А.В.Амфитеатров. Жар-Цвет. Часть первая. Киммерийская болезнь. Глава VII
Граф Валерий Гичовский, обменявшись с Дебрянским новостями и принеся ему свои поздравления, поспешил с визитом к Вучичам. Старика он встретил на дороге, но Вучич настоял, чтобы Гичовский ехал на виллу, к Зоице, обещая вернуться очень скоро. Графу было нечего делать, он продолжал свой путь. Случилось так, что, кроме грума, отвесившего ему низкий поклон на крыльце, он никого не встретил в первых комнатах виллы. Хорошо знакомый с расположением дома, граф направился искать Зоицу на морской террасе. Но и здесь никого не было, кроме солнца, несносно палящего даже сквозь узор густо повисших виноградных лоз. Граф опустился в качалку - ожидать, пока появится какая-нибудь живая душа и доложит о нем хозяйке. Где-то вблизи он услышал гул разговора: спорили два женских голоса. Один как будто плакал, другой был резок и гневен. Гичовский вспомнил, что как раз у террасы, сбоку, в нижнем этаже находится комната Лалы. Он кашлянул раз, другой, но его не слыхали, разговор не прекращался, а, наоборот, все крепчал, становился все громче и резче. Гичовский невольно уловил несколько фраз, после которых он вдруг переменил свое намерение скромно удалиться, чтобы не стать непрошеным свидетелем чужих тайн, положил шляпу под качалку, притаился и насторожил уши...
- Нет, нет, нет! - говорил резкий голос. Гичовский едва признал его за голос Лалы. - Этого не будет никогда! Не валяйся у моих ног: это напрасно. Я не могу тебя простить, если бы и хотела; ты это знаешь. Зачем же эти просьбы и слезы? Все на ветер! Все на ветер!
Слов Зоицы Гичовский не расслышал. Злой хохот Лалы был на них ответом.
- Любишь! - вскричала она. - Ты его любишь! Какое мне дело до твоей любви? Как ты смеешь любить? Как ты смеешь говорить мне о твоей дрянной любви?
Опять невнятно пробормотала Зоица.
- Ты сошла с ума! - с холодным, презрительным гневом оборвала ее Лала. - Жених? Как достает у тебя дерзости произносить такие слова? Скажи еще: семья, муж, дети... Ты - обреченная девственница! В твоем уме подобная мечта, в твоих устах подобные слова - преступление...
- Да что я - не человек, что ли? - вскрикнула Зоица, поднимая голос. - Мне восемнадцать лет. Еще немного, и по здешним понятиям я буду уже старая дева. Мои подруги давно замужем.
- Они не давали обетов, - сдержанно возразила Лала. - Они не посвящали себя тайнам. Земные твари достанутся земным тварям, но твоим женихом и супругом будет только тот, кому ты клялась и присягнула... Он от своих прав никогда не отказывается, Зоица. Он испепелит тебя, но не отдаст...
Зоица молчала. Затем раздался ее голос, в котором звучали недоверие, нетерпение, почти насмешка:
- Если я так нужна ему, таинственному жениху моему, если он такой безотказный и могучий, зачем же он попустил меня в ту беду, что теперь нас окружила? Зачем он так долго ждет и не приходит? До каких пор мне увядать - невестою без жениха или женою без мужа? Когда же будет наконец - этот наш удивительный, чудесный брак?
- Никогда, если ты посмеешь продолжать таким тоном. Зоица воркнула что-то, понятое Гичовским как:
- Очень рада.
- Как смеешь ты предписывать законы и сроки стихии?
- Твое дело - молчать, терпеть и ждать. Его воля - высшая... что могу знать о ней я? Да, да! Даже я, потому что и я - раба, заключенная в темнице глухого и слепого человеческого тела. Быть может, это случится сейчас, сегодня в ночь, завтра, послезавтра... Быть может, когда Он удостоит тебя ложа своего, ты будешь уже дряхлою восьмидесятилетнею старухою, но в огненных кольцах объятий Его ты возродишься и станешь - как женщина в расцвете юности и зачнешь чудо, принесешь обетованный плод - великое божественное Яйцо, через которое возродится Он - новый Змей, надежда, опора и спаситель мира. Я открыла тебе возможность быть царицей вселенной, некогда всякая тварь назовет тебя своею госпожою и матерью, а ты... Опомнись! Береги себя, зорко блюди честь свою во всемирную славу ее, храни свое святое будущее, Зоица!..
- Я не могу и не хочу жить неведомым, будущим, Лала, - я молодая, меня настоящее зовет, я не способна состариться в упованиях и мечтах, похожих на бреды.
- Ты нетерпелива? Молись Ему, свершай священные обряды, зови Его, думай о Нем, тяни Его к себе мыслью сердца и желанием тела своего... Ты ленивая и небрежная. Я ли не молила, я ли не просила, чтобы ты разрешила мне украсить тебя священными начертаниями?
- Не начинай об этом. Ни за что! Ты дала мне слово оставить это до моего совершеннолетия.
- Не я дала слово, а ты вынудила его у меня.
- Все равно. Вопрос покончен, и я не желаю к нему возвращаться.
- Как же ты хочешь, чтобы Он ускорил свои пути к тебе, если ты сама засорила дорогу Его? Начертаний ты не хочешь, вещих слов не произносишь, обрядов не исполняешь, ни одного заклинания не умеешь повторить правильно, сколько я тебя не учу, ни единой жертвы ты ему не заколола, а теперь даже Цмока, Его живой образ, разлюбила и перестала ласкать...
- Что же мне делать? Я не могу выносить, когда его холодные кольца вьются по моему телу...
- Ara! A прежде могла?
- Я была девочка, и ручной уж забавлял меня, как всякая живая тварь в доме, как игрушка. С тех пор я выросла, узнала многих людей, получила образование, читала много книг...
Лала перебила:
- Очень нужны все они той, которая со временем будет знать все прошедшее, настоящее и будущее без учения и трудов, одним откровением супруга своего Великого Змея!
Зоица продолжала, не отвлекаясь на ее замечания:
- И теперь, конечно, я не в состоянии относиться к Цмоку с тем суеверным баловством, как ты его ласкаешь, как ты от меня требовала и меня выучила. Ласки, которыми ты его осыпаешь, кажутся мне противными и стыдными... Боюсь я, Лалица, что ты вовлекла меня в нехорошие подражания и выучила грязным делам.
Тяжелою злобною скорбью прозвучал ответ Лалы:
- И это говорит - так осмеливается говорить - будущая возрожденная Эвга, супруга Великого Змея, та, в которую должно войти вдохновение праматери человечества!.. Быть может, Зоица, и я уже противна тебе?
- Обидно так упрекать, Лала, - отозвался нерешительно возмущенный голос Зоицы, - ты сама столько же, как я, знаешь, что ты мой лучший друг, самое дорогое для меня существо на свете...
- Была - да... Но теперь? Не лги, Зоица, нельзя лгать перед тою, которая читает мысли, как писанные слова. Ты изменила мне, Зоица.
- Это неправда.
- Не телом, нет. Твоя мысль ушла от меня, твое нежное желание отвернулось от меня... С того вечера, как мы были в театре, погасли между нами священные ласки, которыми я сохранила тебя - чистую - от мужских соблазнов для грядущего супруга твоего, чтобы повторилось от века бывшее и через века реченное: чтобы непорочную и девственную - не тронутую нечистыми устами грешного раба Адама - принял в свои объятья свободную новую Эвгу Великий Змей Саммаэль... Может быть, и я уже не нужна тебе? Может быть, и мои ласки стали тебе в тягость?
Зоица долго молчала. Потом затаивший дыхание Гичовский едва расслышал ее лепет:
- Да, Лалица... Не сердись на меня... Я люблю тебя нисколько не меньше прежнего, но обряды эти... Ты взрослая женщина, и я уже не ребенок... Я устала насиловать свой стыд и краснеть за себя... Времена языческой совести давно минули... Я не хочу больше быть игрушкой прошлых веков - не надо мне, прости, не буду я больше участвовать в обрядах...
Глухой крик, стону подобный, вырвался из груди Лалы:
- Предательница! Неблагодарная! Так всему конец? Все - долой? Вся жизнь забыта? Несчастная! Вспомни ночи в горах Дубровника, вспомни ущелье, где ты над священным костром клялась мне, живой, и тетке Диве, мертвой, не знать земной любви? Где я представила тебя великим силам воздуха как мою наследницу и преемницу, которая станет их жрицею, когда придет мое время окончить жизнь в земной оболочке и соединиться со стихией? И рады были тебе великие силы воздуха, и нарекли тебя достойною, чтобы воплотилась в тебе не умирающая могучая Эвга и была бы, через тело твое, вновь супругою Великого Змея и возродила бы омраченную жизнь тварей в плоде Яйца, в котором будет новый Змей, борец и спаситель природы. Ага! Посмеешь ты снова сказать, мне, что любишь земного червя, северного чужеземца? Берегись, Зоица! Силы грозны и могущественны. Кто идет против них, погибает беспощадно. Твой посягатель обречен нами, он умрет, но тебя спасти еще можно. Мне жаль тебя. Откажись от него, чтобы он не увлек тебя в пропасть вместе с собою!
Зоица молчала. Потом раздался ее голос:
- Лалица, прости меня, я больше не верю во все это...
Лала вскрикнула, точно раненая.
- Не веришь? Но разве мало я показала тебе могучих тайн и грозных знамений? Чем же мне тебя уверить? Чудес тебе надо? Новых чудес?
- Лала, я не сомневаюсь, что ты можешь творить чудеса, на которые не способны другие люди...
- Слушай! Хочешь, я не скажу тебе больше ни слова - буду молчать, но с тобою заговорит человеческим голосом Цмок? Он повторит тебе все мои слова, увещания и угрозы...
- Это лишнее, Лала. Граф Гичовский не имеет твоих сверхъестественных даров, однако еще недавно заставлял говорить бутылку на столе и ножку стула, и ручку у двери, и часы на стене...
- Жалкое существо! Ты уже подозреваешь меня, что я фокусница, что мне равен может быть какой-нибудь чревовещатель!.. Хочешь, я обращу Цмока в палку, как когда-то еврей Моисей? Хочешь, день померкнет в твоих глазах, море взбесится и польется на террасу? Хочешь, вот эти столы и стулья будут плясать и кружиться пред твоими глазами? Хочешь, я буду говорить на языках, которых не знаю, и отвечать на вопросы, которых не слышу ушами и не вижу глазами?
- Лалица, это излишне. Я знаю силу твоего наваждения. Я испытывала его десятки раз.
- Все знаешь, все помнишь, со всеми согласна и - ничему не веришь?
- Лалица, порою мне кажется, что все, что было между нами, осталось во сне...
- Это он тебя уверил! Это его влияние! - с ненавистью прервала Лала. - Так знай же: лжет он - и сама себя не обманывай! Да, ты во сне, потому что вся земная жизнь - сон! Но этот сон и сейчас окружает тебя, и ты принадлежишь ему, и ты сама - сновидение для других, и вся явь, длящаяся для нас, долгая таинственная греза! Умри! Разрушь сон жизни - тогда ты будешь права. А до тех пор - не заблуждайся: не во сне, а наяву ты отдала мне во власть свою волю, чтобы я сделала тебя жрицею таинственной пятой стихии, разлитой между всеми стихиями, в которую со временем уйдем все мы.
Зоица остановила ее.
- А если не во сне, то страшно мне твоих тайн. Ты неудачно сделала свой выбор: я плохая ученица и не гожусь тебе в преемницы. Я слишком робка и слаба. Я не хочу их знать... я жить хочу, наслаждаться. Меня к земле тянет, к людям.
- Есть пути, с которых не бывает поворота, - сурово отозвалась Лала. - Кто взвалил себе на плечи непосильную ношу - тот надрывается под нею. Это закон. Ты, самоуверенная девчонка, просила у меня великой ноши. Я тебе ее дала. Неси же и умри под нею, если она тебя гнет к земле, но сбросить ее нельзя! Я предупреждала тебя в свое время.
- Что я могла понимать! - в свою очередь раздраженно воскликнула Зоица. - Мне не было и двенадцати лет... ты увлекла меня своими сказками о звездах, об огненных и воздушных людях, змеях, дивах воды и пламени. Разве я владела своим умом, когда бросилась за тобой в эту демонскую пучину? А с тех пор как отдаю сама себе отчет в своих поступках, верь мне: наш договор ничего не дал мне, кроме страха и стыда... Отпусти меня. Я хочу быть обыкновенною, мирною женщиною, я не гожусь в вещие и не буду больше ни участницей, ни орудием твоего колдовства. Лала холодно возразила:
- Если ты называешь колдовством желание, право и возможность смотреть в тайны природы глубже и более сознательно, чем в состоянии другие люди, пусть это будет колдовство, и я, конечно, колдунья. В таком случае и наш друг граф Гичовский, которого ты только что помянула, тоже колдун, только неудачный, потому что он все ищет, но не находит, а я нашла. Пускай колдунья! Слово не меняет дела и не мешает ему. Жрица Великого Змея выше оскорблений бедного человеческого языка. До сих пор ты не видела, чтобы мое колдовство принесло кому-нибудь зло или вред.
- Но теперь ты хочешь сделать зло ужасное! И кому же? Человеку, которого я люблю!
- Я уже сказала тебе, чтобы ты не смела произносить этого слова. Оно для тебя запретное. Берегись, Зоица! Я не одна тебя слышу... Смотри, как гневно поднял голову чуткий Цмок, как грозно устремлены на тебя его вещие глаза, как заклубились его сверкающие кольца.
- Если я не боюсь тебя, то тем более не испугаюсь бессмысленной и бессловесной твари... Лала! Оставь! Перестань! Не трави меня, уйми Цмока! Я не люблю, когда он бросается, злой, - я буду защищаться и могу его убить...
- Глупая девчонка! Ты кощунствуешь, угрожая посланнику Великого Змея...
- Этих посланников - сколько угодно под любым придорожным камнем.
- Да? Вот как? Вот уж до чего дошло дело? Так-то развратили тебя? И ты еще смеешь просить, чтобы я пощадила Дебрянского? Не я хочу сделать ему зло. Он сам идет к тому и вынуждает меня истребить его. Есть обстоятельства, при которых я теряю волю и обращаюсь в слепое орудие силы, живущей вокруг меня и мною повелевающей.
- Пожалей его, Лала! нашею вечною дружбой заклинаю тебя, прости!
- Откажись от него, - глухо сказала Лала после долгого молчания, - может быть, тогда я сумею как-нибудь успокоить оскорбленную стихию и отведу от чужеземца охватившую его беду...
- А он? - горько засмеялась Зоица. - Разве он откажется?
- Заставь его!
- Чем? Он знает, что я его люблю.
- Скажи, что разлюбила.
- Он не поверит и будет прав.
- Зоица!
- Что же ты кричишь? Вот ты сейчас предлагала мне испытать тебя чудесами... Ну, сделай так, чтобы я ненавидела и презирала его? Чтобы он ко мне сделался враждебен или равнодушен? Вот то-то и есть! Есть в человеке область, над которою твоя мудрость не властна... Убить ты можешь, но отнять любовь никогда.
Лала мрачно молчала. Зоица продолжала:
- Если бы я могла объяснить ему, кто ты, кто мы обе...
- Да. Недоставало только того, чтобы ты окончательно погубила себя - открыла ему таинства!
- А теперь он смеется над моими суеверными страхами. Он ненавидит тебя, он так озлоблен, что способен добиваться меня только затем, чтобы удалить меня от твоей власти. А власть твою надо мною он чувствует, хоть и не понимает, откуда она.
- Земной червяк! Прах двуногий! - еще глуше и ниже произнесла гневная Лала - Когда он появился у нас в доме, меня душил запах трупа... За ним следят чьи-то мертвые глаза, его ждут чьи-то объятия... но не твои!.. Нет, не твои!.. Погоди! Дай созреть новому месяцу: в полнолуние я совершу вещий обряд и буду знать о нем все...
Молчание было ответом.