Об уме. Рассуждение 2. Об уме по отношению к обществу. Глава VI. О средствах утвердиться в добродетели

 

Человек справедлив, когда все его поступки направлены к общему благу. Недостаточно делать добро, чтобы заслужить звание добродетельного человека. Государь располагает тысячей должностей, ему надо их заполнить, поэтому он поневоле делает тысячу людей счастливыми.. Следовательно, его добродетель зависит исключительно от справедливости или несправедливости его выбора. Если при назначении на ответственное место он, движимый дружбой, слабостью, ходатайствами или ленью, отдаст преимущество человеку посредственному перед человеком выдающимся, то он должен считать себя несправедливым, какие бы похвалы ни воздавали его честности окружающие его люди.

Если хочешь поступать честно, принимай в расчет и верь только общественному интересу, а не окружающим людям. Личный интерес часто вводит их в заблуждение: Так, например, при дворах этот интерес не называет ли благоразумием лживость, глупостью - правду, которую считают там по меньшей мере сумасшествием и не могут иначе рассматривать?

Она там вредна, а вредные добродетели всегда будут считаться недостатками. Благосклонными к истине бывают только гуманные и добрые государи, подобные Людовику XII, Людовику XV, Генриху II. Однажды актеры вывели Людовика XII в смешном виде на подмостках театра; придворные настаивали на том, чтобы он их наказал. «Нет, - отвечал он, - они воздают мне должное: они считают меня достойным выслушать правду». Этому примеру мягкости последовал впоследствии герцог Орлеанский. Этот герцог должен был обложить податью провинцию Лангедок; один депутат штатов этой провинции надоел ему своими увещаниями, и он резко заметил ему: «Какими силами обладаете вы, чтобы противиться моей воле? Что можете вы сделать?» - «Повиноваться и ненавидеть»,- отвечал депутат. Благородный ответ, делающий одинаково честь и депутату и герцогу: последнему выслушать его было почти так же трудно, как первому произнести. Этот же герцог имел любовницу, которую у него отбил один дворянин; герцог был оскорблен, и его фавориты подстрекали его к мести: «Накажите, - говорили они, - дерзкого». - «Я знаю, - отвечал он, - что мне нетрудно это сделать; одного моего слова достаточно, чтобы отделаться от соперника, но это-то и мешает мне его произнести».

Такая сдержанность встречается очень редко; обыкновенно государи и вельможи слишком худо принимают правду, чтобы она могла долго гостить при дворе. Как может она жить в стране, где большинство людей, почитаемых добродетельными, привыкли к низости и лести и потому называют и принуждены называть пороки обычаями света! Трудно заметить преступление там, где видна польза. Однако кто сомневается в том, что иногда лесть более опасна и, следовательно, более преступна в глазах государя, любящего славу, чем пасквили на него? Это не значит, что я защищаю пасквили; но лесть может сбить государя без его ведома с пути добродетели, тогда как пасквиль может иногда обратить на путь добродетели тирана. Часто случается, что жалобы притесняемых доходят до трона только через посредство памфлета. Но интересы частных придворных кругов всегда будут заслонять от них подобные истины, и, может быть, только вдали от этих кругов можно уберечь себя от соблазнительных иллюзий. Во всяком случае несомненно, что в этих кругах нельзя сохранить добродетель сильной и чистой, если не иметь постоянно в уме принципа общественной пользы3, если не знать истинных интересов общества и, следовательно, интересов нравственности и государства. Совершенная честность никогда не бывает достоянием глупости: неразумная честность есть в лучшем случае честность намерений, на которую общество может, да в сущности и должно, не обращать никакого внимания: во-первых, потому что оно не является судьей намерений; во-вторых, потому что в своих суждениях оно считается только со своим интересом.

Если общество не подвергает смертной казни того, кто нечаянно убил на охоте своего друга, то не потому, что намерения этого человека были невинны, ибо закон приговаривает к смерти часового, нечаянно уснувшего на своем посту. Общество прощает в первом случае потому, что не хочет прибавлять к потере одного гражданина потерю другого; оно наказывает во втором случае, чтобы предупредить возможность неожиданностей и бедствий, которые может навлечь на него такое отсутствие бдительности.

Поэтому для того, чтобы быть честным, надо присоединить к благородству души просвещенный ум. Тот, в ком соединены эти различные дары природы, всегда руководствуется компасом общественной пользы. Эта польза есть принцип всех человеческих добродетелей и основание всех законодательств. Она должна вдохновлять законодателя и заставлять народы подчиняться законам, и этому принципу следует жертвовать всеми своими чувствами, даже чувством гуманности.

Общественная гуманность бывает иногда безжалостной по отношению к отдельным лицам. Когда корабль застигнут продолжительным штилем и властный голос голода заставляет решить жребием, кто должен послужить пищей для остальных спутников, тогда несчастную жертву убивают без угрызений совести. Этот корабль может служить эмблемой каждого народа: все, что имеет в виду благо народа, законно и даже добродетельно.

Из сказанного мной следует, что в вопросе о добродетели надо считаться не с теми частными сообществами, в которых мы живем, а только с интересом общества в целом. Тот, кто станет действовать таким образом, будет всегда совершать поступки или непосредственно полезные обществу в целом, или выгодные частным лицам без вреда для государства. Но подобные поступки всегда полезны для государства.

Человек, который помогает несчастному, заслуживающему эту помощь, бесспорно, подает пример благодеяния, согласный с общим интересом; он уплачивает налог, который добродетель налагает на богатство.

Честная бедность не имеет иного достояния, кроме сокровищ из своих добродетелей.

Тот, кто руководится этим принципом, может сам выдать себе похвальное свидетельство о честности, может доказать себе, что он заслуживает звания честного человека; я говорю, заслуживает, ибо, для того чтобы снискать такую репутацию, недостаточно быть добродетельным, надо еще, подобно Кодрам и Регулам, иметь счастье жить в такое время, при таких условиях и занимать такие места, чтобы наши поступки могли оказывать большое влияние на общественное благо. Во всяком ином положении честность гражданина, остающегося неизвестным обществу, является, так сказать, качеством честного сообщества и полезна только для тех людей, с которыми он живет.

Честный человек может стать полезным и ценным для своего народа только благодаря своим талантам. Какое дело обществу до честности частного лица!5 Эта честность не приносит ему почти никакой пользы. Поэтому о живых оно судит так, как потомство судит о мертвых: оно не спрашивает о том, был ли Ювенал зол, Овидий распутен, Ганнибал жесток, Лукреций нечестив, Гораций развратен, Август лицемерен, а Цезарь - женой всех мужей; оно выносит суждение только об их талантах.

В связи с этим замечу, что те, кто яростно нападает на житейские пороки знаменитых людей, выказывают не столько свою любовь к общественному благу, сколько свою зависть к талантам; эта зависть часто принимает в их глазах вид добродетели, но последняя есть чаще всего замаскированная зависть, потому что обыкновенно они не возмущаются так сильно пороками людей посредственных. Я не предполагаю восхвалять порок, но сколько добродетельных людей должны были бы покраснеть за те чувства, которыми они кичатся, если бы им раскрыли их источник и их низость!

Может быть, общество проявляет слишком большое равнодушие к добродетели; может быть, паши писатели иногда больше тщательности прилагают к исправлению своих сочинений, чем своих нравов, и берут пример с философа Аверроэса, который, как говорят, позволяв себе мошенничать и считал это не только не вредным для своей репутации, но даже полезным: он говорил что этим способом он обманывает своих соперников, ловко направляя на свой нрав критику, которая в противном случае обрушилась бы на его произведения; а эта критика, без сомнения, сильно повредила бы его славе.

В этой главе я указал средство, как ускользнуть от соблазнов частных сообществ, как сохранить добродетель непоколебимой от влияния множества различных частных интересов; это средство заключается в том, чтобы во всех своих поступках принимать в расчет общественный интерес.

Гельвеций. Рассуждение 2. Об уме по отношению к обществу