Чехо-словакия

Аверченко Аркадий Тимофеевич. Записки Простодушного
Сборник рассказов "Я в Европе", 1923.

 

 

Прага

Недавно я прогуливался в сопровождении своего импресарио по улицам Праги, погруженный в тихое умиление.

- О, прекрасная старуха, милая сердцу каждого художника, - думал я, - сколько веков копила ты свои каменные сокровища и как ты ревниво бережешь их, подобно скупому рыцарю...

- Очень недурной городишко, - прозаично перебил мои грезы импресарио - этот человек с книжкой театральных билетов вместо сердца и с идеалами, заключающимися в красиво отпечатанной афише.

- По отношению к Праге вы могли бы выражаться почтительнее, - сурово заметил я.

- Я восхищен Прагой. Чего ж вам еще нужно... Я просветлел.

- А-а, понимаю. Вам нравятся эти живописные серые дремлющие дома, многовековый сон которых...

- При чем тут дома... Я восхищен тем, что здесь нет этой идиотской манеры - заклеивать чужие афиши.

- Черт знает о чем вы говорите! Какие афиши?!

- Обыкновенные, театральные. Я знал города, где только что наклеишь афишу, как другой импресарио уже бежит и наклеивает на вашу афишу свою.

- Глупости вы говорите.

- Нет-с, не глупости. Да вот вам наугад одна из многочисленных историй. Приехали в один город два гастролера и выпустили их импресарио афиши. Вышел один импресарио погулять, полюбоваться на расклеенные афиши - глядь, - а они уже сплошь заклеены его конкурентом... Побежал он домой, взял новые и пошел заклеивать афиши конкурента собственноручно. Только что кончил, видит, идет конкурент с пачкой афиш под мышкой и с ведром клею. Ходит и заклеивает только что наклеенные афиши. Побежал первый домой за свежими афишами и - давай восстанавливать свои нарушенные права. Около одного пункта оба сошлись. Стоят молча друг около друга и клеят. Один наклеивает, другой искоса взглянет на него, да на свеженькую афишу свою и прилепит. Полчаса они так клеили одна на другую - прямо слоеный пирог на стене получился!

- Чем же кончилось? - спросил я, не на шутку заинтересованный.

- У первого афиши раньше кончились. Посмотрел он на свои пустые руки, вздохнул, снял пиджак, мазнул по нему кистью и залепил пиджаком афишу конкурента. Обиделся тот за такое нарушение театральной этики да хвать беспиджачного кистью по голове...

- Убил?!

- Не особенно. Тот два месяца в больнице пролежал, а этот два месяца в тюрьме просидел. Сенсационнейший процесс был, но в результате оба по хорошему сбору сорвали. Знаете, я запишу, чтоб не забыть.

- Что запишете?

- Что в Праге такое хорошее правило - афиши не заклеивать. Приеду в Россию - у себя введу.

- Мне здесь другое нравится, - задумчиво сказал я. - Очень любят здесь старину и сохраняют ее. Есть дома, которые по пятьсот лет стоят, и их любовно берегут. А у нас в России на старину смотрят, как на рухлядь. Вернусь в Россию - буду пропагандировать сохранение старины. Запишите, чтобы не забыть.

- Запишу. А потом тут хорошая манера: при пивных заводах есть такие садики - дают только пиво на стол, а сосиски и ветчину посетители с собой в бумажке приносят. У нас в России хозяин пивной за это огромный скандал закатил бы. Да и посетитель считал бы моветоном и верхом мещанства - прийти в ресторан со своими продуктами. А ведь - очень удобно. Запишу в книжку, чтоб не забыть, и потом в России введу.

- А мне вот тоже нравится, что город просыпается с зарей и в шесть часов утра уже работа в полном ходу. Записать, а?..

- Запишите.

- А соколов видели? Какие молодцы! Тренированные, бодрые. Всегда с музыкой, и публика их приветствует криками и аплодисментами. А наша русская молодежь... Я запишу, а?

- Запишите. Кстати, вот трамвай идет. Ну-ка, кто ловчее вскочит на ходу...

Я употребил ловкий, чисто сокольский прием и, как птица, взлетел на подножку трамвая. Импресарио - за мной.

Но... тут случилось что-то непонятное... кто-то крикнул, кто-то свистнул, трамвай остановился, и молодцеватый полицейский вежливо отнесся ко мне:

- С вас четыре кроны.

- Так я их кондуктору уплачу, - бодро возразил я.

- Нет, мне. Штраф. Нельзя вскакивать на ходу.

- А у нас в России...

- Вот вы в России и скачите. Дальше мы пошли пешком.

- Записать? - спросил притихший импресарио.

- Насчет чего?..

- А вот насчет скакания. Когда в Россию вернемся, чтоб ввести.

- Гм... запишите, пожалуй, только помельче... А вот на углу русские газеты. Купите. Интересно, как поживает Ленин.

Мы развернули газеты и уткнулись в них носом с таким интересом, будто о болезни родного отца читали.

- Жив еще!

- Жив, но уже, как говорится, ни папа, ни мама не скажет.

Сзади кто-то деликатно тронул меня за плечо. Я оглянулся.

- Пожалуйте четыре кроны штрафа, - сказал полицейский.

- За что?!

- На улице читать запрещено.

- Да я и не читал.

- А что ж вы делали?

- Жарко, я хотел лицо утереть газетой. Знаете, при нашем беженском положении, когда нет носовых платков...

- Утираться газетой, на которой свежая краска! Тогда я вас оштрафую за нечистоплотность.

Я разозлился.

- Попробуйте! У меня родной дядя - Масарик.

- Не завидую ему, что он имеет таких родственников.

- Ну и насчет полиции ему тоже не повезло.

- Объяснитесь.

- Послушайте, вы меня лучше не задерживайте. Я спешу на завтрак к Бенешу и, если опоздаю...

- Ничего. Вы ему покажете квитанцию в уплате штрафа...

- Это вот такая квитанция? Могу я прочесть, что вы в ней написали?

- Можете!

Я ехидно улыбнулся:

- Да как же я могу читать ее, когда вы сами говорите, что на улице читать запрещено.

Крупные капли пота выступили на честном полицейском лбу.

- Тогда пожалуйте за мной в участок - там в закрытом помещении и прочтете.

- Не беспокойтесь. Нате ваши четыре кроны. Кланяйтесь вашему начальнику полиции и скажите, что между нами все кончено...

Мне недавно говорили, что пражская полиция отличается гениальным искусством открывать преступления и находить преступников. Мне говорили, что за все время существования полиции только одно преступление осталось не открытым и не наказанным.

Теперь прибавилось еще другое преступление - не открытое и не наказанное: когда мы зашли за угол, я все-таки, озираясь по сторонам, дочитал газету на улице.

Омраченный импресарио спросил меня:

- Это записать? Насчет чтения на улице?

- Не надо, - угрюмо сказал я. - Незачем портить записную книжку.

P. S. Если орган, в котором будет напечатан этот фельетон, опубликует мое второе преступление с газетой и полиция явится ко мне за штрафом - я запишу этот штраф на счет редакции. Записать?

 

Чехи

Нет на свете человека деликатнее и воспитаннее чеха...

Он ласков. Он заботлив. Он внимателен. Невозмутим. Всегда прекрасное расположение духа. Исключительно любит нас, русских.

Я никогда не видел, чтобы чех в обществе вышел из себя. А для меня нет ничего приятнее, как взвалить на свои плечи самую трудную задачу в мире... Поэтому я решил вывести чеха из себя...

* * *

Трое чехов и я - мы сидели в углу ресторана и дружелюбно попивали пиво.

Я подстерег паузу, обвел компанию хитрыми глазами и неожиданно сказал:

- Мне ваше правительство не нравится. Будь я на месте чеха - я бы съязвил:

- Зато у вас, у русских, хорошее правительство! Вместо этого чех кротко возразил:

- Видите ли, у нас правительство еще молодое. В будущем оно сделается старше, опытнее и, вероятно, не будет делать тех ошибок, которые вы имеете в виду.

- И Прага мне ваша не нравится, - сказал я, втайне приготовив руку для защиты на случай удара по голове со стороны соседа.

- А мне кажется - город красивый, - деликатно возразил мой сосед.

- Что толку, что красивый! Трубочист! Если трубочист, покрытый сажей, будет Аполлоном Бельведерским - все равно сквозь слой сажи красоты не видно.

- Прага - старый город.

- И напрасно. Надо бы помоложе. И потом, господа! Как вам не стыдно? Как можно на спящего человека наваливать 5 пудов?!

- Кто на вас навалил 5 пудов?! - испугался мой сосед с другой стороны.

- Помилуйте! А перины, которыми вы накрываетесь?! Внизу перина, сверху перина; получается огромный пирог, в котором тоненькая прослойка фарша, - полураздавленный плоский человек. Мне всегда снится, что на меня обрушился глетчер и засыпал меня миллионом пудов снегу!.. Это не постель, а обвал в горах! Утром горничная долго должна искать маленькое сморщенное задохшееся существо, чтобы с помощью массажа и искусственного дыхания пробудить его к жизни!..

- Зимой под периной теплее, - робко возразил чех. - Впрочем, действительно, с непривычки, может быть, неприятно...

- Неприятно!.. Это даже неэстетично!! Вообразите молодую, хорошо сложенную женщину под этой горой! Каковы получаются у нее контуры? А? А как у вас подают водку в ресторане? Вы видели хоть одного кельнера, который, несмотря на все ваши мольбы, подал бы вам водку перед обедом?! Он всегда норовит притащить водку к сладкому!! Это разве порядок?!

- Это, вероятно, потому, что наш национальный напиток - пиво...

Я кричал, жестикулировал, выдумывал самые тяжелые вещи - чехи были неизменно вежливы, кротки и безмятежны. Я головой бился об эту каменную стену деликатности, я охрип и, наконец, не найдя больше других недостатков, ворчливо сказал:

- И потом мне совершенно не нравятся ваши...

Я боюсь даже написать произнесенное мною слово, потому что - едва это слово прозвучало - с моими компаньонами произошла разительная, волшебная перемена... Лица их налились кровью, глаза засверкали негодованием, и мужественные кулаки, как молоты, застучали по безвинному столу:

- Вы у нас в Чехии гость! - загремели голоса. - И поэтому невежливо говорить в Чехии такие вещи! Если вам не нравится - уезжайте к себе в Россию!

Господи! За что они так на меня напали? Ведь я только сказал, что мне не нравится такая простая вещь, как...

Нет... страшно. Лучше я напишу это слово завтра.

 

Кнедлики

"Кнедлики"!!!!!

Вот то слово, которое привело в возмущение и ярость моих друзей-чехов...

- Позвольте, господа, - оправдывался я. - Ну, что в них хорошего? Что такое - кнедлики?! Это вареный, тяжелый, как свинец, хлеб, который кирпичом ложится в желудке. Ведь если я буду есть кнедлики каждый день - у меня в желудке будет кирпичный дом!

- У вас не в желудке кирпич, - кричал мой сосед по столу, - а в сердце у вас кирпич! Да ели ли вы когда-нибудь настоящие кнедлики?!

А другой чех - самый деликатный - сказал:

- Я и забыл, что мне нужно домой...

- Позвольте! - забеспокоился я. - Вы же говорили, что у вас свободный вечер...

- Да, но я не думал, что он так печально кончится.

- Пойду и я, - встал другой.

- И я!!

Я остался в грустном одиночестве...

- Ничего не поделаешь - придется обедать одному. Кельнер, дайте обед!

На первое мне дали суп с кнедликом; на второе - "вепшово печенье" с кнедликом; на десерт - кнедлик с яблоком внутри. Смотрел я на эти три невинные штучки, лежащие передо мною нетронутыми, и думал:

- Неужели такой пустяк может повести к международным осложнениям и к разрыву дипломатических сношений?..

* * *

Забыл сказать: потребованную мною к предобеденной закуске водку кельнер подал вместе с кофе...

Побрел я грустно домой, разделся и подполз под перину... Может быть, здесь людская ненависть не отыщет меня!

 

Как добыть себе в Праге комнату

Все живущие в Праге хорошо знают, как трудно добыть в этом прекрасном городе даже непрекрасную комнату...

Бесквартирные квартиранты бьются и разбиваются о занятые уже квартиры, как слабая волна о несокрушимый каменный утес.

Любя своих читателей по-христиански, - я хочу дать им очень полезный совет:

"Как добыть себе комнату"!

* * *

Наметив себе владельца уютной комнатки, очень ревнивого и имеющего хорошенькую жену, вы садитесь за стол и пишете жене и мужу два совершенно различных письма...

Первое:

"Мадам! Ваш муж вам изменяет. Если хотите убедиться - идите завтра в 8 часов вечера в гостиницу "Гранд-Отель" и постучите в 42 номер. Ничего не подозревая, он откроет вам, вы ворветесь и застанете его с вашей соперницей. Письмо это сожгите. Захватите на всякий случай револьвер... Ваш доброжелатель".

И второе:

"Послушайте вы, рогатый муж! Ваша жена вам изменяет. Если хотите убедиться, идите завтра в 8 часов вечера в "Гранд-Отель". Там, в 42 номере живет тот, который надсмеялся над вашим семейным очагом. P. S. Захватите револьвер. Письмо сожгите. Ваш доброжел.".

Можете для верности написать и третье письмо кроткому, ничего не подозревающему жильцу N 42 "Гранд-Отеля":

- "М. Г. Я знаю, вы живете в "Гранд-Отеле", N 42. Завтра в 8 час. вечера на ваш номер будет сделано преступное нападение с целью грабежа. Когда к вам ворвутся - стреляйте! Ваш доброжелатель".

Послав все три письма, ждите кротко результатов...

Что-нибудь, да выйдет: или муж ухлопает жену, или жена - мужа, или муж - безвинного жильца N 42, или жилец - мужа...

Одним словом, будет кровавая неразбериха, которая вам на руку... В том или другом случае - кто-нибудь попадет в тюрьму, кто-нибудь на кладбище...

Тут-то вы не зевайте. Занимайте освободившуюся комнату, пока из-под носу не выхватили.

Не смущайтесь, если призраки загубленного вами мужа или жены будут являться вам.

Днем они не являются, а ночью - пусть себе ходят.

Походят, походят, да и отстанут.

 

Мой ученик

Результаты моего вчерашнего совета "Как найти себе в Праге комнату" - сказались очень быстро. Даже - молниеносно!

Он вошел ко мне, не постучавшись, и первыми его словами были:

- Чтоб они провалились, ваши адовы, анафемские фельетоны!!!

- Сами вы провалитесь, - застенчиво сказал я.

- Чтоб она лопнула, газетенка ваша несчастная!! Будь они прокляты, все номера "Прагер Прессе", от первого до последнего!!

Я одобрительно потрепал его по плечу венским стулом, но он угрюмо уклонился от этой ласки и, стукнув кулаком по столу, сказал:

- Ищите мне комнату!

- Камера в городской тюрьме вам подойдет? - заботливо осведомился я.

- Скажите, вы зачем учите читателей разным гадостям?

- Ничего подобного! Я сею разумное, доброе, вечное.

- Пусть его вместе с вами в могилу положат, это вечное! Не откажитесь же вы от того, что напечатали вчера совет: "Как получить себе в Праге комнату"...

- Надеюсь, вы ее получили?

- Получил?, (он горько засмеялся). Так слушайте ж!

* * *

Я приехал в Прагу 3 недели тому назад. Конечно, о комнате или о номере в гостинице нечего было и думать!

Ну... устроился я пока у одного знакомого гостеприимного чеха-мануфактурщика под прилавком. Снаружи стенка прилавка была не до полу, и поэтому я, отдыхая после обеда, мог свободно изучать обувь всех покупателей...

Лежу я однажды днем, читаю книжку. Вошел один покупатель, купил что-то, а когда расплачивался - уронил бумажник. Нагнулся, глянул под прилавок - и узнали мы друг друга. Мой старый приятель!

- Что ты тут делаешь? - изумленно спросил он.

- Читаю при свечке Альфонса Доде.

- Под прилавком?!!

- Ну да. На прилавке - это было бы неудобно и для хозяина, и для покупателей. Одним словом: у меня нет комнаты!..

Он вытащил меня из-под прилавка, обнял, расцеловал, очистил от пыли и сказал:

- Я никогда не допущу, чтобы мои друзья валялись, как гнилая бумазея, под прилавками. Иди жить ко мне! У меня всего одна комната, но мы как-нибудь поместимся.

Представьте себе, что эта его комната мне очень понравилась: уютная, светлая... Но в ней был огромный недостаток: мой приятель. Одному мне она приходилась бы как раз по душе, а он был лишний.

Приятель угостил меня, напоил винцом и рассказал о себе. Рассказал, что он влюблен, что его избранница замужем, что они встречаются у нее, когда муж уходит на дежурство, - одним словом, выложил всю подноготную...

И как раз на другой день - только что я утром продираю глаза, натыкаюсь на ваш фельетон в газете - "Совет, как найти себе в Праге комнату".

Прочитал я, обрадовался - прекрасный верный способ, тем более что и комната была у меня на примете: та самая, где я жил.

И вот, когда приятель ушел на свидание к своей милой, я сел и тут же настряпал письмо ее мужу - по вашему же рецепту: "Ну, и фрукт же вы, господин рогоносец! Ха-ха. Пока вы дежурите на службе - у вашей жены дежурит возлюбленный! Бегите скорей домой, захватите револьвер и застрелите его, нечего там стесняться. Она же не виновата, это он ее соблазнил, я знаю! Ваш доброжелатель".

Написав, занес это письмецо мужу на дежурство, вернулся домой и стал ждать.

И вдруг раскрывается дверь...

Я вскочил и, с бешенством тряся его за плечи, вскричал:

- Раскрывается дверь?!! Так? Говори, каналья, - так?.. И вносят бездыханный труп вашего друга?!!

- Будьте вы прокляты с вашими "советами"!! Ничего подобного! Раскрывается дверь, и входит мой приятель - живой и здоровый - под руку с какой-то дамой... "Прости, - говорит, - Володя (это я Володя), - я, - говорит, - знаю, что поступаю не по-товарищески, но, понимаешь, какое вышло дело: кто-то донес мужу, он нас застал и, узнав обо всем, дал ей полную свободу! Теперь она будет жить у меня, а ты... Ты сам понимаешь, втроем жить неудобно... Так что - иди опять под прилавок".

- Ну-с?!

Он замолчал, злобно поглядывая на меня.

- Чего ж вы от меня хотите?

- Я вас спрашиваю: куда вы меня денете, раз вы во всем виноваты?

- Куда я вас дену?

Я дружески взял его сзади за воротник, любовно повернул, приветливо распахнул дверь, заботливо сбросил его с лестницы, и пока он катился, мелодично спускаясь головой по ступенькам, я задумчиво шептал:

- Однако какая страшная могучая сила - печать - в умелых руках!

 

Самый страшный притон Праги

Я спросил одного приятеля-чеха - большого знатока пражской жизни:

- Скажите, а есть у вас в Праге какие-нибудь притоны?..

- Что вы называете "притоном"? - осторожно осведомился он.

Ну, понимаете... Какой-нибудь страшный зловещий притон, где собираются воры, убийцы, грабители и их дамы - падшие женщины, обольщающие посетителя и подводящие его под нож своего друга... Есть такие места в Праге?

- Да вам зачем, Господи Иисусе?!

- Люблю сильные ощущения... Я шатался в Париже, в Риме, Константинополе по таким трущобам, где рука всегда должна быть в кармане, а палец на курке браунинга.

- Да... Есть такие места и в Праге, - с некоторой даже гордостью промолвил чех. - Я знаю один такой притон, что - когда я туда попал - у меня кровь заледенела в жилах...

- Ради Бога, адрес!..

- Ну, что вам за охота рисковать?!

- Ах, вы не понимаете, какая прелесть в риске! Как туда попасть?

- Гм! Ей-Богу, не советую. А впрочем, как хотите! Вот вам адрес...

* * *

С замирающим сердцем брел я по узкой темной улице, еле освещенной редкими фонарями... Грязный двухэтажный дом... В завешенных окнах видны какие-то странные силуэты... До меня донеслись звуки резкой странной музыки и чей-то хриплый смех...

Поколебавшись несколько секунд, я толкнул дверь и вошел.

Душный, дымный, спертый воздух, и в этом тумане кружатся в причудливом "шимми" две зловещие подозрительные пары.

При моем входе обе пары приостановились и сказали:

- Мфутета!

- Поклона!

Я в первый раз в жизни видел таких приветливых убийц, таких простодушных грабительских дам.

"Эге, - подумал я, - усыпляют мою подозрительность! А потом опоят чем-нибудь и зарежут. Ну, что ж - поборемся".

Я уселся за большой стол рядом с сосущим трубку старичком самого зловещего, подозрительного вида - и постучал:

- Дайте мне ликеру!

Зловещий старикашка, видя, что ко мне никто не подходит, - засуетился:

- Пан верхник! Этот господин желает ликеру. Что ж вы его заставляете ждать?!

"Э, - подумал я, - мягко стелешь, да жестко спать будет".

И вызывающе добавил:

- Только у меня с собой тысячекроновая бумажка! Можете потом разменять?

Дьявольская выдержка у этих чешских убийц и грабителей! Парижские или константинопольские при виде такой депозитки сразу бы перерезали горло ее обладателю, а эти - даже глазом не моргнули.

- Не беспокойтесь, пан. Как-нибудь разменяем.

- Вы русский? - хитро спросил меня ужасный старик, хрипя своей огромной кривой трубкой...

- Да-с, русский! Может быть, это вам не нравится?!

- Нет, я люблю русских. Только я удивляюсь, как это русские могут носить при себе такие большие деньги! Ведь потерять можно.

- Да, - ехидно усмехнулся я. - Или какой-нибудь молодец полоснет ножом по горлу и отнимет.

Очевидно я разгадал страшного старика, потому что он испуганно от меня отодвинулся.

Подошла подруга одного из убийц и, сев рядом, спросила старичка:

- Нет ли у вас папиросы?

- Извольте! - засуетился я с самым залихватским видом. - Может быть, и вина хотите? Ликеру?

Тут же решил поддразнить ее апаша и, если можно, - вывести его из себя.

- Можно вас поцеловать в щечку?

- Если это вам доставит удовольствие - пожалуйста, - засмеялась она. ("Боже, какое несчастное создание... Ну, что она знает, что она читала? Бедный кусок дикого мяса!..")

- Вы русский? - спросила она, прихлебывая ликер.

- Да, милашка, русский! И есть деньжата - ха-ха-ха!

- Я читала русских писателей. Вы знаете Чирикова?

- Неужели читали Чирикова?

- Я его много читала. И Куприна читала, и Аверченко...

"А, чтоб ты лопнула", - подумал я. Мне сделалось душно.

- Кельнер! Счет. Я ухожу.

Один из убийц принес счет. Другой - взламыватель касс - стал менять мою тысячу крон.

"Сейчас будут резать".

Дьявольская выдержка - никто даже не пошевелился.

"Крон на двести обсчитает", - явилось у меня слабое утешение.

С легкой досадой в душе я встал, причем молодой подкалыватель вежливо поднял мою упавшую шляпу.

- Мфутета, - сказал ростовщический старик.

- Поклона! Служебник! Доброй ночи, - попрощались со мной из угла двое (наверное, конокрады!).

* * *

Я вышел на темную глухую улицу. Прошел квартал. Вдруг - услышал сзади себя топот чьих-то догоняющих меня ног. Оглянулся: так и есть! Молодой убийца, подругу которого я неосторожно поцеловал, догонял меня.

"Гм... Вот оно! Начинается!"

Я прижался к стене и приготовился к защите.

- Извините, милостивый пан, - сказало это отребье человечества, запыхавшись. - Вы, когда получали сдачу, уронили около стула пятидесятикроновую бумажку... Вот - извольте!

Схватившись за голову, я отшвырнул деньги, глухо застонал и побежал прочь от недоумевающего "отребья человечества".

* * *

Вот что такое - "самый страшный притон Праги"! Для такого большого благоустроенного города - это даже неприлично.

* * *

Родители! Если в кинематографе идет какая-нибудь очень пикантная фильма - можете послать ваших детей-подростков в этот притон.

Там - приличнее.

 

Русский беженец в Праге

Всякому, даже не учившемуся в семинарии, известно, что, если человека, долго голодавшего или томившегося жаждой, сразу накормить до отвала или напоить до отказа - плохо кончит такой человек: выпучит глаза и, схватившись исхудалыми руками за раздутый живот, тихо отойдет в тот мир, где нет ни голодных, ни сытых.

История, случившаяся с гражданином советской республики Андрюшей Перескокиным, вполне удовлетворительно иллюстрирует это вышеприведенное бесспорное положение.

Всякому, даже не учившемуся в семинарии, известно, что долго голодавшего или жаждавшего человека надлежит откармливать или отпаивать постепенно: кусочек хлебца или мяса, глоточек воды, через час опять кусочек хлебца, глоточек воды. И эти порции усиливать только постепенно и с крайней осторожностью.

Будь моя власть, я бы на всех границах, через которые переваливают беглые советские граждане, стремясь в Белград, в Прагу и прочие места, - я бы на всех таких границах понастроил этакие предбанники, нечто вроде карантина, где беглецы подготовлялись бы к предстоящей сытой, безопасной жизни - постепенно, исподволь.

Скажем так: голодный, жаждущий, носящий на своем бренном теле шрамы от красноармейских штыков советский федеративный бедняга с разбегу перелетел границу и ввалился прямо в мои объятия.

Такого беднягу надлежит прежде всего схватить за шиворот и дать два-три тумака, чтобы переход от советской жизни к обыкновенной был не так резок.

Для этой же цели надлежит потом стащить беглеца в особую казарму и там дать ему кусок белого, но черствого хлеба, сдобрив его стаканом черного, но слегка прокисшего пива.

Ешь, собака! Пей, каналья!

Ночью рекомендуется разбудить спящего скитальца, произвести у него легкий пятиминутный обыск и ткнуть слегка штыком или прикладом в бок.

На следующий день федеративный беглец перевозится уже в более удобное помещение. Хлеб ему дается менее черствый, пиво прокисшее чуть-чуть, а вместо тычка штыком - пара снисходительных оплеух.

Когда вы заметите, что у беглеца уже появилась краска в лице и взор сделался более спокойным, а манеры самостоятельнее, рискните к мягкому белому хлебу прибавить немного жареного мяса, копченую кефаль и кусочек вареного поросенка. К этому: стаканчик казенной водки и полбутылки вкусного, свежего, пражского пива. Вместо побоев - легкий щипок или щелчок по голове, нечто среднее между болевым ощущением и игривой лаской.

На следующий день накормите беглеца супом, судаком, гусем и пирожными и, потрепав по плечу, можете уже выпустить его на свободу: вы приготовили его достаточным образом к восприятию прелестей спокойной, нормальной, сытой жизни.

Вот как нужно было делать.

А у нас - в Константинополе, Белграде, Праге - это дело поставлено чрезвычайно плохо... (Я говорю "у нас", потому что я теперь чувствую себя всюду у себя - Прага ли, Лондон или Мельбурн - это все мои летние виллы, в которых я спасаюсь от советской духоты...) Так вот, я и говорю - у нас дело поставлено из рук вон плохо: перескочил человек границу, почувствовал приволье и свободу, съел 10 фунтов белого хлеба, уписал поросенка и...

Впрочем, тут вполне уместно вернуться к описанию трагической истории, случившейся с Андрюшей Перескокиным...

* * *

- Андрюша, голубчик! Ты! Не чаял и видеть тебя в живых! Давно из Совдепии?

- Только сегодня, родной. Пешком в Прагу добрел, не успел еще очухаться... Фу-фу!..

- Что это у тебя в руках за свертки?

- Поросенок и бечевка для упаковки - 20 фунтов...

- Зачем это тебе?

- Замечательно дешево. Купил на всякий случай. У нас ведь в Москве бечевок совсем нет. А о поросятах даже забыли, какой он и есть. А тут за 80 крон...

- Да зачем тебе сырой? Ты бы лучше жареного купил.

- Чудак, да разве сейчас можно разбирать. Увидел: несет баба поросенка, и купил. А то еще перехватят. Угля купил два пуда. В гостинице оставил.

- А уголь тебе зачем?

- Вот оригинал! Да ведь совсем даром! А поищи-ка у нас в Москве! Эй, мальчик, что несешь? Газеты? Это не советские? Ну, дай тогда десять штук. Что, одинаковые? Это, брат, неважно, зато правду всю узнаю. Все десять и прочту. Голубчик! Обойдем, пожалуйста, этот перекресток - тут нечто вроде милиционера стоит.

- Да тебе его чего ж бояться?

- А вдруг прикладом по спине треснет?

- С ума ты сошел? За что? У нас тут полиция вежливая.

- Толкуй! Эй, баба, постой! Что это, хлеб? Белый? Сколько хочешь за всю корзину? Тридцать крон? О, Боже! Почти пуд... Давай, м....., давай, драгоценная.

- Послушай... Ты этого хлеба в неделю не съешь. Но он не слушал меня. Глаза его помутнели, а руки судорожно уцепились за корзинку. Я махнул рукой и отошел от него.

- Эй, куда ты! Стой! Можно будет у тебя сегодня переночевать?

- Да ведь ты говорил, что имеешь номер в гостинице.

- А вдруг ночью обыск? А я как назло нынче в разговоре с извозчиком осуждал советский федеративный строй... Кстати... автомобили здесь дешевы? Что ты говоришь?! Тридцать крон?! А у нас 7 миллионов за конец! Вези... Вези меня, милый!..

- Куда прикажете?

- Куда-нибудь... Главное - совсем почти даром! Хе-хе. Вези на базар: куплю сосисок - толстенькие такие у вас тут в Праге есть - куплю про запас килограммов восемь!..

И вот вчера с Перескокиным Андрюшей случилось то, чего я боялся больше всего...

Я увидел его едущим по одной из окраинных улиц Праги на возу с сеном (купил Андрюша сено очень дешево, совсем даром); в одной руке Андрюша держал жареного гуся (ошеломляющая дешевизна - сто крон!), в другой руке - бутылку водки (а у нас в Совдепии за водку - расстрел!). Сидя на возу с сеном, Андрюша лихорадочно пожирал гуся, запивал водкой прямо из горлышка, а в промежутках между жевательным и глотательным процессами на всю улицу горланил "Боже, царя храни!". Увидел меня, загадочно подмигнул - и его леденящий душу хохот огласил улицу.

- Видал-миндал?! Дорвался я теперь... Гуляй, душа! В гостиницу с сеном не пускают, так я теперь тово... Крейсирую! Си-иль-ный, державный ца-арствуй на славу...

- Доктора! - крикнул чей-то озабоченный голос. - Готов паренек! Скапустился.

Сняли Андрюшу с сена... Повели... И сидит он теперь в компании Наполеона Бонапарта, стеклянного человека и человека-петуха, хлопающего над самой Андрюшиной головой ладонями и оглушительно кукарекающего...

Андрюша уже приторговался к нему... Ведь в Совдепии петухов давно не видели...

* * *

А выдержи Андрюшу в проектированном мною подготовительном карантине - ничего бы этого и не было... Нет того, чтобы позаботиться о приезжающих.

Аркадий Аверченко. Записки Простодушного

Предисловие простодушного - Первый день в Константинополе - Галантная жизнь Константинополя - Деловая жизнь - Русские женщины в Константинополе - Русское искусство - Константинопольский зверинец - Второе посещение зверинца - Оккультные тайны востока - Лото-тамбола - О гробах, тараканах и пустых внутри бабах - Еще гроб - Благородная девушка - Русские в Византии - Аргонавты и золотое руно - Развороченный муравейник - Великое переселение народов - Трагедия русского писателя - Язык богов - Бриллиант в три карата - Константинопольские греки - Утопленники - Дела - Заключение - Чехо-словакия