Об уме. Рассуждение 4. О различных наименованиях ума. Глава III. Об уме

 

Ум есть не что иное, как совокупность новых идей и комбинаций. Если бы в какой-либо области сделали все возможные комбинации, то в них нельзя было бы больше внести ни изобретений, ни ума и можно было бы быть ученым в этой области, не будучи умным. Таким образом, очевидно, что если бы ни в какой области не оставалось больше никаких открытий, то все стало бы лишь наукой и ум стал бы невозможен; тогда люди достигли бы первоначал всех вещей. Если бы мы добрались до общих и простых принципов, то наука о фактах, приведших нас к ним, сделалась бы ненужной, и все библиотеки, в которых заключаются эти факты, стали бы бесполезными. И тогда из всех материалов политики и законодательства, т. е. из всех исторических наук, извлекли бы лишь небольшое количество принципов, которые могли бы поддерживать среди людей максимальное равенство и, следовательно, могли бы породить когда-нибудь наилучшую форму правления. То же самое произошло бы и с физикой, и со всеми науками вообще. И тогда человеческий ум, рассеянный теперь в бесконечном разнообразии произведений, был бы собран искусной рукой лишь в небольшом томе собрания принципов - приблизительно так, как ароматы цветов, покрывающих обширные равнины, искусством химика концентрируются в флаконе духов.

Но в действительности человеческий ум весьма далек в любой области знания от предполагаемого мной предела. Я охотно признаю, что мы не слишком скоро будем приведены к печальной необходимости быть только учеными и что вследствие людского невежества надолго будет позволено обладать умом.

Словом, ум всегда предполагает изобретательность. Но, спросят меня, какое же различие между этой изобретательностью и той, которая дает человеку право на звание гения? Чтобы объяснить это различие, прислушаемся к общественному мнению. В морали и в политике общество назовет, например, гениальными Макиавелли и автора «Духа законов»; но Ларошфуко и Лабрюйера она назовет лишь очень умными людьми. Единственное заметное различие между этими двумя родами людей заключается в том, что первые рассуждают о более важных вопросах, связывают между собой большее число истин и создают нечто более целое, чем другие. Соединение же большего числа истин предполагает большее число комбинаций, а следовательно, ум более редкий. Кроме того, общество любит с высоты какого-либо принципа обозревать все его следствия, поэтому оно и должно награждать высоким званием гения каждого, кто доставляет ему это преимущество, объединяя в одном центре бесчисленное множество истин. Таково в области философии различие между гениальностью и умом.

В искусствах, где словом талант выражают то, что в науках обозначают словом ум, различие, по-видимому, то же самое.

Художник, который подражает своим великим предшественникам, не превосходит их, не написал достаточного количества хороших картин, недостаточно умел комбинировать, не совершил достаточных умственных усилий и не дал достаточно доказательств своей изобретательности, не заслуживает звания гения. И вот в список талантливых людей попадают Реньяр, Вержье, Кампистрон и Флешье, тогда как Мольера, Лафонтена, Корнеля и Боссюэ называют гениями. Замечу в этой связи, что иногда автору отказывают в эпитете, которым наделяют его произведение. Иногда какая-нибудь сказка или трагедия имеет большой успех. Об этих произведениях можно сказать, что они гениальны, не всегда, однако же, решаясь применить этот эпитет к их автору. Для получения его нужно, подобно Лафонтену, дать много маленьких пьес, которые стоили бы одного великого произведения, или же, подобно Корнелю и Расину, сочинить несколько превосходных трагедий.

Эпическая поэма является в поэзии единственным родом творчества, размер которого предполагает силу внимания и изобретательности, достаточную для того, чтобы увенчать автора званием гения.

Заканчивая эту главу, мне остается сделать два замечания. Первое, что в искусстве людьми умными называют лишь тех, кто, не обладая ни гением, ни талантом в какой-нибудь области, вносит в нее красоты из другой области; таковы, например, комедии Фонтенеля: лишенные вдохновения и комического таланта, они блещут некоторыми философскими красотами. Второе замечание состоит в том, что изобретательность так тесно связана с умом, что доныне ни к одному из лиц, исполняющих какие-либо полезные дела, не требующие изобретательности, не прилагали эпитетов, применимых к великим умам. Обычаи позволяет нам называть хорошим судью, финансиста и искусного счетчика, но великим только поэта, законодателя, математика или оратора. Словом, ум всегда предполагает изобретательность. Изобретательность, более высокая в гении, обнимает и больший кругозор; она предполагает, следовательно, и большее упорство, торжествующее над всеми трудностями, и то дерзновение характера, которое прокладывает новые пути.

Таково различие между гением и умом, и такова общая идея, которую следует соединять со словом ум.

Установив это различие, я должен заметить, что вследствие бедности языка мы вынуждены принимать это слово в его самых разнообразных значениях, отличающихся друг от друга лишь прилагательными, которые мы присоединяем к слову ум. Эти прилагательные всегда даются читателями или зрителями и всегда относятся к тому впечатлению, какое производит на них известный род идей.

Если вопрос этот обсуждался так часто и так, может быть, безуспешно; то потому, что ум не рассматривали с одной и той же точки зрения и принимали за реальные и особенные качества такие эпитеты, как сильный, тонкий, светлый и т. д., связываемые со словом ум; наконец, потому, что эти эпитеты не рассматривались как выражение того разнообразного впечатления, какое производят на нас различные виды идей и различные способы их передачи. Чтобы рассеять связанные с этим вопросом неясности, я постараюсь в следующих главах точно определить различные идеи, которые нужно связывать с прилагательными, часто соединяемыми со словом ум.

Рассуждение 4. О различных наименованиях ума