Трагедия русского писателя

Аверченко Аркадий Тимофеевич. Записки Простодушного
Сборник рассказов "Я в Европе", 1923.

 

Меня часто спрашивают:

- Простодушный! Почему вы торчите в Константинополе? Почему не уезжаете в Париж?

- Боюсь, - робко шепчу я.

- Вот чудак... Чего ж вы боитесь?

- Я писатель. И поэтому боюсь оторваться от родной территории, боюсь потерять связь с родным языком.

- Эва! Да какая же это родная территория - Константинополь?

- Помилуйте, никакой разницы. Проходишь мимо автомобиля - шофер кричит: "Пожалуйте, господин!" Цветы тебе предлагают: "Не купите ли цветочков? Дюже ароматные!" Рядом: "Пончики замечательные!" В ресторан зашел - со швейцаром о Достоевском поговорил, в шантан пойдешь - слышишь:

Матреха, брось свои замашки,

Скорей тангу со мной пляши...

Подлинная черноземная Россия!

- Так вы думаете, что в Париже разучитесь писать по-русски?

- Тому есть примеры, - печально улыбнулся я.

- А именно?..

Не отнекиваясь, не ломаясь, я тут же рассказал одну известную мне грустную историю.

О русском писателе

Русский пароход покидал крымские берега, отплывая за границу.

Опершись о борт, стоял русский писатель рядом со своей женой и тихо говорил:

- Прощай, моя бедная истерзанная родина! Временно я покидаю тебя. Уже на горизонте маячат Эйфелева башня, Нотр-Дам, Итальянский бульвар, но еще не скрылась с глаз моих ты, моя старая, добрая, так любимая мною Россия! И на чужбине я буду помнить твои маленькие церковки и зеленые монастыри, буду помнить тебя, холодный красавец Петербург, твои улицы, дома, буду помнить "Медведя" на Конюшенной, где так хорошо было запить расстегай рюмкой рябиновой! На всю жизнь врежешься ты в мозг мне - моя смешная, нелепая и бесконечно любимая Россия!

Жена стояла тут же; слушая эти писательские слова, - и плакала.

* * *

Прошел год.

У русского писателя были уже квартира на бульваре Гренель и служба на улице Марбеф, многие шоферы такси уже кивали ему головой, как старому знакомому, уже у него были свое излюбленное кафе на улице Пигаль и кабачок на улице Сен-Мишель, где он облюбовал рагу из кролика и совсем недурное "ординэр"...

Пришел он однажды домой после кролика, после "ординэр'а", сел за письменный стол, подумал и, тряхнув головой, решил написать рассказ о своей дорогой родине.

- Что ты хочешь делать? - спросила жена.

- Хочу рассказ написать.

- О чем?

- О России.

- О че-ем?!

- Господи Боже ты мой! Глухая ты, что ли? О России!!!

- Galmez-vous, je vous en prie*. Что ж ты можешь писать о России?

- Мало ли! Начну так: "Шел унылый, скучный дождь, который только и может идти в Петербурге... Высокий молодой человек быстро шагал по пустынной в это время дня Дерибасовской..."

- Постой! Разве такая улица есть в Петербурге?

- А черт его знает. Знакомое словцо. Впрочем, поставлю для верности Невскую улицу! Итак: "...высокий молодой человек шагал по Невской улице, свернул на Конюшенную и вошел, потирая руки, к "Медведю". "Что, холодно, monsieur?" - спросил метрдотель, подавая карточку. - "Mais oui, - возразил молодой сей господин. - Я есть большой замерзавец на свой хрупкий организм!"

- Послушай, - робко перебила жена. - Разве есть такое слово "замерзавец"?

- Ну да! Человек, который быстро замерзает, - суть замерзавец. Пишу дальше: "Прошу вас очень, - сказал тот молодой господин. - Подайте мне один застегай с немножечком poisson bien frais и одну рюмку рабиновку".

- Что это такое - рабиновка?

- Это такое... du водка.

- А по-моему, это еврейская фамилия: Рабиновка - жена Рабиновича.

- Ты так думаешь?.. Гм! Как, однако, трудно писать по-русски!

И принялся грызть перо. Грыз до утра.

* * *

И еще год пронесся над писателем и его женой. Писатель пополнел, округлел, завел свой auto - вообще, та вечерняя газета, где он вел парижскую хронику, - щедро оплачивала его - "сет селебр рюсс".

Однажды он возвращался вечером из ресторана, где оркестр ни с того ни с сего сыграл "Боже, царя храни...". Знакомая мелодия навеяла целый рой мыслей о России...

- О, нотр повр Рюсси! - печально думал он. - Когда я приходить домой, я что-нибудь будить писать о наша славненькая матучка Руссия.

Пришел. Сел. Написал:

"Была большая дождика. Погода был то, что называй веритабль петербуржьен. Один молодой господин ходил по одна улица, по имени сей улица: Крещиатик. Ему очень хотелось manger. Он заходишь на Конюшню сесть на медведь и поехать в restaurant, где скажишь: garcon, une tasse de рабинович и одна застегайчик avec тарелошка с ухами..."

* * *

Я кончил.

Мой собеседник сидел, совсем раздавленный этой тяжелой историей.

Оборванный господин в красной феске подошел к нам и хрипло сказал:

- А что, ребятежь, нет ли у кого прикурить цигарки!

- Да, - ухмыльнулся мой собеседник. - Трудно вам уехать из русского города!

Аркадий Аверченко. Записки Простодушного

Предисловие простодушного - Первый день в Константинополе - Галантная жизнь Константинополя - Деловая жизнь - Русские женщины в Константинополе - Русское искусство - Константинопольский зверинец - Второе посещение зверинца - Оккультные тайны востока - Лото-тамбола - О гробах, тараканах и пустых внутри бабах - Еще гроб - Благородная девушка - Русские в Византии - Аргонавты и золотое руно - Развороченный муравейник - Великое переселение народов - Трагедия русского писателя - Язык богов - Бриллиант в три карата - Константинопольские греки - Утопленники - Дела - Заключение - Чехо-словакия