Об уме. Рассуждение 4. О различных наименованиях ума. Глава XIII. Практический ум

 

Общий предмет желания всех людей есть счастье; поэтому практический ум должен обладать искусством делать себя счастливым. Возможно, что такое представление и создалось бы, если бы счастье не считалось всегда не столько даром ума, сколько следствием мудрости и умеренности нашего характера и наших желаний. Почти всех людей, утомленных бурей страстей или томящихся от однообразия скуки, можно сравнить: первых - с кораблем, носимым северными бурями, вторых - с кораблем, который попал в затишье морей жаркого пояса. Один призывает на помощь тишину, другой - аквилоны. Для благоприятного плавания нужен всегда ровный ветер. Но все, что по этому доводу я мог бы сказать о счастье, не имеет отношения к данной теме.

Доныне под практическим умом разумели лишь такой род ума, который способен вести нас к различным желаемым благам.

В республике, подобной римской, так же как во всех государствах, где милости раздает народ и где почести даются за заслуги, практический ум есть не что иное, как гений или большой талант. Иначе в тех государствах, где милости находятся в руках нескольких лиц, высокое положение которых не связано с общественным благом. В этих странах практический ум есть лишь искусство сделаться полезным или приятным лицам, раздающим милости; и этим преимуществом люди обязаны скорее своему характеру, чем своему уму. Гибкий характер, умеющий приспосабливаться ко всякого рода людям и обстоятельствам, есть способность наиболее благоприятная и дар наиболее необходимый, чтобы преуспевать у лиц высокопоставленных. Человек с таким характером может, при благоприятных условиях, разбогатеть, даже если он лишен ума. Но, скажут мне, такие характеры встречаются весьма часто, и, значит, всякий может составить себе состояние и приобрести благосклонность высокопоставленного лица, угождая его удовольствиям или став его шпионом. Но тут важен случай, играющий большую роль в судьбе человека. Случай делает человека отцом, супругом, другом продажной красоты, которая нравится его покровителю; случай посылает нас к высокопоставленному лицу в тот момент, когда ему нужен шпион. Регент герцог Орлеанский говорил: «Человек бесчестный и нераздражительный представляет собой совершенного придворного». Согласно такому определению, нужно признать, что в этом отношении совершенство встречается редко лишь в том, что касается нераздражительности.

Но если крупные удачи являются вообще делом случая и если участие в них человека ограничивается согласием на низость и мошенничество, почти всегда необходимые для успеха, то все же нужно признать, что и ум играет некоторую роль в нашей карьере. Так, человек, который первый догадался приобрести себе покровителя путем назойливости, который, используя его высокомерие, стал навлекать на себя грубые оскорбления, бесчестящие обидчика, и этим заставил его покровительствовать себе как обиженному, - такой человек внес изобретательность и ум в свое поведение. То же самое можно сказать о человеке, который первый заметил, что в доме людей высокопоставленных ему выгодно сделать себя предметом издевательств и продавать им по высокой цене право презирать себя и издеваться над собой.

Тот, кто пользуется таким образом тщеславием ближнего для достижения своих целей, обладает практическим умом. Такой человек всегда соблюдает свои интересы, но делает это всегда под видом защиты интересов ближнего. Его ловкость заключается в том, что для достижения своей цели он выбирает путь, который якобы отдаляет его от нее. Таким средством он усыпляет зависть соперников, которые пробуждаются лишь тогда, когда уже не могут больше помешать его намерениям. Как много умных людей притворялись глупцами, выказывали себя со смешных сторон, представлялись посредственностью перед своими начальниками, которые, увы, слишком легко поддавались обману со стороны людей недостойных, прибегавших к этим низким средствам! И как много таких людей достигли огромного успеха в жизни и действительно должны были его достигнуть! В самом деле, люди, не одушевленные исключительной любовью к славе, могут ценить заслуги лишь людей, стоящих ниже их. Источник этого кроется в тщеславии, свойственном всем людям. Каждый жаждет похвал, а из всех похвал наиболее лестными являются, без сомнения, такие, которые с наибольшей очевидностью доказывают наше превосходство. Как благодарны мы людям, открывающим в нас такие недостатки, оторые, не вредя нам, только подтверждают наше превосходство! Это самая искусная лесть. Даже при дворе Александра было опасно казаться слишком выдающимся человеком. «Сын мой, умались перед Александром, - говорил Парменион Фплоте, - доставляй ему иногда удовольствие порицать тебя и помни, что твоей кажущейся ничтожности ты будешь обязан его дружбой». Как много в этом мире Александров, питающих тайную ненависть к людям, превосходящим их дарованиями! Человек посредственный всегда любим. «Сударь, - говорил некий отец своему сыну, - вы имеете успех в свете, и вы вменяете это себе в большую заслугу. Дабы смирить вашу гордость, узнайте, каким качествам вы обязаны этими успехами: вы родились без пороков, без добродетелей, без характера; у вас мало знаний, ваш ум ограничен; как много прав, о мой сын, вы имеете на людскую благосклонность!»

Но какие бы преимущества ни доставляла нам посредственность и какой бы широкий путь к карьере она ни открывала, все же и ум, как я указал выше, способствует до некоторой степени нашему возвышению; почему же люди совершенно не уважают такого рода ум? Потому что людям неизвестны все подробности образа действия интриганов, и они почти никогда не могут судить о том, обязан ли человек своим возвышением своему практическому уму или чистому случаю. Да и число идей, необходимых для достижения успеха в жизни, вовсе не так велико. Но, скажут мне, как хорошо надо знать людей, чтобы обманывать их! Интриган, отвечу я, прекрасно знает человека, который ему нужен, но он не знает людей вообще. Между интриганом и философом такая же разница, как между почтальоном и географом. Первый знает, может быть, лучше, чем г-н Анвилль, кратчайший путь до Версаля, но поверхность земного шара, конечно, известна ему менее, чем этому географу. Представьте себе, что ловкому интригану надо произнести публичную речь в народном собрании; он окажется там не на своем месте и столь же неловким и молчаливым, каким был бы в присутствии лиц высокопоставленных гений, который стремится познать людей всех веков и всех стран, но презирает знакомство с отдельными лицами. Словом, интриган не знает людей, да это знание для него и бесполезно. Его цель - нравиться не обществу, а нескольким важным и часто ограниченным лицам, и слишком большой ум только повредил бы в этом случае. Чтобы нравиться людям посредственным, нужно разделять общераспространенные заблуждения, следовать обычаям и походить на всех. Возвышенный ум не может опуститься так низко. Он предпочитает быть плотиной, которая борется с напором волн, хотя бы ей грозило разрушение, а не легковесной веткой, плывущей по течению. Кроме того, человек просвещенный, как бы он искусно ни маскировался, никогда не будет настолько походить на глупца, насколько глупец походит на самого себя. Мы гораздо более уверены в самих себе, когда действительно принимаем заблуждение за истины, чем когда делаем это притворно.

Словом, число идей, предполагаемых практическим умом, невелико, но если бы их требовалось даже больше, то и тогда, утверждаю я, общество не питало бы никакого уважения к такого рода уму. Интриган считает себя центром мира, он сводит все к своим личным интересам; он ничего не делает для общественного блага; если ему удастся занять высокий пост, он пользуется уважением, которое всегда связано с властью и особенно с внушаемым ею страхом; но он никогда не может приобрести той репутации, которая всегда является следствием общественной благодарности. Я прибавлю даже, что тот ум, который помог ему достигнуть высокого положения, здесь внезапно покидает его. Такой человек поднимается до высоких должностей лишь для того, чтобы покрыть себя здесь позором, потому что пронырливый ум, необходимый для того, чтобы занять высокое положение, не имеет ничего общего с обширным, сильным и глубоким умом, необходимым для достойного выполнения связанных с этим положением обязанностей. Кроме того, практический ум всегда идет рука об руку с известной низостью характера, делающей интригана презренным в глазах общества.

Я не хочу сказать, что с большой пронырливостью никогда не бывает связана душевная высота. Если, по примеру Кромвеля, человек хочет достигнуть престола, то власть, блеск короны и удовольствия, связанные с царской властью, конечно, могут в его глазах облагородить низость его происков, подобно тому как они стирают ужас совершенных их преступлений в глазах потомства, ставящего его в ряды великих людей. Но если кто-нибудь путем бесчисленных интриг старается подняться до одной из тех небольших должностей, которые не могут заслужить ему другого названия в истории, кроме названия негодяя или мелкого мошенника, то, по моему мнению, такой человек заслужит презрение но только людей добродетельных, но и людей просвещенных. Нужно быть маленьким человеком, чтобы желать маленьких вещей. Тот, кто, не занимая первых мест, ни в чем не нуждается, тот не может иметь иной потребности, кроме желания славы, и если он умен, то у него нет другого выбора, как быть всегда добродетельным.

Словом, интриган должен отказаться от уважения общества. Но, скажут мне, этот недостаток прекрасно возмещен тем благополучием, которое связано с блестящей карьерой. Я отвечу на это, что люди ошибаются, считая интригана счастливым. Счастье не является уделом высокого положения; оно зависит исключительно от счастливой гармонии между нашим характером и тем положением и обстоятельствами, в которые поставила нас судьба. С отдельным человеком дело обстоит как с отдельными народами: наиболее счастливыми из последних не всегда являются те, которые играют самую большую роль в мире. Существует ли более счастливый народ, чем швейцарцы? По примеру этого мудрого народа, счастливый человек не волнует мир своими интригами; довольный самим собой, он мало занимается другими и не вступает на путь честолюбия; науки заполняют часть его времени, он живет в неизвестности, и именно эта неизвестность обеспечивает его счастье. Иначе обстоит дело с интриганами: ему приходится дорого расплачиваться за украшающие его титулы. Действительно, чего только не требует покровитель! Единственное, что льстит ему, это постоянное принесение в жертву воли подчиненных. Если бы он смел, то, по примеру Молоха, Сатурна и Тевтата, он требовал бы человеческих жертв. Страдания подчиненных представляют приятное зрелище для покровителя; такое зрелище свидетельствует о его власти и дает ему более высокое представление о себе самом. Поэтому-то у большинства народов уважение выражается неудобными позами. Тот, кто хочет путем интриги открыть себе дорогу к благополучию, должен подвергаться унижениям. Вечно тревожимый беспокойством, он сначала видит свое счастье лишь в перспективе неверного будущего, и только надежда - эта мечта-утешительнпца людей озабоченных и несчастных - дает ему счастье. Он достигает успеха, испытав предварительно тысячи неприятностей. Он мстит за них, когда, суровый и жестокий к несчастным, отказывает им в помощи, ставит им в вину их бедность, укоряет их за нее и думает, что такими упреками он заставит смотреть на свою бесчеловечность как на справедливость и на свое благополучно как на нечто заслуженное. В действительности он никого не убеждает. Как поверить тому, что успех в жизни человека есть результат его практического ума, особенно в тех деспотических государствах, где из самого низкого раба делают визиря, где успехи в жизни зависят от воли государя и от его мимолетной прихоти, причину которой он сам не всегда знает? Причины, определяющие в этих случаях решение султана, почти всегда скрыты: историки приводят лишь видимые мотивы, истинные же мотивы остаются им неизвестными; по этому поводу мы можем сказать вместе с Фонтенелем, что «история есть лишь принятая всеми басня».

Хотя Бальзак, сравнивая Цезаря с Помпеем, и говорит о их судьбе, что «один является творцом своей судьбы, а другой - ее творением», все же нужно признать, что Цезарей мало, а в государствах с неограниченной властью случай есть почти единственный творец судьбы. Все зависит там от момента и от стечения обстоятельств. Возможно, что это обусловило на Востоке особое доверие к учению о фатализме. Мусульмане верят, что все в руках рока; рок возводит царей на престол и свергает их с престола, наполняет их царствования счастливыми и несчастными событиями и обусловливает блаженство или бедствие всех смертных. Мудрость и глупость, пороки и добродетели человека ничего не изменяют в постановлениях судьбы, вырезанных на огненных скрижалях. Чтобы подтвердить это учение и показать, что самый большой преступник не является всегда и самым несчастным человеком и что один н тот же путь ведет одного человека на казнь, а другого к благополучию, индусы-магометане рассказывают довольно любопытную басню.

Однажды нужда собрала некоторое количество людей в пустынях татарского царства. Один из них сказал: будучи лишены всего, мы имеем право на все. Закон, отнявший у нас необходимое, чтобы обогатить нескольких живших в избытке раджей, есть закон несправедливый. Порвем же с несправедливостью. Договор перестает существовать, когда выгода не взаимна. Нужно отнять у наших притеснителей то добро, которое они отняли у нас. С этими словами оратор умолк; собрание, бурно рукоплеща ему, нашло этот план великолепным и решило выполнить его. Стали рассуждать о средствах. Первыми поднялись самые храбрые. Сила, говорят они, отняла у нас все, и силой же мы отберем все обратно. Если наши раджи своими притеснениями отняли у нас подданных, работающих на них и жертвующих им плоды своих трудов и даже самую жизнь, все необходимое, то почему же мы станем отказывать своей нужде в том, что тираны разрешают своей неправедности? На границах этой области паши требуют подарков от проходящих караванов; они грабят людей, боящихся их могущества. Мы будем менее несправедливыми и более храбрыми, чем они, и нападем на вооруженных людей; пусть победа будет решена мужеством, и пусть наша добыча будет наградой за доблесть. Мы имеем на это право. Небо наделяет мужеством людей, которых оно хочет вырвать из оков тирании. Пусть бессильный и трусливый земледелец сеет, пашет, собирает, его жатва будет принадлежать нам.

Итак, пойдем опустошать и грабить государства. Мы все согласны на это, воскликнули те из них, которые, будучи более умными, но менее смелыми, боялись подвергать себя опасности; но лучше достигнуть всего не силой, а обманом. Не подвергая себя опасности, мы получим из рук легковерных людей все, что, может быть, нам и не удалось бы вырвать силой. Воспользуемся именем и одеждой бонз и браминов и отправимся странствовать по свету; вы увидите, как все будут стремиться удовлетворить наши потребности и даже содействовать нашим тайным наслаждениям.

Это предложение показалось гордым и мужественным душам трусливым и низким. Вследствие различия в мнениях собрание разделилось. Часть поселилась в Индии, Тибете и на границах Китая. Их чело было сурово и их тело измождено. Они внушали уважение людям, обучали их, убеждали, вносили раздор в семьи, заставляли лишать наследства детей и отбирали у них имущество. Им дарили земельные участки, они строили на них храмы, которые им приносили доход. С помощью сильных мира сего они заставили людей просвещенных покориться игу суеверия. Они, наконец, подчинили себе всех людей, держа свой скипетр тщательно спрятанным под лохмотьями нищеты и под пеплом покаяния.

Между тем их прежние храбрые сотоварищи, удалившись в пустыни, стали подстерегать караваны, нападать на них с оружием в руках, грабить и делить между собой добычу. Однажды, когда бой окончился для них неудачно, один из разбойников был схвачен; его доставили в ближайший город, построили там эшафот и повели его на казнь. Он шел твердыми шагами, как вдруг на своем пути он встретил человека в одежде брамина и узнал в нем одного из прежних товарищей, отделившихся от них в пустыне. Народ с почтением окружал брамина, неся его в храм. Завидев его, разбойник остановился: праведные боги, воскликнул он, мы одинаково преступны, а сколь различна наша судьба! Что я говорю? Равны в преступлениях! Не подвергаясь ни страху, ни опасности, не проявляя мужества, он в один день заставил плакать больше вдов и сирот и больше похитил богатств у государства, чем я награбил в течение всей моей жизни. У него было всегда двумя пороками больше, чем у меня: эти пороки-трусость и лицемерие. Тем не менее меня называют преступником, а его почитают как святого; меня влекут на эшафот, а его несут в храм; меня сажают на кол, а ему поклоняются.

Вот каким образом индусы доказывают, что в этом мире существуют лишь удача и неудача.

Рассуждение 4. О различных наименованиях ума