Евгений Салиас. Андалузские легенды. Госпожа Смерть
Давно тому назад проживал около Севильи, в маленькой деревушке, некто Родриго Гомес, человек бедный от своей беспечности и лени. Работать он не хотел, в торреросы {Торреро или матадорами называются на бое быков сражающиеся с разъяренным животным один на один, пешие бойцы, вооруженные шпагой, которой они обязаны нанести быку смертельный удар не иначе как спереди и непременно через наклоненные рога в становую жилу.} идти боялся, потому что в те времена на боях быков бывало опаснее, чем теперь; в монахи идти ему не хотелось - не весело все Богу молиться; в солдаты идти пора прошла, да и тоже страшно - пожалуй воевать придется.
И так, жить Гомесу было нечем, а семья его все увеличивалась. Что ни год, новый сын у него рождался - и так дошло дело до 18-го. И все-то 18 есть просят.
Прослышал Родриго Гомес, что если он доложит королю, что у него полторы дюжины сыновей, один краше другого, а есть нечего, - то ему выдадут пенсию.
Собрался он ко двору в столицу.
Кому незадача в жизни, то все на свете - и самое умное - кверху ногами выйдет.
Пришел Гомес в столицу, велел об себе доложить королю, что "так и так, мол, у меня полторы дюжины сыновей, один краше другого, а есть нечего. Дайте пенсию".
Король было обещал, но в тот-же самый день заболел молодой королевич (а у короля только и был один единственный сын и наследник престола); захворал королевич объевшись фиг, слег и умирает совсем - и все в столице стало вверх дном; а вместе с другими важными делами и обещанная пенсия пошла к чорту. Созвали докторов со веей Испании, но доктора обявили, что ничем помочь нельзя и что королевич Богу душу отдаст чрез три дня.
Гомес, видя, что королю и двору не до него, грустный собрался домой с пустыми руками. Только и было у него в руках что колбаса да апельсян.
Выйдя за город, он с горя сел надороге и собрался сесть свою провизию. Грустно ему стало.
- Вот, думает, - королевич умирает, а ему ли не жить. У меня вот полторы дюжины сыновей и ни один, поди, не умрет. Хоть бы мне уж самому умереть! Так нет - и за мной смерть, поди, не скоро придет.
Только успел Гомес подумать это, как видит - подходит к нему грязная и противная старуха-нищенка, как есть ведьма, и говорит:
- Кушать изволите, дон Родриго Гомес?
- Да-с! вам не угодно ли?
Известно, что всякий благовоспитанный кавалер, когда ест, должен поневоле предложить присутствующему разделить с ним хлеб-соль; но известно тоже, что всякий благовоспитанный кавальеро или дама должны отказаться, когда им предлагают разделить пищу.
Какова же была досада Гомеса, когда старая ведьма в мгновение ока плюхнулась около него на траву и сказала:
- Ах, с удовольствием! Я уже давно не ела.
Взяла она колбасу, отрезала оба кончика, где торчали веревочки, для Гомеса, сама зацепила всю колбасу своими зубищами - и не успел Гомес мигнуть, как старуха сожрала ее всю. Как бы и не бывало ее никогда.
- Ах, чорт тебя побери! подумал Гомес.
- А это, говорит старуха, - что у вас? Апельсин? С удовольствием.
И, взяв сама из рук Гомеса апельсин, старая ведьма, не обчищая его, угрызла с кожей в одну секунду.
- Нет, какова чертовка! подумал Гомсс. про вебя: - Нужно мне было тут располагаться есть, на дороге, где всякий чорт таскается.
- А знаете, колбаса-то и апельсян превкусные! говорит старуха. - Я с удовольствием их скушала.
- Оно и заметно, сердито сказал Гомес.
- Нет ли у вас еще чего сесть?
Гомес на такое невежество, еще и невиданное в Испании, ничего и отвечать не захотел, а встал и сказал:- Прощайте, сударыня.
- Погодите, дон Гомес. Вы меня угостили - и я хочу отплатить вам добром. Хотите ли вы быть богаты?
Гомес поглядел на старую ведьму в дырявом балахоне, босоногую, нечесаную, и понял, что от этой обжоры и хвастуньи ничего путнаго не дождешься. Лучше уйти.
- А вы не спешите. Присядьте-ко.
Нечего делать. Гомес, как благовоспитанный кавальеро, сел опять и, глядя на живот старухи, поневоле опять подумал:
- Эка обида - куда моя колбаса с апельсяном пошли!
- Позвольте иметь честь прежде всего вам представиться! сказала старуха, делая ручкой. - Я сама госпожа Смерть - собственной, так сказать, своей персоной.
Гомеса так и отбросило от собеседницы.
- Вы, вероятно, слыхали обо мне, хотя в ваш дом давненько я уже не наведывалась.
Гомес вскочил и хотел было удрать что было мочи, да вспомнил, что ведь от смерти не уйдешь, смерть везде тебя найдет. Так что-ж бегать? Да при том дела его были так плохи, что он сам за полчаса пред тем звал ее к себе.
- Сударыня, если я вас звал, тому назад минуту... Если вы потому явились, что я... Начал заикаться Гомес. - Я могу вас уверить, что я пошутил. Я бы не посмел вас беспокоить. У вас столько дела на свете, что такую важную и занятую особу я не решился бы беспокоить.
- Сядьте, не бойтесь, дон Гомес. Я пришла с вами познакомиться, а не за вами. За вами я так невзначай не приду, а пошлю вас предупредить о себе, когда наступит. время.
- Не могу ли я, сударыня, узнать, когда и кого вы пришлете ко мне, чтобы быть готовым вас принять?
- Я пришлю кого-нибудь из моей прислуги, у меня их несколько сотен.
- Эко счастье! подумал Гомес. - А у нас одна старая Хосефа, горничная, да и та хромая.
- Чаще всех я посылаю предупредить о своем прибытии мою любимицу Холеру.
- Холеру?! Так вот у вас какая прислуга-то! привскочил Гомес.
- Вы ее знаете?
- Нет, нет. Да и Христос с ней! Упаси меня Матерь Божия от нея!
- А то посылаю Подагру, Паралич. Этих я посылаю задолго до своего прихода. Они уж очень медленны, ленивы, старые слуги; им лет по тысяче. А вот Холера - молоденькая; ей ста лет нет, так ее я посылаю пред тем как идти самой. Кроме того, я ее посылаю уж зараз предупредить несколько человек. Знаете, чтобы не гонять по пусту. Есть у меня еще Чума. Это старуха тоже старая, хоть и моложе много меня самой. Я ровесница Адаму. С Чумой мы ходим в одно время, вместе; куда она - и я сейчас за ней. Да много вообще у меня слуг. Есть молоденький мальчик, славный такой, - Тифом звать. Много надежд подает.
Гомес, разумеется, рот разинул, слушая госпожу Смерть, и все думал только, как бы от нея удрать поскорее.
- Ну-с, дон Гомес, так хотите вы разбогатеть?
- Еще бы не хотеть! Да вы-то тут, извините, при чем же?
- Ну, слушайте. Идите вы в доктора.
- Как-с?
- Объявите себя доктором и начните лечить.
- Помилуйте, я по-латыни ни бельмеса не знаю.
- Это не нужно совсем.
- Я ни писать, ни читать не учился, потому что уменя в молодости палец все болел, да один глаз косил! соврал Гомес.
- И это не нужно. Слушайте. Объявитесь доктором и начните лечить, вот хоть с королевича. Там теперь у меня Холера сидит, я к ней туда собираюсь сейчас, только не за королевичем, а за другими. Слушайте уговор. Когда вас позовут к больному, то смотрите: Сижу я около него или нет. Коли я сижу, уходите, говоря, что делать нечего, больной умирает. Если меня нет, то как плох больной ни будь - давайте лекарство и беритесь вылечить.
Гомес даже обиделся.
- Какия же лекарства я буду давать, когда я, милостивая государыня, говорю вам, что я по-латыни не знаю ни слова?
- Ах, Создатель мой! Вот оловянная-то башка!... воскликнула смерть в нетерпении. - Да воды-то в реке разве мало? Не всю же ее доктора вычерпали, чтоб людей-то морочить. Ох, уж эти мне доктора! То ли дело было, когда, люди медицину еще не выдумали. Бывало пошлешь кого из прислуги предупредить человека, потом придешь сама - и в одну минутку дело обделаешь. А теперь хлопочи да возись от этих проклятых докторов, да время теряй. Ведь уж когда я к кому приду, то как ты тут ни вертись, а не отвертяшься от меня - только возня! А когда я за кем не пришла, а только кого из прислуги послала напомнить о себе, что есть, дескать, на свете смерть, - тогда эти проклятые доктора только мою прислугу задерживают зря и человека зря мучают... Ну, однако, довольно. Я заболталась. И так, дон Родриго Гомес, господин доктор, желаю вам быть здоровым и разбогатеть. До свиданья.
- Ох, лучше бы до несвидания, сударыня! Хоть я и очень вам благодарен за совет и за открытие мне таинства медицины - а все-таки я бы не желал, чтобы вы ко мне пожаловали когда-либо.
- Я вас предупреждать пожалуй не стану, чтоб не пугать, а приду за вами вдруг во время свадьбы вашего сына. Прошайте.
- Котораго? закричал что было мочи Гомес. Но Смерть пропала - и след простыл.
- Ах чертовка эдакая, подумал Гомес. - Ведь у меня сыновей полторы дюжины. На свадьбе сына? Да котораго же? Вот одолжила-то! Уж лучше бы держала язык за зубами, старая шатунья!
Прийдя в себя от всего случившагося, Гомес решил немедленно приняться за дело. Он вернулся в столицу.
Всюду только и было говору, что про больного королевича, кончину котораго ожидали с часу на час. Кроме того, в городе было много больных, некоторые уже умерли в несколько часов. Говорили, что это новая чума посетила город. Гомес пошел прямо во дворец и велел доложить королю, что он доктор и возьмется вылечить королевича. Известие это поставило во дворце, да и в народе, все вверх дном... т. е. лучше сказать, поставило все вниз дном, так как все придворные ходили уже как потерянные, а теперь обрадовались и успокоились - и дело пошло своим порядком.
Гомеса встретил сам король и обещая ему за спасенье сына половину своего королевства и титул маркиза Касторкина. Гомес вошел в опочивальню королевича и нашел там полсотни докторов - старых и молодых. Вся комната была завалена лекарствами, и смрад от них шел такой, что Гомес чуть не задохнулся. Королевич лежал без чувств, потому что из него доктора выпустили ужь третье ведро крови и собирались выпустить еще три. Доктора так и окрысились на новаго доктора Гомеса, а один так даже его ловко укусил сзади за локать.
- Ну что-ж, - вылечишь мне сына? спрашивает король, а сам чуть не плачет.
Гомес оглядел комнату, видит - действительно его новой знакомой, т. е. Смерти, нет нигде.
- Вылечу, ваше королевское величество. Это, действительно, трудная болезнь - и кроме меня вылечить никто не может.
- Ну, дон Гомес, слушай: вылечишь - отдам тебе пол-королевства и будешь ты герцог Касторкин. Не вылечишь - я тебя казнить велю на площади. Согласен?
Гомес опять оглядел горницу, чтобы не ошибиться - боялся он на первых порах - но, не найдя положительно нигде Смерти, храбро и важно отвечал, что не пройдет трех дней, как он вылечит королевича. Доктора совсем остервенились на Гомеса и одни стали над ним насмехаться, ругаться, другие начали даже драться. Гомес прежде всего велел выкинуть в окошко все лекарства и принести сто ушатов воды. Кроме того приказал подать бутылку самой лучшей малаги, да бутылку перваго сорта лиссабонскаго, потом пол-теленка жаренаго с каштанами и дюжину апельсинов. Все это он велел себе подать в отдельную комнату и никому туда не входить.
Докторов он велел разогнать палками и не пускать во дворец. А за женой своей и за детьми выпросил у короля послать золотую карету, чтобы привезти их в столицу. Без них ему, видите ли, стало скучно, а ходить пешком они, видите ли, не привыкли.
Король был как мальчик на побегушках у Гомеса. Все обещал, только сына вылечи.
Вышел Гомес в отдельную горницу, где было все приготовлено, заперся и стал будто составлять лекарство. Во всяком случае, жареная телятина с каштанами, апельсяны, малага и лиссабонское - сами составились вместе в желудке Гомеса.
Плотно поев и выпив, Гомес, радостный, вышел к больному и вынес миску с водой, в которую подлил рюмочку малаги. На счет ста ушатов воды он распорядился, чтобы их по одному и по два держали придворные у окошезс - и каждый раз, что ко дворцу сунется кто-либо из докторов - то воду выливать им на голову.
Вешел Гомес в опочивальню королевича, дал ему лекарство свое и, сев на кровать, начал хвастать. Откуда что у него бралось с сыта. И султана-то турецкаго он спас от смерти, и убитаго полководца французскаго воскресил. И всякую другую дичь понес новый доктор.
В опочивальне были только король, королева да королевич. Вдруг, смотрит Гомес, отворяется дверь и входит... кто ж бы такой? Да сана она - госпожа Смерть... Вошла да и села с ними в кружок. У Гомеса язык прилип к нёбу, да так и остался. Хотел он было крикнуть:
- Батюшки светы! Надула!... но и этого язык его не был в состоянии выговорить.
Король и королева не могли видеть нежданную гостью. Мог видеть ее один Гомес - и поэтому они не могли себе обяснить, что сделалось вдруг с доктором.
- Ах, анафема! закричал, наконец Гомес, забывая всякое приличие. - За что же ты меня, анафема, погубила? Не лезь я в доктора - не быть бы мне и казнену!
Король выпучил глаза на Гомеса - и смекнув, что доктор, может быть, с ума спятил, отскочил от постели сына в угол; королева прыгнула в другой угол... А Смерть будто тоже испугалась, тоже отскочила, да за королем. И стоит около него - глазом не моргнет, проклятая; будто не ея дело.
Гомес поглядел-поглядел, да и треснул себя по лбу.
- Вот оно что! Эка я тетеря! сообразил он про себя. - Ну, хорошо! Спасибо Смерти. Сразу прославлюсь. Вишь штука-то какая!..
Видя, что доктор успокоился, король и королева опять подсели к сыну, а Смерть опять за королем - и еще ближе, чуть не на спине у него сидит.
- Ваше королевское величество! заговорил Гомес важно. - Вам бы лечь в постель. Вы нездоровы.
- Что ты! Христос с тобой! говорит король. - Типун тебе на язык.
- Сухо дерево! Тьфу, тьфу, тьфу!... три раза плюнула королева. - Ляжет король в постель, некому править королевством.
- Ей Богу, лягте, ваше величество! повторяет Гомес. - Вы очень даже опасно больны. Королевич будет здоров чрез три дня, а вы чрез три дня, а то и прежде того... капут можете быть.
Король разсердился - и забыв, что Гомес хочет вылечить его сына, постращал его острогом; но этот не унялся.
- Соберите придворных! важно скомандовал Гомес. - Созовите верховный совет, сенат и все войско. Всех зовите на площадь выслушать то, что я им обявлю. Народ гоните в шею. Это не его дело в государственные дела мешаться.
Нечего делать, собрали совет, сенат и войско на площадь, народ по шеям разогнали и навострили уши слушать, что скажет новый доктор королевский.
Гомес обявил коротко и ясно, что чрез три дня королевич будет здоров и будет королем, потому что настоящий король болен, вылечить его нельзя и он чрез три дня будет уже на том свете в качестве уж не короля, а простой души.
- Если же этого не будет и я все вру, то на этом же месте меня казните.
Как Гомес сказал, так и случилось. Королевич выздоровел, а король, котораго сенат насильно уложил в постель и дал лечить 50-ти докторам - Гомес, разумеется, отказался, а те взялись - король отправился на тот свет.
За то в этот день Гомес и возрадовался несказанно и озлился неописуемо. Возрадовался Гомес потому, что слава о нем дошла уже до французскаго короля и тот прислал за ним послов приглашать его к себе. А озлился Гомес потому, что при его напоминании об обещанной ему поконым королем награде, т. е. половине королевства - королевич отвечал:
- Не хочешь-ли вот этого! и показал Гомесу шиш.
Гомес сослался на королеву, как на свидетельницу. Королева отвечала, что ея изба с краю - ничего не знаю! Что-ж было делать? Позлился Гомес и согласился взять мешок золота. И за то спасибо. Кроме того, он начал уже величаться маркизом Касторкиным.
Во Францию он не захотел ехать.
Гомес зажил в столице, стал лечить и скоро прославился на весь мир. Не было случая, чтобы он не вылечил, когда брался за дело, и не было случая, чтобы остался жив больной, от котораго он отказывался.
Гомес стал страшным богачем и жил в доме, который был не хуже дворца, и ездил в золоченых каретах. Только одна была у него забота. Он строго настрого приказал своим 18-ти сыновьям не сметь и думать об женитьбе. Когда кто из них приходил просить позволенья жениться, то Гомес приходил в такую ярость, что грозился убить родного сына, прежде чем дозволить ему эдакое безобразие. Жена, сыновья и все друзья не могли обяснить себе этой нелепости и говорили, что как у всякаго барона своя фантазия, так у всякаго великаго человека свой пунктик. А Гомес, конечно, считался великим человеком во всем королевстве.
И так, маркиз Касторкин жил-поживал в свое удовольствие и нажил горы золота. Но вместе с деньгами и почетом голова у Гомеса пошла кругом. Хвастун и враль он стал уже давно, но с каждым годом все увеличивалась его самонадеянность.
Все верили, что он великий медик, каких и не бывало еще на свете... Скоро и сам Гомес поверил в это. Хоть и оглядывал он тщательно горницу, прежде чем взяться лечить больного, и не брался никого вылечить, если госпожа Смерть была на лицо - но, однако, он лечил уже не по-прежнему. Стал он водить знакомство с другими докторами - и хотя обращался с ними величественно и достойно, но стал кой-чему у них и учиться. Прежде, бывало, возьмет он воды простой, наболтает в нее сахару или соку апельсяннаго, или вина - и готово лекарство! И жив больной! А теперь, вообразив себя и впрямь ученым, стал он, по примеру других, травы собирать целебныя и настоящия лекарства стряпать.
Придет он к больному. Смерти в горнице нет, - взять бы воды! И прекрасное бы дело! Так нет! Гомес давай бурду сочинять, травы разныя варить и больного ими накачивать. А то начнет, с важным видом, кровь пускать из больного. Все другие доктора да своя глупость - смущали.
Бедных он еще лечил водой из речки, но чем важнее был больной, тем пуще Гомес мудрил.
Лечил он раз одного сенатора, так целый воз сена сварил в котле и все это выпить его заставил. Спасибо, сенатор попался здоровенный, да с большим животом.. Было куда вливать.
Долго ли, коротко ли лечил так и мудрил Гомес, a пришло время - и стряслась на него из-за этого мудрствования лихая беда.
Вздумай прихворнуть на грех королева - и чем-то совсем не смертельным. Разумеется, сейчас послали за Гомесом. Этот был не злопамятен - и хоть новый король, вступив на престол и надул его, не сдержав обещание отца, - но Гомес потом утешился титулом маркиза Касторкина и своим золотом, что загребал чуть не лопатами.
Явился Гомес во дворец. Король его встретил, как прежде встречал Гомеса его отец, покойный король.
- Ну, Гомес, голубчик, мамаша моя захворала. Все доктора говорят, что это пустяки, и лезут ее лечить именно потому, что болезнь пустая, но я уж по старой памяти за тобой послал.
Гомес вошел в горницу. Смерти, конечно, нету! Да она и быть не могла, потому что королева, по правде сказать, с жиру баловалась; захотелось ей поваляться да поохать. А болезни у нея совсем никакой нет. Здоровехонька, голубушка.
Доктора это пронюхали - оттого особенно и лезли лечить.. Гомес поглядел больную и тоже видят:- здоровехонька королева, а так, блажит!
Потому ли, что хотелось Гомесу поспорить с докторами или хотелось важности напустить насебя, или, может так, зря, но только Гомес заартачился... И говорит он королю:
- Доктора все врут! Ваша мамаша при смерти.
- Что ты? ахнул король. Он помнил, как Гомес насильно уложил в постель его отца, еще здороваго, и как тот действительно чрез три дня умер.
- Очень даже ваша мамаша плоха! все повторяет Гомес. - Совсем дрянь дело!
Королева хоть и была здоровехонька, а услыхав эти слова великаго доктора, так и привскочила на поетели. Она тоже помнила случай с покойным нужем и предсказанье Гонеса. Здорова-здорова была королева, а и ее мороз по коже пробрал.
- И на кой прах я ложилась в постель! подумала она. Только болезнь себе накликала. Что ж у меня такое? спрашивает королева Гомеса.
- Какаяже болезнь у мамаши? спрашивает и король.
- Холера! говорит Гомес.
- Что ты, Христос с тобой! говорит королева. - Совсем нет. Вот уж это-то... так, ей-Богу, нет!
- Я вам говорю: холера! чуть не кричит Гомес. - Будете вы со мной еще спорить! Что вы в медицине смыслите?!..
- Помилуй, Гомес! возражает королева. - Не в обиду будь тебе сказано, ты не можешь судить.
- Кому же судить, коли не мне?
- Да ведь мне-то ближе знать, все противоречит королева. - Не веришь - спроси моих фрейлин и дам. Не то что холера у меня, а даже я тебе скажу - совсем напротив того...
Сообразил Гомес, что соврал, и говорит:
- Да вы, ваше королевское величеоно, ничего в медицине не понимаете. У вас холера в голове.
- Как в голове?! воскликнули вместе и королева и король, одурев от испуга.
- Как? Так! говорит Гомес. - Вот тут, в голове сидит.
Королева струхнула не на шутку; ей даже жарко вдруг стало и потом в холод бросило, так что она тут-же ослабла и побледнела.
- Видите, говорит Гомес. - Начинается...
- Батюшки, светы! завыла королева. - И на кой прах я здоровая в постель ложилась. Холеру в голове належала талько.
- Вон, вон оно! говорит Гомес королю. - Начинается!.. Слышите, уверяет мамаша теперь, что здоровая легла. Начинается.
- Берешься-ли ты вылечить? спрашивает король.
- Разумеется, берусь и вылечу. Не вылечу, вы меня казнить прикажите... Вот что!
- Все наши доктора берутся вылечить, говорят, что это пустяки, да уж я по старой памяти...
- Знаю, слышал уж! Вы не повторяйте по два раза тоже самое. Казните меня на площади, коли не вылечу. Сейчас пойду домой за лекарством и через три дня вылечу.
Гомес отправился домой. Во всей столице и во всей Испании пошел говор о том, что у королевы холера, да еще в голове, и что Гомес - не даром великий медик - и из головы взялся выгнать холеру.
Гомес между тем дома стал стряпать лекарство. Взял котел, наклал туда всякой травы, потом в разных овощных лавочках накупил всякой дряни. И что не принесут, все валит в котел. Валит, варит да мешает, мешает, валит да варит. Человек до ста набралось глядеть на его стряпню и только ахают его учености. И крапивы-то он наклал, и репейнику навалил, и сальных свеч фунт положил, и орехов подсыпал, и ворону жареную нарезал и туда ж бултыхнул.
Пришел какой-то доктор к нему, тоже удивляется и ахает.
- Дон Гомес, говорит он вдруг, - а про царя всех порошков вы забыли!
- Какой такой царь порошков?
- А персидский-то! Или, думаете, не надо?!
- Надо! Надо! говорит Гомес. - Побегите, принесите.
Тот живо сбегал и принес целый пуд.
Гомес взял и туда же вывалил.
- Вот так лекарство! похваляется пред народом Гомес. - Стоял свет и будет стоять, а такого лекарства не составит никто.
- Да ведь и болезнь тоже такая, что стоял свет и будет стоять, а холеры в голове ни у кого не приключится! говорит народ. (А известно, что глас народа - глас Божий).
Сварил Гомес лекарство, розлил на бутылки, взял дюжину с собой и поехал во дворец. Смотрит он, королева лежит на постели - еще бледней и слабей.
- Гомес, говорит она. - Холера у меня из головы, видно, ушла.
- А что?
- Да так. Она уже теперь не в голове.
- Ну, все равно. Нате-ка вот...
Гомес налил лекарства и сразу заставил королеву выпить целую бутылку. Не прошло получасу, королева начала кричать... Да не кричать, а выть благим матом.
Весь город собрался на площадь; спрашивают все, чтомол не режут ли королеву, чтобы холеру из нее выпустить.
- Ничего, говорит Гомес. - Выпейте-ка еще бутылочку.
Выпила королева еще бутылочку. На минуту ее как будто одурманило и будто полегче стало... Да вдруг как хватит опять... "Батюшки светы! Еще хуже!" Так все у нея вот и подтягивает.
- Что это? воет королева. - Что это такое? Смотрите-ка! Смотрите! показывает она на небо. - Никак это овчинка?
- Нет, мамаша, успокаивает ее король. - Это наше небо испанское! Оно вам теперь с овчинку кажет. Это всегда от боли так бывает.
Королева скоро начала кувырком кувыркаться. Держут ее двое, а ничего сделать не могут.
- Ничего! говорит Гомес. - Это из нея холера выходить. Уж очень крепко засела. Нуте-ка, ваше величество, еще бутылочку.
Хотел было Гомес поднести больной еще своего лекарства, стан наливать, да вдруг остановился, бросил бутылку... да и заорал сам, как шальной. Да так заорал, что все со страху, даже сама королева, одервенели на месте.
- Что вы? Что вы? справшвают все.
А Гомес трясется, как осиновый лист, глядя на кровать королевы, да и шепчет:
- Да, ведь, вас же не было... Верно говорю, не было... Разве я бы посмел ослушаться? За что ж вы меня губите-то? А? За что? У меня семья. 18-ть сыновей сиротами останутся.
Все так и обмерли. Спятил Гомес сам.
Должно быть, Холера из королевиной головы к нему в голову перелезла. Но Гомес не спятил. Гомес увидал на кровати королевы - саму госпожу Смерть.
- Уйдите! Ради Создателя, уйдите! шепчет все Гомес.
Но Смерть сидит около королевы и глазом не моргнет. Все обступили Гомеса, справляются об его здоровье. А королевато заливается еще пуще, совсем уж осипла и голосу не хватает.
Спохватился Гомес - и сказав, что пойдет за новыми лекарствами, вышел из дворца, припустился что есть духу в поле. Пробежав десять верст без оглядки, сел он отдохнуть.
- Ах, проклятая Смерть! Каково надула? А? Что теперь делать? К французскому королю бежать. Здесь поймают, казнят на площади.
И Гомес горько заплакал.
- Здравствуйте, дон Родриго Гомес, маркиз Касторкин! вдруг слышит он за собой.
Обернулся Гомес как ужаленный, думает, что верно полиция, - но нет... Стоит перед ним она же самая госпожа Смерть.
- Что вы со мной наделали, сударыня? за что вы меня надули? Это с вашей стороны подлость, сударыня. Я не думал, чтобы такая почтенная дама, как вы...
- Оловянная ты башка, Гомес! отвечает Смерть. - Ведь я не всегда по собственной воле прихожу за людьми. Иной раз и сами люди заставляют прийти. За каким ты дьяволом - прости Господи - лекарство-то это сочинял? Зазнался ты - возгордился, вот и пропал. А лечи ты водой из речки, то и по сю пору был бы счастлив.
- Что ж теперь-то делать? Королеву-то вы покинули... Стало быть, есть надежда.
- Королева уж по твоей милости в гробу и на столе лежит смирнехонько. Мне там больше и делать нечего. А за тобой сто жандармов послано, поймать и привести, чтобы казнить. Стало быть, как тебя поймают, так я к тебе и приду.
- Помилосердуйте! Вы же сказали, что придете за мной на свадьбе моего сына. А они у меня ни один не женаты.
- Вот то-то и беда, Гомес! Как только королева умерла, а про тебя сказали, что ты бежал, - так король приказал тебя разыскивать, чтобы казнить, а сыновьям твоим велел поровну разделить все твое богатство, сейчас же выбирать себе невест и жениться. А за них всякая пойдет. Не пройдет трех дней, они все будуть венчаться и пировать... Да вот гляди и жандармы скачут... прибавила Смерть:- до свидания!
Через час Гомес был уже в тюрьме, а на площади устраивали помост, чтоб его казнить. В вечеру пришли ему сказать, что у него на дому пир горой. Все 18-ть сыновей жениться собрались и пируют. Даже сам король на пир поехал.
По утру ранехонько в каземат к Гомесу постучали:
- Войдите! простонал бедный Гомес.
Вошла госпожа Смерть и села. Гомес было жаловаться, просить... но Смерть сидит и глазом не моргнет, будто не ея и дело. Пришли палачи, раздели Гомеса, опять одели. Причесали, напомадили. Потом подали завтракать, поел бедный Гомес. Завтрак был превосходный. Не сиди тут Смерть, так просто и не подумал бы он, что его казнить собираются. Потом Гомеса спросил палач: не хочет ли он сигару. Дали и сигару. Курит Гомес, а Смерть сидит молчит. Затем пришел толстый сенатор, котораго Гомес когда-то лечил и спросил его от имени короля, какое будет его последнее желание.
- Король поклялся жизнью его свято исполнить, сказал сенатор.
- Скажите королю, надумался Гомес, - что мое последнее желание, чтобы мои сыновья разделили себе мое богатство, но чтобы ни один из них не смел никогда жениться.
- Хорошо. Я доложу королю.
Сенатор ушел, а Гомес приободрился и говорит Смерти:
- Вот я вас и поставлю в тупик!..
А Смерть будто не слышит, сидит молчит и глазом не моргнет.
Вернулся сенатор и говорит:
- Король не может исполнить вашей просьбы. Ваш старший сын уже повенчался и из церкви домой поехал, остальные шестнадцать венчаются, а последний восемнадцатый в церковь поехал. Какое же другое желалие прикажете передать королю? Он дал клятву исполнить.
Гомес думал, думал и придумал:
- Мое последнее желание такое, чтобы король присутствовал на моей казни! сказал Гомес.
- Он и так непременно желает присутствовать - ради развлечения, отвечал сенатор.
- Да. Но это не все... Мое желание заключается в томг что когда меня будут казнить, король пускай думает об чем пожелает, но никак бы не думал обо мне, Гомесе, маркизе Касторкине.
- Хорошо. Я передам королю.
Сенатор ушел.
- Что-то будет... думает Гомес. - Король поклялся своею жизнью. Клятва страшная. А что стоя предо мной, когда меня будут казнить, мудрено ему будет обо мне не думать.
Гомес стал было надеяться, что его спасет эта выдумка. Только одно его смущало. Смерть сидит около него, молчит и не моргнет глазом, проклятая.
Вернулся опять сенатор и обявил Гомесу, что король, давши клятву исполнить последнее желание Гомеса, согласился и на это. А что казнь назначена через час.
Действительно, через час Гомеса вывели на площадь и взвели на помост. Народу набралось как всегда тьма-тьмущая, давка была такая, что Смерть, не отходившая прежде ни на шаг от Гомеса, два раза бегала в толпу за двумя старухами, которых придавили в толпе.
- Батюшки! Смерть! Задавили! кричали эти старухи. И действительно Смерть живо за ними сходила и назад вернулась.
Король вышел из дворца со свитой своей, и все сели против помоста.
Палач обявил народу, что так как Гомес, маркиз Касторкин, взялся вылечить покойную королеву, а вместо того ее уходил, что доказано показаниями других докторов, то его по уговору и по закону будут казнить; но так как он когда-то спас от смерти нынешняго короля, когда еще он был королевичем, то король ему за пять минут до казни жалует титул герцога Медицина-Сола. И так, почтеннейшая публика, кончил палач, - дон Родриго маркиз Касторкин уже скончался, так сказать, умер политически или метрически велением короля; а пред вами - вновь пожалованный герцог, которому я сейчас и отрублю глупую голову. И так, знайте все, думайте и молитесь за душу герцога Медицина-Сола-отца, так как сыновья его тоже наследуют этот титул. Его Величество король, глядя на казнь, будет вместе с вами думать и молиться за душу спроваживаемаго мною на тот свет герцога Медицина-Сола.
- Надули, мошенники! были последния слова Гомеса, так как его тотчас поставили на колени, и налач отрубил ему голову. Говорят, что голова его отскочила к королю и показала ему язык. Говорят, что король, в ответ, показал - шиш. Говорят, что 18-ть сыновей Гомеса, все герцоги Медицина-Сола, имели много сыновей и сделались родоначальниками знатнаго и богатаго испанскаго рода грандов. Старший же из них основал даже в Испании город, носивший его имя, т. е. Медицина-Сола. Говорят, что этот город и этот знатный род герцогов и грандов существует и теперь, - что будто это ничто иное, как город и род Медина-Сёли {Médina Celi, город в старой Кастилии.}, преобразившийся в устах народа из Медицина-Сола. Но это пускай говорят. Это вздор!
Ну, а с госпожею Смертью что ж сталось?
Госпожа Смерть гуляет и теперь по белу свету. Гововорят, что ей теперь еще чаще приходится по неволе идти иной раз к больному. Как захворает кто и лежит один, тужится да охает, - Смерть не беспокоится; а как только больной, покричав да поохав, пошлет за доктором, так уж Смерть сидит на чеку. - Это тоже пускай говорят. А правда ли это - неизвестно!..
Доктора говорят, что это положительно вздор.