Гомер. Одиссея. Песнь 11-я

 

К морю и к ждавшему нас на песке кораблю собралися

Все мы и, сдвинувши черный корабль на священные воды,

Мачту на нем утвердили и к ней паруса привязали.

Взявши барана и овцу с собой, на корабль совокупно

5

Все мы взошли сокрушенные горем, лиющие слезы.

Был нам по темным волнам провожатым надежным попутный

Ветер, пловцам благовеющий друг, парусов надуватель,

Послан приветноречивою, светлокудрявой богиней;

Все корабельные снасти порядком убрав, мы спокойно

10

Плыли; корабль наш бежал, повинуясь кормилу и ветру.

Были весь день паруса путеводным дыханием полны.

Солнце тем временем село, и все потемнели дороги.

Скоро пришли мы к глубокотекущим водам Океана;

Там киммериян печальная область, покрытая вечно

15

Влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет

Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль

Он покидает, всходя на звездами обильное небо,

С неба ль, звездами обильного, сходит, к земле обращаясь;

Ночь безотрадная там искони окружает живущих.

20

Судно, прибыв, на песок мы встащили; барана и овцу

Взяли с собой и пошли по течению вод Океана

Берегом к месту, которое мне указала Цирцея.

Дав Перимеду держать с Еврилохом зверей, обреченных

В жертву, я меч обнажил медноострый и, им ископавши

25

Яму глубокую, в локоть один шириной и длиною,

Три совершил возлияния мертвым, мной призванным вместе:

Первое смесью медвяной, второе вином благовонным,

Третье водой и, мукою ячменною все пересыпав,

Дал обещанье безжизненно веющим теням усопших:

30

В дом возвратяся, корову, тельцов не имевшую, в жертву

Им принести и в зажженный костер драгоценностей много

Бросить; Тиресия ж более прочих уважить, особо

Черного, лучшего в стаде барана ему посвятивши.

Дав обещанье такое и сделав воззвание к мертвым,

35

Сам я барана и овцу над ямой глубокой зарезал;

Черная кровь полилася в нее, и слетелись толпою

Души усопших, из темныя бездны Эреба поднявшись:

Души невест, малоопытных юношей, опытных старцев,

Дев молодых, о утрате недолгия жизни скорбящих,

40

Бранных мужей, медноострым копьем пораженных смертельно

В битве и брони, обрызганной кровью, еще не сложивших.

Все они, вылетев вместе бесчисленным роем из ямы,

Подняли крик несказанный; был схвачен я ужасом бледным.

Кликнув товарищей, им повелел я с овцы и с барана,

45

Острой зарезанных медью, лежавших в крови перед нами,

Кожу содрать и, огню их предавши, призвать громогласно

Грозного бога Аида и страшную с ним Персефону.

Сам же я меч обнажил изощренный и с ним перед ямой

Сел, чтоб мешать приближаться безжизненным теням усопших

50

К крови, пока мне ответа не даст вопрошенный Тиресий.

Прежде других предо мною явилась душа Ельпенора;

Бедный, еще не зарытый, лежал на земле путеносной.

Не был он нами оплакан; ему не свершив погребенья,

В доме Цирцеи его мы оставили: в путь мы спешили.

55

Слезы я пролил, увидя его; состраданье мне душу проникло.

Голос возвысив, я мертвому бросил крылатое слово:

“Скоро же, друг Ельпенор, очутился ты в царстве Аида!

Пеший проворнее был ты, чем мы в корабле быстроходном”.

Так я сказал; простонавши печально, мне так отвечал он:

60

“О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей многославный,

Демоном злым погублен я и силой вина несказанной;

Крепко на кровле заснув, я забыл, что назад надлежало

Прежде пойти, чтоб по лестнице с кровли высокой спуститься;

Бросясь вперед, я упал и, затылком ударившись оземь,

65

Кость изломал позвоночную; в область Аида мгновенно

Дух отлетел мой. Тебя же любовью к отсутственным милым,

Верной женою, отцом, воспитавшим тебя, и цветущим

Сыном, тобой во младенческих летах оставленным дома,

Ныне молю (мне известно, что, область Аида покинув,

70

Ты в корабле возвратишься на остров Цирцеи) – о! вспомни,

Вспомни тогда обо мне, Одиссей благородный, чтоб не был

Там не оплаканный я и безгробный оставлен, чтоб гнева

Мстящих богов на себя не навлек ты моею бедою.

Бросивши труп мой со всеми моими доспехами в пламень,

75

Холм гробовой надо мною насыпьте близ моря седого;

В памятный знак же о гибели мужа для поздних потомков

В землю на холме моем то весло водрузите, которым

Некогда в жизни, ваш верный товарищ, я волны тревожил”.

Так говорил Ельпенор, и, ему отвечая, сказал я:

80

“Все, злополучный, как требуешь, мною исполнено будет”.

Так мы, печально беседуя, друг подле друга сидели,

Я, отгоняющий тени от крови мечом обнаженным,

Он, говорящий со мною, товарища прежнего призрак.

Вдруг подошло, я увидел, ко мне привиденье умершей

85

Матери милой моей Антиклеи, рожденной великим

Автоликоном, – ее меж живыми оставил я дома,

В Трою отплыв. Я заплакал, печаль мне проникнула душу;

Но и ее, сколь ни тяжко то было душе, не пустил я

К крови: мне не дал ответа еще прорицатель Тиресий.

90

Скоро предстал предо мной и Тиресия фивского образ;

Был он с жезлом золотым, и меня он узнал и сказал мне:

“Что, Лаэртид, многохптростный муж, Одиссей благородный,

Что, злополучный, тебя побудило, покинув пределы

Светлого дня, подойти к безотрадной обители мертвых?

95

Но отслоился от ямы и к крови мечом не препятствуй

Мне подойти, чтоб, напившися, мог я по правде пророчить”.

Так он сказал; отслоняся от ямы, я меч среброгвоздный

Вдвинул в ножны; а Тиресий, напившися черныя крови,

Слово ко мне обратил и сказал мне, по правде пророча:

100

“Царь Одиссей, возвращения сладкого в дом свой ты жаждешь.

Бог раздраженный его затруднит несказанно, понеже

Гонит тебя колебатель земли Посейдон; ты жестоко

Душу разгневал его ослеплением милого сына.

Но, и ему вопреки, и беды повстречав, ты достигнуть

105

Можешь отечества, если себя обуздаешь и буйных

Спутников; с ними ты к острову знойной Тринакрии, бездну

Темно-лазурного моря измерив, корабль приведешь свой;

Тучных быков и волнистых баранов пасет там издавна

Гелиос светлый, который все видит, все слышит, все знает.

110

Будешь в Итаке, хотя и великие бедствия встретишь,

Если воздержишься руку поднять на стада Гелиоса;

Если же руку подымешь на них, то пророчу погибель

Всем вам: тебе, кораблю и сопутникам; сам ты избегнешь

Смерти, но бедственно в дом возвратишься, товарищей в море

115

Всех потеряв, на чужом корабле, и не радость там встретишь:

Буйных людей там найдешь ты, твое достоянье губящих,

Мучащих дерзким своим сватовством Пенелопу, дарами

Брачными ей докучая; ты им отомстишь. Но когда ты,

Праведно мстя, женихов, захвативших насильственно дом твой,

120

В нем умертвишь иль обманом, иль явною силой – покинув

Царский свой дом и весло корабельное взявши, отправься

Странствовать снова и странствуй, покуда людей не увидишь,

Моря не знающих, пищи своей никогда не солящих,

Также не зревших еще ни в волнах кораблей быстроходных,

125

Пурпурногрудых, ни весел, носящих, как мощные крылья,

Их по морям, – от меня же узнай несомнительный признак:

Если дорогой ты путника встретишь и путник тот спросит:

“Что за лопату несешь на блестящем плече, иноземец?” –

В землю весло водрузи – ты окончил свое роковое,

130

Долгое странствие. Мощному там Посейдону принесши

В жертву барана, быка и свиней оплодителя вепря,

В дом возвратись и великую дома сверши гекатомбу

Зевсу и прочим богам, беспредельного неба втадыкам,

Всем по порядку. И смерть не застигнет тебя на туманном

135

Море; спокойно и медленно к ней подходя, ты кончину

Встретишь, украшенный старостью светлой, своим и народным

Счастьем богатый. И сбудется все, предреченное мною”.

Так говорил мне Тиресий; ему отвечая, сказал я:

“Старец, пускай совершится, что мне предназначили боги.

140

Ты же теперь мне скажи, ничего от меня но скрывая:

Матери милой я вижу отшедшую душу; близ крови

Тихо сидит неподвижная тень и как будто не смеет

Сыну в лицо поглядеть и завесть разговор с ним. Скажи мне,

Старец, как сделать, чтоб мертвая сына живого узнала?”

145

Так я его вопросил, и, ответствуя, так мне сказал он:

“Легкое средство на это в немногих словах я открою:

Та из безжизненных теней, которой приблизиться к крови

Дашь ты, разумно с тобою начнет говорить; но безмолвно

Та от тебя удалится, которой ты к крови не пустишь”,

150

С сими словами обратно отшедши в обитель Аида,

Скрылась душа прорицателя, мне мой сказавшая жребий.

Я ж неподвижно остался на месте; но ждал я недолго;

К крови приблизилась мать, напилася и сына узнала

С тяжким вздохом она мне крылатое бросила слово:

155

“Как же, мой сын, ты живой мог проникнуть в туманную область

Аида? Здесь все ужасает живущего; шумно бегут здесь

Страшные реки, потоки великие; здесь Океана

Воды глубокие льются; никто переплыть их не может

Сам; то одним кораблям крепкозданным возможно. Скажи же,

160

Прямо ль от Трои с своим кораблем и с своими людьми ты,

По морю долго скитавшися, прибыл сюда? Неужели

Все не видал ни Итаки, ни дома отцов, ни супруги?”

Так говорила она, и, ответствуя, так ей сказал я:

“Милая мать, приведен я к Аиду нуждой всемогущей;

165

Душу Тиресия фивского мне вопросить надлежало

В землю ахеян еще я не мог возвратиться; отчизны

Нашей еще не видал, бесприютно скитаюсь повсюду

С самых тех пор, как с великим царем Агамемноном поплыл

В град Илион, изобильный конями, на гибель троянам.

170

Ты ж мне скажи откровенно, какою из Парк непреклонных

В руки навек усыпляющей смерти была предана ты?

Медленно ль тяжким недугом? Иль вдруг Артемида богиня

Тихой стрелою своею тебя без болезни убила?

Также скажи об отце и о сыне, покинутых мною:

175

Царский мой сан сохранился ли им? Иль другой уж на место

Избран мое и меня уж в народе считают погибшим?

Также скажи мне, что делает дома жена Пенелопа?

С сыном ли вместе живет, неизменная в верности мужу?

Иль уж с каким из ахейских владык сочеталася браком?”

180

Так я ее вопросил; Антиклея мне так отвечала:

“Верность тебе сохраняя, в жилище твоем Пенелопа

Ждет твоего возвращенья с тоскою великой и тратит

Долгие дни: и бессонные ночи в слезах и печали;

Царский твой сан никому от народа не отдан; бесспорно,

185

Дома своим Телемах достояньем владеет, пирами

Всех угощает, как то облеченному саном высоким

Следует; все и его угощают. Лаэрт же не ходит

Более в город; он в поле далеко живет, не имея

Там ни одра, ни богатых покровов, ни мягких подушек;

190

Дома в дождливое зимнее время он вместе с рабами

Спит на полу у огня, покровенный одеждой убогой;

В летнюю ж знойную пору иль поздней порою осенней

Всюду находит себе на земле он в саду виноградном

Ложе из листьев опалых, насыпанных мягкою грудой.

195

Там он лежит, и вздыхает, и сердцем крушится, и плачет,

Все о тебе помышляя; и старость его безотрадна.

Кончилось так и со мной; и моя совершилась судьбина.

Но не сестра Аполлонова с луком тугим Артемида

Тихой стрелою своею меня без болезни убила,

200

Также не медленный, мной овладевший недуг, растерзавши

Тело мое, из него изнуренную душу исторгнул:

Нет; но тоска о тебе, Одиссей, о твоем миролюбном

Нраве и разуме светлом до срока мою погубила

Сладостно-милую жизнь”. И умолкла она. Увлеченный

205

Сердцем, обнять захотел я отшедшую матери душу;

Три раза руки свои к ней, любовью стремимый, простер я,

Три раза между руками моими она проскользнула

Тенью иль сонной мечтой, из меня вырывая стенанье.

Ей наконец, сокрушенный, я бросил крылатое слово:

210

“Милая мать, для чего, из объятий моих убегая,

Мне запрещаешь в жилище Аида прижаться к родному

Сердцу и скорбною сладостью плача с тобой поделиться?

Иль Персефона могучая вместо тебя мне прислала

Призрак пустой, чтоб мое усугубить великое горе?”

215

Так говорил я; мне мать благородная так отвечала:

“Милый мой сын, злополучнейший между людьми, Персефона,

Дочь громовержца, тебя приводить в заблужденье не мыслит.

Но такова уж судьбина всех мертвых, расставшихся с жизнью.

Крепкие жилы уже не связуют ни мышц, ни костей их;

220

Вдруг истребляет пронзительной силой огонь погребальный

Все, лишь горячая жизнь охладелые кости покинет:

Вовсе тогда, улетевши, как сон, их душа исчезает.

Ты же на радостный свет поспеши возвратиться; но помни,

Что я сказала, чтоб все повторить при свиданье супруге”.

225

Так, собеседуя, мы говорили. Тогда мне явились

Призраки жен – их прислала сама Персефона; то были

В прежнее время супруги и дочери славных героев;

Черную кровь обступили они, подбежав к ней толпою;

Я же обдумывал, как бы мне их вопросить почередно

230

Каждую; вот что удобнейшим мне наконец показалось:

Меч длинноострый немедля схватил и, его обнаживши,

К крови приблизиться им не дозволил я всею толпою;

Друг за другом они по одной подходили и имя

Мне называли свое; и расспрашивать каждую мог я.

235

Прежде других подошла благороднорожденная Тиро,

Дочь Салмонеева, славная в мире супруга Крефея,

Сына Эолова; все о себе мне она рассказала:

Сердце свое Энипеем, рекою божественно светлой,

Между реками земными прекраснейшей, Тиро пленила;

240

Часто она посещала прекрасный поток Энипея;

В образ облекся его Посейдон земледержец, чтоб с нею

В устье волнистокипучем реки сочетаться любовью;

Воды пурпурные встали горой и, слиявшись прозрачным

Сводом над ними, сокрыли от взоров и бога и деву.

245

Девственный пояс ее развязал он, ей очи смеживши

Сном; и когда, распаленный, свое утолил вожделенье,

За руку взял, и по имени назвал ее, и сказал ей:

“Радуйся, богом любимая! Прежде чем полный свершится

Год, у тебя два прекрасные сына родятся (бесплоден

250

С богом союз не бывает), и их воспитай ты с любовью.

Но, возвратяся к домашним, мое называть им страшися

Имя; тебе же откроюсь: я бог Посейдон земледержец”.

Так он сказав, погрузился в морское глубокое лоно.

В срок от нее близнецы Пелиас и Нелей родилися;

255

Слуги могучие Зевса эгидоносителя были

Оба они; обладая стадами баранов, в Иолкосе

Тучнополянистом жил Пелиас; а Нелей жил в песчаном

Пилосе. Но от Крефея еще родились у прекрасной

Тиро Эсон, и Ферет, и могучий ездок Амифаон.

260

После нее мне предстала Асопова дочь Антиопа.

Гордо хвалилась она, что объятия Дий отворил ей:

Были плодом их любви Амфион и Зефос; положили

Первое Фив семивратных они основанье и много

Башен воздвигли кругом, поелику в широкоравнинных

265

Фивах они, и могучие, жить не могли б без ограды.

Амфитрионову после узрел я супругу Алкмену;

Сына Геракла, столь славного силой и мужеством львиным,

Зевсу она родила, целомудренно с ним сочетавшись.

После явилась Мегара; Креон, необузданно смелый,

270

Был ей отцом; а супругом Геракл, в испытаниях твердый.

Вслед за Мегарой предстала Эдипова мать Эпикаста;

Страшно-преступное дело в незнанье она совершила,

С сыном родным, умертвившим отца, сочетавшися браком.

Скоро союз святотатный открыли бессмертные людям.

275

Гибельно царствовать в Кадмовом доме, в возлюбленных Фивах

Был осужден от Зевеса Эдип, безотрадный страдалец,

Но Эпикаста Аидовы двери сама отворила:

Петлю она роковую к бревну потолка прикрепивши,

Ею плачевную жизнь прервала; одинок он остался

280

Жертвой терзаний от скликанных матерью страшных Эриний.

После явилась Хлорида; ее красотою пленяся,

Некогда с ней сочетался Нелей, дорогими дарами

Деву прельстивший; был царь Амфион Иасид, Орхомена

Града минийского славный властитель, отец ей; царица

285

Пилоса, бодрых она сыновей даровала Нелею:

Нестора, Хромия, жадного почестей Периклимена;

После Хлорида и дочь родила, многославную Перу,

Дивной красы; женихи отовсюду сошлись, но тому лишь

Дочь непреклонный Нелей назначал, кто быков круторогих

290

С поля Филакии сгонит, отняв у царя Ификлеса

Силой все стадо его. Беспорочный взялся прорицатель

Смелое дело свершить; но ему положили преграду

Злая судьба, и темничные узы, и пастыри стада.

Но когда миновалися месяцы, дни пробежали и годы,

295

Круг совершился и Оры весну привели, – Ификлесу

Тайны богов он открыл; Ификлесова сила святая

Узы его прервала, и исполнилась воля Зевеса.

Славная Леда, супруга Тиндара, потом мне явилась,

Ей родилися от брака с Тиндаром могучим два сына:

300

Коней смиритель Кастор и боец Полидевк многосильный.

Оба землею они жизнедарною взяты живые,

Оба и в мраке подземном честимы Зевесом, вседневно

Братом сменяется брат; и вседневно, когда умирает

Тот, воскресает другой; и к бессмертным причислены оба.

305

Ифимедию, жену Алоея, потом я увидел;

С ней сочетался, – хвалилась она – Посейдон земледержец;

Были плодом их союза два сына (но краток был век их):

Огос божественный с славным везде на земле Эфиальтом.

Щедрая, станом всех выше людей их земля возрастила;

310

Всех красотой затмевали они, одному Ориону

В ней уступая; и оба, едва девяти лет достигнув,

В девять локтей толщиной, вышиною же в тридевять были.

Дерзкие стали бессмертным богам угрожать, что Олимп их

Шумной войной потрясут и губительным боем взволнуют;

315

Оссу на древний Олимп взгромоздить, Пелион многолесный

Взбросить на Оссу они покушались, чтоб приступом небо

Взять, и угрозу б они совершили, когда бы достигли

Мужеской силы; но сын громовержца, Латоной рожденный,

Прежде, чем младости пух отенил их ланиты и первый

320

Волос пробился на их подбородке, сразил их обоих.

Федру я видел, Прокриду; явилась потом Ариадна,

Дочь кознодея Миноса из Крита бежать с ним в Афины

Деву прекрасную бодрый Тесей убедил; но не мог он

С ней насладиться любовью; убила ее Артемида

325

Тихой стрелой, наущенная Вакхом, на острове Дие.

Видел я Мойру, Климену, злодейку жену Эрифилу,

Гнусно предавшую мужа, прельстясь золотым ожерельем…

Всех их, однако, я счесть не могу; мне не вспомнить, какие

Там мне явилися жены и дочери древних героев;

330

Целой бы ночи не стало на то; уж пора мне предаться

Сну, удаляся ль на быстрый корабль ваш к товарищам бодрым,

Здесь ли оставшись; а вы мои отъезд учредите с богами”.

Так говорил Одиссей, – все другие сидели безмолвно

В светлой палате, и было у всех очаровано сердце.

335

Тут белорукая слово к гостям обратила Арета:

“Что, феакияне, скажете? Станом, и видом, и силой

Разума всех изумляет нас гость чужеземный. Хотя он

Собственно мой гость, но будет ему угощенье от всех нас;

В путь же его отсылать не спешите; нескупо дарами

340

Должно его, претерпевшего столько утрат, наделить нам:

Много у всех вас, по воле бессмертных, скопилось богатства”.

Тут поднялся Эхеной, благородного племени старец,

Ранее всех современных ему феакиян рожденный.

“С нашим желаньем, друзья, – он сказал, – и намереньем нашим

345

Слово разумной царицы согласно; ему покориться

Должно, а царь Алкиной пусть на деле то слово исполнит”.

Кончил. Ответствовал так Алкиной благородному старцу:

“Будет, что сказано, мною на деле исполнено так же

Верно, как то, что я жив и что царь я в земле феакиян

350

Веслолюбивых. Но странник, хотя и безмерно спешит он

В путь, подождет до утра, чтоб имели мы время подарки

Наши собрать; отправленье в отчизну его есть забота

Общая всем вам, моя ж наипаче я здесь повелитель”.

Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

355

“Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,

Если б и целый здесь год продержать вы меня захотели,

Мои учреждая отъезд и дары для меня собирая,

Я согласился б остаться, понеже мне выгодно будет

С полными в милую землю отцов возвратиться руками.

360

Больше почтен и с живейшею радостью принят я буду

Всеми, кто встретит меня при моем возвращенье в Итаку”.

Он умолкнул; ему Алкиной отвечал дружелюбно:

“Царь Одиссей, мы, внимая тебе, не имеем обидной

Мысли, чтоб был ты хвастливый обманщик, подобный

365

Многим бродягам, которые землю обходят, повсюду

Ложь рассевая в нелепых рассказах о виденном ими.

Ты не таков; ты возвышен умом и пленителен речью.

Повесть прекрасна твоя; как разумный певец, рассказал ты

Нам об ахейских вождях и о собственных бедствиях; кончить

370

Должен, однако, ты повесть. Скажи ж, ничего не скрывая,

Видел ли там ты кого из могучих товарищей бранных,

Бывших с тобой в Илионе и черную встретивших участь?

Ночь несказанно долга; и останется времени много

Всем нам для сна безмятежного. Кончи ж начатую повесть;

375

Слушать тебя я готов до явления светлой Денницы,

Если рассказывать нам о напастях своих согласишься”.

Так говорил он; ответствовал так Одиссей хитроумный:

“Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,

Время на все есть; свой час для беседы, свой час для покоя?

380

Если, однако, желаешь теперь же дослушать рассказ мой,

Я повинуюсь и все расскажу, что печального после

Я претерпел как утратил последних сопутников; также

Кто из аргивян, избегши погибели в битвах троянских,

Пал от убийцы, изменой жены, при возврате в отчизну.

385

После того как рассеяться призракам жен Персефона,

Ада царица, велела и все, разлетевшись, пропали –

Тень Агамемнона, сына Атреева, тихо и грустно

Вышла; и следом за нею все тени товарищей, падших

В доме Эгиста с Атридом, с ним вместе постигнутых роком.

390

Крови напившись, меня во мгновенье узнал Агамемнон,

Тяжко, глубоко вздохнул он; заплакали очи; простерши

Руки, он ими ко мне прикоснуться хотел, но напрасно:

Руки не слушались: не было в них уж ни сил, ни движенья,

Некогда члены могучего тела его оживлявших.

395

Слезы я пролил, увидя его; состраданье проникло

Душу мне; мертвому другу я бросил крылатое слово:

“Сын Атреев, владыка людей, государь Агамемнон,

Паркой какою ты в руки навек усыпляющей смерти

Предан? В волнах ли тебя погубил Посейдон с кораблями,

400

Бурею бездну великую всю всколебавши? На суше ль

Был умерщвлен ты рукою врага, им захваченный в поле,

Где нападал на его криворогих быков и баранов,

Или во граде, где жен похищал и сокровища грабил?”

Так вопросил я его, и, ответствуя, так мне сказал он:

405

“О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный!

Нет, не в волнах с кораблями я был погублен Посейдоном,

Бурные волны воздвигшим на бездне морской; не на суше

Был умерщвлен я рукою противника явного в битве;

Тайно Эгист приготовил мне смерть и плачевную участь;

410

С гнусной женою моей заодно, у себя на веселом

Пире убил он меня, как быка убивают при яслях;

Так я погиб, и товарищи верные вместе со мною

Были зарезаны все, как клычистые вепри, которых

В пышном дому гостелюбца, скопившего много богатства,

415

Режут на складочный пир, на роскошный обед иль на свадьбу.

Часто без страха видал ты, как гибли могучие мужи

В битве, иной одиноко, иной в многолюдстве сраженья, –

Здесь же пришел бы ты в трепет, от страха бы обмер, увидя,

Как меж кратер пировых, меж столами, покрытыми брашном,

420

Все на полу мы, дымящемся нашею кровью, лежали.

Громкие крики Приамовой дочери, юной Кассандры,

Близко услышал я: нож ей во грудь Клитемнестра вонзала

Подле меня; полумертвый лежа на земле, попытался

Хладную руку к мечу протянуть я: она равнодушно

425

Взор отвратила и мне, отходящему в область Аида,

Тусклых очей и мертвеющих уст запереть не хотела.

Нет ничего отвратительней, нет ничего ненавистней

Дерзко-бесстыдной жены, замышляющей хитро такое

Дело, каким навсегда осрамилась она, приготовив

430

Мужу, богами ей данному, гибель. В отечество думал

Я возвратиться на радость возлюбленным детям и ближним –

Злое, напротив, замысля, кровавым убийством злодейка

Стыд на себя навлекла и на все времена посрамила

Пол свой и даже всех жен, поведеньем своим беспорочных”.

435

Так говорил Агамемнон; ему отвечая, сказал я:

“Горе! Конечно, Зевес громовержец потомству Атрея

Быть навсегда предназначил игралищем бедственных женских

Козней; погибло немало могучих мужей от Елены;

Так и тебе издалека устроила смерть Клитемнестра”.

440

Выслушав слово мое, мне ответствовал царь Агамемнон:

“Слишком доверчивым быть, Одиссей, берегися с женою;

Ей открывать простодушно всего, что ты знаешь, не должно;

Вверь ей одно, про себя сохрани осторожно другое.

Но для тебя, Одиссей, от жены не опасна погибель;

445

Слишком разумна и слишком незлобна твоя Пенелопа,

Старца Икария дочь благонравная; в самых цветущих

Летах, едва сопряженный с ней браком, ее ты покинул,

В Трою отплыв, и грудной, лепетать не умевший, младенец

С ней был оставлен тогда; он, конечно, теперь заседает

450

В сонме мужей; и отец, возвратясь, с ним увидится; нежно

К сердцу родителя сам он, как следует сыну, прижмется…

Мне ж кознодейка жена не дала ни одним насладиться

Взглядом на милого сына; я был во мгновенье зарезан.

Выслушай, друг, мой совет и заметь про себя, что скажу я:

455

Скрой возвращенье свое и войди с кораблем неприметно

В пристань Итаки: на верность жены полагаться опасно.

Сам же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:

Мог ли ты что-нибудь сведать о сыне моем? Не слыхал ли,

Где он живет? В Орхомене ль? В песчаном ли Пилосе?

В Спарте ль

460

Светлопространной у славного дяди, царя Менелая?

Ибо не умер еще на земле мой Орест благородный”.

Так вопросил Агамемнон; ему отвечая, сказал я:

“Царь Агамемнон, о сыне твоем ничего я не знаю;

Где он и жив ли, сказать не могу; пустословие вредно”.

465

Так мы, о многом минувшем беседуя, друг подле друга

Грустно сидели, и слезы лилися по нашим ланитам.

Тень Ахиллеса, Пелеева сына, потом мне явилась;

С ним был Патрокл, Антилох беспорочный и сын Теламонов

Бодрый Аякс, меж ахейцами мужеским видом и силой

470

После Пелеева сына великого всех превзошедший.

Тень быстроногого внука Эакова, став предо мною,

Мне, возрыдавши, крылатое бросила слово: “Зачем ты

Здесь, Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный?

Что, дерзновенный, какое великое дело замыслил?

475

Как проникнул в пределы Аида, где мертвые только

Тени отшедших, лишенные чувства, безжизненно веют?”

Так он спросил у меня, и, ему отвечая, сказал я:

“О Ахиллес, сын Пелеев, меж всеми данаями первый,

Здесь я затем, чтоб Тиресий слепец прорицатель открыл мне

480

Способ вернейший моей каменистой Итаки достигнуть;

В землю ахеян еще я не мог возвратиться; отчизны

Милой еще не видал; я скитаюсь и бедствую. Ты же

Между людьми и минувших времен и грядущих был счастьем

Первый: живого тебя мы как бога бессмертного чтили;

485

Здесь же, над мертвыми царствуя, столь же велик ты, как

в жизни

Некогда был; не ропщи же на смерть, Ахиллес богоравный”.

Так говорил я, и так он ответствовал, тяжко вздыхая:

“О Одиссей, утешения в смерти мне дать не надейся;

Лучше б хотел я живой, как поденщик, работая в поле,

490

Службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный,

Нежели здесь над бездушными мертвыми царствовать, мертвый.

Ты же о сыне известием душу теперь мне порадуй.

Был ли в сраженье мой сын? Впереди ли у всех он сражался?

Также скажи, Одиссей, не слыхал ли о старце Пелее?

495

Все ли по-прежнему он повелитель земли мирмидонской?

Иль уж его и в Элладе и Фтии честить перестали,

Дряхлого старца, без рук и без ног, изнуренного в силах?

В области дня уж защитником быть для него не могу я;

Ныне уж я не таков, как бывало, когда в отдаленной

500

Трое губил ополченья и грудью стоял за ахеян.

Если б таким хоть на миг я в жилище отцовом явился,

Ужас бы сильная эта рука навела там на многих,

Власти Пелея не чтущих и старость его оскорбивших”.

Так говорил Ахиллес, и, ему отвечая, сказал я:

505

“Сведать не мог ничего я о старце Пелее великом;

Но о твоем благородном, возлюбленном Неоптолеме

Все, Ахиллес, как желаешь, тебе расскажу я подробно.

Сам я его в корабле крутобоком моем от Скироса

Морем привез к меднолатным данаям в троянскую землю;

510

Там на советах вождей о судьбе Илиона всегда он

Голос свой прежде других подавал и в разумных сужденьях

Мною одним лишь и Нестором мудрым бывал побеждаем.

В поле ж троянском широком, где гибельной медью мы бились,

Он никогда близ дружин и в толпе не хотел оставаться;

515

Быстро вперед выбегал он один, упреждая храбрейших;

Много врагов от него в истребительной битве погибло;

Я ж не могу ни назвать, ни исчислить, сколь много народа

В крае троянском побил он, где грудью стоял за аргивян.

Так Еврипила, Телефова сына, губительной медью

520

Он ниспроверг, и кругом молодого вождя все кетейцы

Пали его, златолюбия женского бедственной жертвой.

После Мемнона, подобного богу, был всех он прекрасней.

В чрево коня, сотворенного чудно Эпеосом, скрыться

Был он с другими вождями назначен; а двери громады

525

Мне отворять, затворять и стеречь поручили ахейцы.

Все, при вступлении в конские недра, вожди отирали

Слезы с ланит, и у каждого руки и ноги тряслися;

В нем же едином мои никогда не подметили очи

Страха; не помню, чтоб он от чего побледнел, содрогнулся

530

Или заплакал. Не раз убеждал он меня из затвора

Дать ему выйти и, стиснув одною рукою двуострый

Меч, а другою обитое медью копье, порывался

В бой на троян. А когда был разрушен Приамов великий

Град, он с богатой добычей, с дарами почетными поплыл

535

В край свой, ни издали метким копьем, ни вблизи длинноострой

Медью меча не пронзенный ни разу, как часто бывает

В жарком бою, где убийство кипит и Арей веселится”.

Так говорил я: душа Ахиллесова с гордой осанкой

Шагом широким, по ровному Асфодилонскому лугу

540

Тихо пошла, веселяся великою славою сына.

Души других знаменитых умерших явились; со мною

Грустно они говорили о том, что тревожило сердце

Каждому; только душа Теламонова сына Аякса

Молча стояла вдали, одинокая, все на победу

545

Злобясь мою, мне отдавшую в стане аргивян доспехи

Сына Пелеева. Лучшему между вождей повелела

Дать их Фетида; судили трояне; их суд им Афина

Тайно внушила… Зачем, о, зачем одержал я победу,

Мужа такого низведшую в недра земные? Погиб он,

550

Бодрый Аякс, и лица красотою, и подвигов славой

После великого сына Пелеева всех превзошедший.

Голос возвысив, ему я сказал миротворное слово:

“Сын Теламонов, Аякс знаменитый, не должен ты, мертвый,

Доле со мной враждовать, сокрушаясь о гибельных, взятых

555

Мною оружиях; ими данаям жестокое боги

Зло приключили: ты, наша твердыня, погиб; о тебе мы

Все, как о сыне могучем Пелея, всечасно крушились,

Раннюю смерть поминая твою; в ней никто не виновен,

Кроме Зевеса, постигшего рать копьеносных данаев

560

Страшной бедою; тебя он судьбине безвременно предал.

Но подойди же, Аякс; на мгновенье беседой с тобою

Дай насладиться мне; гнев изгони из великого сердца”.

Так я сказал; не ответствовал он; за другими тенями

Мрачно пошел; напоследок сокрылся в глубоком Эребе.

565

Может быть, стал бы и гневный со мной говорить он иль я с ним,

Если б меня не стремило желание милого сердца

Души других знаменитых умерших увидеть. И скоро

В аде узрел я Зевесова мудрого сына Миноса;

Скипетр в деснице держа золотой, там умерших судил он,

570

Сидя; они же его приговора, кто сидя, кто стоя,

Ждали в пространном с вратами широкими доме Аида.

После Миноса явилась гигантская тень Ориона;

Гнал по широкому Асфодилонскому лугу зверей он –

Их же своею железной ничем не крушимой дубиной

575

Некогда сам он убил на горах неприступно-пустынных.

Тития также увидел я, сына прославленной Геи;

Девять заняв десятин под огромное тело, недвижим

Там он лежал; по бокам же сидели два коршуна, рвали

Печень его и терзали когтями утробу. И руки

580

Тщетно на них подымал он. Латону, супругу Зевеса,

Шедшую к Пифию, он осрамил на лугу Панопейском.

Видел потом я Тантала, казнимого страшною казнью:

В озере светлом стоял он по горло в воде и, томимый

Жаркою жаждой, напрасно воды захлебнуть порывался.

585

Только что голову к ней он склонял, уповая напиться,

С шумом она убегала; внизу ж под ногами являлось

Черное дно, и его осушал во мгновение демон.

Много росло плодоносных дерев над его головою,

Яблонь, и груш, и гранат, золотыми плодами обильных,

590

Также и сладких смоковниц, и маслин, роскошно цветущих.

Голодом мучась, лишь только к плодам он протягивал руку,

Разом все ветви дерев к облакам подымалися темным.

Видел я также Сизифа, казнимого страшною казнью;

Тяжкий камень снизу обеими влек он руками

595

В гору; напрягши мышцы, ногами в землю упершись,

Камень двигал он вверх; но, едва достигал до вершины

С тяжкою ношей, назад устремленный невидимой силой,

Вниз по горе на равнину катился обманчивый камень.

Снова силился вздвинуть тяжесть он, мышцы напрягши,

600

Тело в поту, голова вся покрытая черною пылью.

Видел я там, наконец, и Гераклову силу, один лишь

Призрак воздушный; а сам он с богами на светлом Олимпе

Сладость блаженства вкушал близ супруги Гебеи, цветущей

Дочери Зевса от златообутой владычицы Геры.

605

Мертвые шумно летали над ним, как летают в испуге

Хищные птицы; и, темной подобяся ночи, держал он

Лук напряженный с стрелой на тугой тетиве, и ужасно

Вдруг озирался, как будто готовяся выстрелить; страшный

Перевязь блеск издавала, ему поперек перерезав

610

Грудь златолитным ремнем, на котором с чудесным искусством

Львы грозноокие, дикие вепри, лесные медведи,

Битвы, убийства, людей истребленье изваяны были;

Тот, кто свершил бы подобное чудо искусства, не мог бы,

Сам превзошедши себя, ничего уж создать совершенней.

615

Взор на меня устремив, угадал он немедленно, кто я;

Жалобно, тяжко вздохнул и крылатое бросил мне слово:

“О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,

Иль и тобой, злополучный, судьба непреклонно играет

Так же, как мной под лучами всезрящего солнца играла?

620

Сын я Крониона Зевса; но тем от безмерных страданий

Не был спасен; покориться под власть недостойного мужа

Мне повелела судьба. И труды на меня возлагал он

Тяжкие. Так и отсюда был пса троеглавого должен

Я увести: уповал он, что будет мне труд не по силам.

625

Я же его совершил, и похищен был пес у Аида;

Помощь мне подали Эрмий и дочь громовержца Афина”.

Так мне сказав, удалился в обитель Аидову призрак.

Я ж неподвижно остался на месте и ждал, чтоб явился

Кто из могучих героев, давно знаменитых и мертвых.

630

Видеть хотел я великих мужей, в отдаленные веки

Славных, богами рожденных, Тесея царя, Пирифоя,

Многих других; но, толпою бесчисленной души слетевшись,

Подняли крик несказанный; был схвачен я ужасом бледным,

В мыслях, что хочет чудовище, голову страшной Горгоны,

635

Выслать из мрака Аидова против меня Персефона.

Я побежал на корабль и велел, чтоб, не медля нимало,

Люди мои на него собрались и канат отвязали.

Все на корабль собралися и сели на лавках у весел.

Судно спокойно пошло по течению вод Океана,

640

Прежде на веслах, потом с благовеющим ветром попутным.

Гомер. Одиссея. Перевод Жуковского