Еще гроб

Иногда - ни с того ни с сего - накатывает такое веселое, радостное настроение, что ходишь внутренне подпрыгивая, как козленок, что хочется весь мир обнять, что внутри - будто целая стая воробьев щебечет.

В такие минуты любо беспричинно бродить по улицам, обращая умиленное внимание на всякий пустяк, попадающий в поле зрения: на турка, исступленно выкрикивающего свой товар; на деловитого грека, бегущего из харчевни с тарелочкой, на которой - горсточка вареного риса, возглавленного крохотным кусочком баранины; на фотографическую витрину с усатыми, толстоногими гречанками, любящими сниматься непременно у фальшивого бутафорского рояля или около белой картонной лошади, шея которой обвивается топорной рукой самым шаловливым и грациозным образом, - все привлекает праздное, благодушное внимание, все заставляет или мимолетно усмехнуться, или мимолетно задуматься...

В таком безоблачном настроении любо зайти в светлый чистенький ресторанчик, проглотить кружку холодного пива и уничтожить какую-нибудь отбивную котлету, бродя рассеянно глазами по вечному портрету Вени-зелоса на стене, обильно засиженному мухами, и по разложенным листам бумаги от мух, девственно чистым - на зависть облюбованному летучей армией Вени-зелосу.

Недавно зашел я в таком бодром искрящемся настроении в ресторанчик, уселся за стол; подошла очень недурная собой русская дама и, сделав независимое лицо аристократки времен Французской революции, ведомой на гильотину, - кротко спросила:

- Чего вы хотите?

- Обнять весь мир, - искренне ответил я, еле сдерживая бурлящую внутри молодую радость жизни.

- Отчего все мужчины думают, - грустно сказала дама, - что если мы служим здесь кельнершами, то нам можно делать всякие предложения...

Я заверил ее, что в отношении к ней лично у меня нет никаких агрессивных планов, и заказал телячью котлету и пиво.

- Салату желаете? - осведомилась она таким душераздирающим тоном, будто спрашивала: сейчас меня будете расстреливать или потом?

- О да! Украсьте салатом мою сиротливую жизнь, - игриво отвечал я, желая немного развлечь ее. - Вы, наверное, беженка?

- Ах, и не говорите. Сейчас принесу пиво, а потом котлету.

Когда она вернулась, я сказал ей:

- Если вам не скучно, посидите со мной, поболтаем.

- Не скучно! А какое, спрашивается, веселье?.. Чему радоваться? Ах, вы знаете - раньше у меня были свои лошади, я приемы делала, а теперь... ботинок не на что купить.

Я отхлебнул пива. Оно показалось мне горьковатым.

- Сестра лежит с ангиной. Хозяева дома, греки, оскорбляют, потому что мы русские...

Я сделал второй глоток. Пиво как будто сделалось еще горче.

- Ничего. Даст Бог, все уладится. Опять будем жить хорошо.

- Не верю я. Ни во что не верю. Наверное, скоро все перемрем. Муж в Совдепии остался. Наверное, убили.

Отхлебнул, опустил голову.

Решительно, черт их возьми, пивные заводы стали беззастенчиво прибавлять желчь в пиво.

- А может, муж и жив, - утешил я.

- А если и жив - так с голоду умер.

Я сочувственно покачал головой, отломил поджаренную хрустящую корочку булки и, посолив, положил в рот.

- Гм... Вот белый хлеб, - со стоном заметила кельнерша. - У нас тут его сколько угодно, белого, мягкого, свежего, а там серый, как глина, со щепочками, с половой, со жмыхами. Да если бы этакую порцию туда перенести - так хватило бы на четырех человек. Да и рыдали бы, пережевывая.

Все это было совершенно справедливо, но почему деревцо за окном вяло опустило ветки, портрет Венизелоса скривился на сторону, солнечное пятно на стене погасло и прожеванный кусочек хлеба никак не хотел, несмотря на мои судорожные усилия, проскочить в горло... Я облил его глотком пива вкуса хины, мучительно улыбнулся и заметил:

- Но ведь если я сейчас не буду есть этого хлеба - я им этим не помогу?..

- Им уже ничто не поможет. Как мучаются! Как мучаются! От голода распухает лицо и все тело покрывается кровоточащими струпьями...

Она встала и пошла за котлетой.

Котлета оказалась на редкость сочная, в сухариках, с картошечкой, нарезанной этакими столбиками.

Я отрезал кус, мазнул горчицей и увенчал кусочком огурца.

- Я читала, что от голода шея начинает пухнуть и гнить. Отчего бы это?

- Не знаю отчего, - угрюмо промолвил я.

Мне показалось, что кусочек котлеты на вилке покраснел, распух и в нем что-то зашевелилось...

- Да... Вот вы, например, можете себе позволить здесь удовольствие съесть две или три жареные котлеты, а там даже дров нет, чтобы сварить головку ржавой селедки...

Ах, как все это было справедливо!.. Но котлета покоробилась, съежилась и сделалась вялой, неаппетитной...

- Дайте счет, - со вздохом попросил я.

Она черкнула что-то в книжечке, сардонически улыбаясь:

- Иногда пишешь счет, да как вспомнишь, чем была раньше, как роскошно жила, - так слезы и застилают глаза: цифр даже не вижу...

- Прощайте, - пробормотал я.

- Куда ж вы так скоро?

- Пойти на кладбище, что ли, повеситься.

- Да уж теперь это только и остается, - с готовностью одобрила она.

* * *

Вчера снова накатило на меня такое бодрое бурливое настроение. Я шел по улице, чуть не приплясывая, и наконец решил:

- Не зайти ли в ресторанчик?.. Только - дудки! В этот уж не пойду. Эта милая девушка снова доведет меня до логической мысли привязаться веревкой за шею к перилам Галатского моста, да и спрыгнуть вниз...

Поэтому я, насвистывая нечто мелодичное, вошел в другой ресторан и... первое, на что я наткнулся, - была та давешняя кельнерша.

- Вы... Здесь? - оторопел я.

- Да... Садитесь. Представьте, мне тот хозяин отказал. Вы, говорит, не умеете обращаться с публикой... А я уж, можно сказать, всякого, как родного, встречаю. Все, что есть на душе, - все выложишь. Что будете кушать? А у сестрицы, представьте, кроме ангины еще и дизентерия... Несчастье за несчастьем... Садитесь! Куда же вы?!

Аркадий Аверченко. Записки Простодушного

Предисловие простодушного - Первый день в Константинополе - Галантная жизнь Константинополя - Деловая жизнь - Русские женщины в Константинополе - Русское искусство - Константинопольский зверинец - Второе посещение зверинца - Оккультные тайны востока - Лото-тамбола - О гробах, тараканах и пустых внутри бабах - Еще гроб - Благородная девушка - Русские в Византии - Аргонавты и золотое руно - Развороченный муравейник - Великое переселение народов - Трагедия русского писателя - Язык богов - Бриллиант в три карата - Константинопольские греки - Утопленники - Дела - Заключение - Чехо-словакия