себя чувствуете?

- Спасибо, очень хорошо. Только они все такие шумные. Давеча даже речи какие-то в мою честь говорили. А вы тоже из их компании?

- Да, я имел счастье недавно познакомиться с Меценатом и его друзьями, и вы знаете, Ваше Высочество, они ко мне отнеслись как к родному. В их обществе я себя чувствую чудесно.

- Отчего они называют вас Куколкой?

Куколка зарумянился и опустил свои длинные шелковые ресницы.

- Право, не знаю... Это меня впервые Анна Матвеевна - достойнейшая женщина! - так окрестила, а им и понравилось.

- Я вас тоже буду называть Куколкой. Можно?

- Пожалуйста, Ваше Высочество.

- А вы не шумите?

- То есть как? Нет, я вообще тихий.

- Ну, тогда хорошо. Заезжайте когда-нибудь ко мне, я вас чаем попою.

- Буду счастлив. Не замедлю.

- А они все такие шумные, - капризно пожаловалась Принцесса. - Новакович однажды Кузю в ковер закатал... Мне же пришлось его потом и раскатывать.

- Какой ужас! - искренне огорчился Куколка. - Но, если не ошибаюсь, господин Кузя, кажется, очень тихий?

- Да он ничего, только однажды в мою раскрытую шкатулку с бриллиантами окурков насовал.

- Пепельница далеко стояла, - вразумительно пояснил Кузя. - Но я люблю бывать у Принцессы. Тихо так, никто не беспокоит. Я один раз у нее часа три в кресле проспал.

- А вы любите поэзию? - осведомился Куколка.

- Люблю, - согласилась, немного подумав, Принцесса, - только чтоб стихи были короткие.

- Мои не длинные, - успокоил Куколка.

- Господа! - нетерпеливо стукнул по столу хмуро молчавший до сего Мотылек. - Когда же мы устроим коронование Куколки в поэты?!

- Не нравится мне что-то Мотылек, - шепнул Кузя Меценату. - Мы все шутим, смеемся, а у него в истории с Куколкой какой-то надрыв.

- Мотылька надо понять, - качнул седеющей головой Меценат. - Он талантливее нас всех, а не складывается у него, у бедняги, литературная судьба. Вот он и дергается... Денег дать ему, что ли? Да нет, это его не устроит.

- Когда коронование? - капризно повторил Мотылек, ударяя ладонью по столу. - Хочу короновать Куколку.

- Да можно в субботу. У меня. Только Яблоньку нужно бы предупредить.

- Хорошо, - поспешно подхватил Новакович с деланно-равнодушным видом. - Я зайду ей сказать.

Кузя толкнул Мецената локтем в бок.

- Да зачем же тебе затрудняться? Я почти мимо ее дома прохожу. Зайду утречком.

- Где тебе! Ты так ленив, что на площадке лестницы заснешь. Не трудись лучше - я сам зайду.

- Нет, я!

- Кузя! Опять в ковер закатаю!

- А я высуну голову из ковра и крикну на весь крещеный мир: "Православные! Телохранитель влюбился в Яблоньку!"

- Дурак! - прошептал Новакович, отворачивая лицо к стене. - Ах, какой ты дурак! И с чего взял, спрашивается.

- Что я взял?

- Что я... этого... люблю Яблоньку.

- Ах, значит, ты ее не любишь? Завтра же доложу ей: "Телохранитель сказал, что он вас не любит!"

- Да чего ты пристал к нему, как комар, - вступился Меценат. - Не смей обижать моего Телохранителя!

- Как это они хотят вас короновать? - спросила Принцесса, мерцая из полутьмы своими черными звездами-глазами.

- Не знаю, - добродушно усмехнулся Куколка. - Но это, вероятно, очень забавно и весело.

Разошлись поздно. Решили всем обществом проводить Веру Антоновну. Ночь была ясная, звездная, и дышалось после душного кабинета легко. Шли так: впереди Куколка вел Принцессу под руку, за ними Меценат об руку с Мотыльком - что-то тихо, но горячо доказывал своему погасшему другу-неудачнику, а сзади Новакович с Кузей энергично доругивались по поводу все той же Яблоньки...

А она, даже не подозревая, что служит предметом спора, уже давно спала в своей белоснежной девственной постельке... Белокурые волосы, как струи теплого золота, разметались по подушке, а полуобнаженная свежая девичья грудь дышала спокойно-спокойно...

Аркадий Аверченко. Шутка мецената