Аргонавты и золотое руно

 

С тех пор как осенью 1920 года пароход покинул берега Крыма, и до самого Константинополя они так и ходили нераздельно вместе - впереди толстый, рыжебородый со сложенными на груди руками, за ним, немного сзади, двое: худощавый брюнет с усиками и седенький, маленький. Этот вечный треугольник углом вперед напоминал стаю летящих журавлей.

Только один раз я увидел их не в комбинации треугольника: они дружно выстроились у борта парохода, облокотясь о перила, и поплевывали в тихую воду Черного моря с таким усердием, будто кто-нибудь дал им поручение - так или иначе, а повысить уровень черноморской воды. Я подошел и бесцельно облокотился рядом.

- Ну что, юноша, - обратился вдруг ко мне седенький. - Как делишки?

- Ничего себе, юноша, - приветливо ответил я.

- Дрянь делишки.

- Что думаете делать в Константинополе?

- А черт его знает. Что придется.

- Так нельзя, - наставительно отозвался черноусый мужчина. - Надо заранее выработать план действий, чтобы не очутиться на константинопольском берегу растерянным дураком. Вот мы выработали себе по плану - и спокойны!

- Прекрасное правило, - пришел я в искреннее восхищение. - Какие же ваши планы?

Седенький подарил морскую гладь искусным полновесным плевком и, поглядывая на удалявшиеся с глаз плоды губ своих, процедил сквозь энергично сжатые губы:

- Газету буду издавать.

- Ого! Где?

- Что значит - где? В Константинополе. Я думаю сразу ахнуть и утреннюю, и вечернюю. Чтобы захватить рынок. Вообще, Константинополь - золотое дно.

- Дно-то дно, - с некоторым сомнением согласился я. - Только золотое ли? - Будьте покойны, - вмешался черноусый. - На этом дне лежат золотые россыпи, только нужно уметь их раскопать. Впрочем, мои планы скромнее.

И две стороны треугольника сейчас же поддержали третью:

- Да, его планы скромнее.

- Журнал будете издавать? - попытался догадаться я.

- Ну, что там ваш журнал! Чепуха. Нет, мне пришла в голову свежая мыслишка. Только вы никому из других пассажиров не сообщайте. Узнают - сразу перехватят.

Я твердо поклялся, что унесу эту тайну с собой в могилу.

- Так знайте: я решил открыть в Константинополе русский ресторан.

- Гм... Я, правда, никогда до сих пор не бывал в Константинополе, но... мне кажется, что... там уже в этом направлении кое-что сделано.

- Черта-с два сделано! Разве эти головотяпы сумеют? Нет, у меня все будет особенное: оркестр из живых венгерцев, метрдотель - типичный француз, швейцар - швейцарец с алебардой, а вся прислуга - негры!

- И вы всю эту штуку назовете русским рестораном?

- Почему бы и нет? Кухня-то ведь русская! Щи буду закатывать, кулебяки загибать, жареных поросят зашпаривать. На всю Турцию звон сделаю.

- Но ведь для этого дела нужны большие деньги!

- Я знаю! Тысяч десять лир. Но это самое легкое. Найду какого-нибудь богатого дурака-грека - в компании с ним и обтяпаем.

Молчаливый доселе бородач вдруг захохотал, подарил морскую гладь сложнейшим плевком с прихотливой завитушкой и дружески ударил меня по плечу.

- Нет, это все скучная материя - дела, расчеты, выкладки. Вот у меня план, так план! Знаете, что я буду там делать?

- А Бог вас знает.

- То-то и оно. Ничего не буду делать. Сложа руки буду сидеть. Валюту везу. Ловко, а?

- Замечательно.

- Да-а. Узнает теперь этот Константинополишка Никанора Сырцова! Ей-бо, право! Палец о палец не ударю. Сложу руки и буду сидеть. Поработали - и буде. Ежели встречу там где - шампанеей до краев налью. Да просто заходи в лучший готель и спроси Никанора Сырцова - там я буду! А може, я в Васькиной газете публиковаться буду: "Такой-то Никанор Гаврилов Сырцов разыскивает родных и знакомых на предмет выпивки с соответствующей закуской". А в кабак мы с тобой будем ходить только в Петькин: пусть нам там негры и венгерцы дурака ломают. Поддержим приятеля, хе-хе! Хай живе Украина!

Журавлиный треугольник отделился от перил, взмахнул крыльями и плавно понесся в трюм на предмет насыщения своих пернатых желудков.

* * *

Пока все беженство кое-как утряслось, пока я лично устраивался - никто из журавлиного треугольника не попадался мне на глаза.

Но однажды, когда я скромно ужинал в уголке шумного ресторана, ко мне подлетел головной журавль - Никанор Сырцов.

- Друг! - завопил он. - Говорил, шампанеей налью, - и налью. Пойдем до кабинету. Какие цыгане - пальчики оближешь. Как зальются - так или на отцовскую могилу хочется бежать, или кому-нибудь по портрету заехать. Благороднейшие люди.

Он сцепился со мной на абордаж, после долгой битвы победил меня и, взяв на буксир, отшвартовался "до кабинету", который оказался холодной дымной накуренной комнатой, наполненной людьми. В руках у них были гитары, на плечах - линялые кунтуши, на лицах - скука непроходимая.

- Эй, брат! - воскликнул Сырцов, становясь в позу.

- Люблю я тебя, а за что - и сам не знаю. Хороший человек, чтоб ты сдох! Веришь совести - вторую тысячу пропиваю!.. А ну, вы, конокрады, - ушкварьте. "Две гитары за стеной!.."

Пел Сырцов, рыдал Сырцов в промежутках и снова плясал Сырцов, оделяя всех алчущих и жаждущих бокалами шампанского и лирами.

- Во, брат, - кричал он, путаясь неверными ногами в странном танце. - Это я называю жить сложа руки! Вот она, брат, и есть настоящая жизнь! Ой, жги, жги, жги!..

Последний призыв Никанора цыгане принимали вяло и, вместо поджога, только хлопали бокал за бокалом, зевая, перемигиваясь и переталкиваясь локтями. Впрочем, и сам Сырцов не мог точно указать, какой предмет обречен им на сжигание.

- Постой, - попытался я остановить пляшущего Никанора. - Расскажи мне лучше - что поделывают твои приятели? Открыли ресторан? Издают газету?..

- А черт их знает. Я восьмой день дома не был - так что мне газета! На нос мне ее, что ли?

* * *

Шел я однажды вечером по Пти-Шан. Около знаменитого ресторана "Георгия Карпыча" раздался нечеловеческий вопль:

- Интер-ресная газета "Пресс дю суар"! Купите, господин!

Я пригляделся: вопил издатель из журавлиного треугольника.

Очевидно, вся его издательская деятельность ограничилась тем, что он издавал вопли, с головой уйдя в несложное газетное дело сбыта свежих номеров.

- Что же это вы чужую газету продаете, - участливо спросил я. - А своя где?

- Дело этого... налаживается, - нерешительно промямлил он. - Еще месяц-два и этого... С разрешением дьявольски трудно!..

- А что ваш приятель? Как его дело с рестораном?

- Пожалуйте! Тут за углом, второй дом, вывеска. Навестите, он будет рад.

- Слава Богу, - подумал я, идя по указанному адресу, - хоть один устроился!..

Этот последний, действительно, увидев меня, обрадовался.

Подошел к моему столику, обмахнул его салфеткой, вынул из кармана карточку и сказал:

- Вот приятная встреча! Что прикажете? Водочки с закусочкой, горячего или просто чашку кофе?

- Вы что тут, в компании? Нашли дурака-грека с деньгами?

- Нет, собственно, он нашел меня, дурака. Или, вернее, я его, конечно, нашел, ну так вот... Гм!.. Пока служу. У него, впрочем, действительно, есть большие деньги. Я только... этого. Не заинтересован.

- А венгерцев и негров нет?

Он отвернулся к окну и стал салфеткой протирать заплаканное стекло.

- И швейцар ваш без алебардов, безоружный, в опорках...

- Шутить изволите. Может, винца прикажете? Хорошее есть...

Еще месяц с грохотом пронесся над нашими головами.

Проходя мимо греческого пустынного ресторанчика, я иногда видел дремлющего у стены с салфеткой под мышкой смелого инициатора дела, построенного на венгерцах, неграх, швейцарцах и алебардах.

И по-прежнему издатель на углу яркой улицы издавал стоны:

- "Пресс дю суар"!

Вчера, остановившись и покупая газету, я спросил простодушно:

- А что же ваша собственная газета?

- Наверное, скоро разрешится.

- Ну, а что ваш приятель Никанор Сырцов? По-прежнему сидит сложа руки?

- Сложа-то сложа... Только не сидит, а лежит. От голодного тифа или что-то вроде - помер. Все деньги на цыган да на глупости разные проухал! У меня в конце концов по пяти пиастров перехватывал! Да мне тоже, знаете, взять их неоткуда. Вот тебе и "сложа руки"! Много их, таких дураков.

И когда он говорил это, у него было каменное неподвижное лицо, как у старых боксеров, которых другие боксеры лупили по щекам огромными каменными кулачищами, отчего лицо делается навсегда непробиваемым.

Жестокий это боксер - Константинополь! Каменеет лицо от его ударов.

Аркадий Аверченко. Записки Простодушного

Предисловие простодушного - Первый день в Константинополе - Галантная жизнь Константинополя - Деловая жизнь - Русские женщины в Константинополе - Русское искусство - Константинопольский зверинец - Второе посещение зверинца - Оккультные тайны востока - Лото-тамбола - О гробах, тараканах и пустых внутри бабах - Еще гроб - Благородная девушка - Русские в Византии - Аргонавты и золотое руно - Развороченный муравейник - Великое переселение народов - Трагедия русского писателя - Язык богов - Бриллиант в три карата - Константинопольские греки - Утопленники - Дела - Заключение - Чехо-словакия