Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра. Часть вторая. Танцевальная песнь

 

Однажды вечером проходил Заратустра со своими учениками по лесу; и вот: отыскивая источник, вышел он на нелепый луг, окаймленный молчаливыми деревьями и кустарником, - на нем танцевали девушки. Узнав Заратустру, девушки бросили свой танец; но Заратустра подошел к ним с приветливым видом и говорил эти слова: "Не бросайте пляски, вы, милые девушки! К вам подошел не зануда со злым взглядом, не враг девушек. Ходатай Бога я перед дьяволом, а он - дух тяжести. Как бы мог я, вы, быстроногие, быть врагом божественных танцев? Или женских ножек с красивыми сгибами? Правда, я - лес, полный мрака от темных деревьев, - но кто не испугается моего мрака, найдет и кущи роз под сенью моих кипарисов. И маленького бога найдет он, любезного девушкам: у колодца лежит он тихо, с закрытыми глазами. Поистине, среди бела дня уснул он, ленивец! Не гонялся ли он слишком много за бабочками? Не сердитесь на меня, прекрасные плясуньи, если я слегка накажу маленького бога! Быть может, кричать будет он и плакать - но он готов смеяться, даже когда плачет! И со слезами на глазах пусть просит он у вас о пляске; а я спою песнь к его пляске: Песнь пляски и насмешки над духом тяжести, моим величайшим и самым могучим демоном, о котором говорят, что он "владыка мира" "

- И вот песня, которую пел Заратустра, в то время как Купидон и девушки вместе плясали. В твои глаза заглянул я недавно, о жизнь! И мне показалось, что я погружаюсь в непостижимое. Но ты вытащила меня золотою удочкой; насмешливо смеялась ты, когда я тебя называл непостижимой. "Так говорят все рыбы, - отвечала ты, - чего не постигают они, то и непостижимо. Но я только изменчива и дика, и во всем я женщина, и притом недобродетельная: Хотя я называюсь у вас, мужчин, "глубиною" или "верностью", "вечностью", "тайною". Но вы, мужчины, одаряете нас всегда собственными добродетелями - ах, вы, добродетельные!" Так смеялась она, невероятная; но никогда не верю я ей и смеху ее, когда она дурно говорит о себе самой. И когда я с глазу на глаз говорил со своей дикой мудростью, она сказала мне с гневом: "Ты желаешь, ты жаждешь, ты любишь, потому только ты и хвалишь жизнь!" Чуть было зло не ответил я ей и не сказал правды ей, рассерженной; и нельзя злее ответить, как "сказав правду" своей мудрости. Так обстоит дело между нами тремя. От всего сердца люблю я только жизнь - и поистине, всего больше тогда, когда я ненавижу ее! Но если я люблю мудрость и часто слишком люблю ее, то потому, что она очень напоминает мне жизнь! У ней ее глаза, ее смех и даже ее золотая удочка - чем же я виноват, что они так похожи одна на другую? И когда однажды жизнь спросила меня: что такое мудрость? - я с жаром ответил: "О, да! мудрость! Ее алчут и не насыщаются, смотрят сквозь покровы и ловят сетью. Красива ли она? Почем я знаю! Но и самые старые карпы еще идут на приманки ее. Изменчива она и упряма; часто я видел, как кусала она себе губы и путала гребнем свои волосы. Быть может, она зла и лукава, и во всем она женщина; но когда она дурно говорит о себе самой, тогда именно увлекает она всего больше". И когда я сказал это жизни, она зло улыбнулась и закрыла глаза. "О ком же говоришь ты? - спросила она. - Не обо мне ли? И если даже ты прав, можно ли говорить это мне прямо в лицо! Но теперь скажи мне о своей мудрости!" Ах, ты опять раскрыла глаза свои, о жизнь возлюбленная! И мне показалось, что я опять погружаюсь в непостижимое.Так пел Заратустра. Но когда пляска кончилась и девушки ушли, он сделался печален. "Солнце давно уже село, - сказал он наконец, - луг стал сырым, от лесов веет прохладой. Что-то неведомое окружает меня и задумчиво смотрит. Как! Ты жив еще, Заратустра? Почему? Зачем? Для чего? Куда? Где? Как? Разве не безумие - жить еще? - Ах, друзья мои, это вечер вопрошает во мне. Простите мне мою печаль! Вечер настал: простите мне, что вечер настал!" Так говорил Заратустра.

Часть вторая. Оглавление Так говорил Заратустра. Оглавление