Мой первый дебют

Аверченко Аркадий Тимофеевич. Отдых на крапиве
Впервые опубликовано отдельным сборником с подзаголовком "Новая книга рассказов": Варшава, Изд. "Добро", 1924.

 

Между корью и сценой существует огромное сходство: тем и другим хоть раз в жизни нужно переболеть. Но между корью и сценой существует и огромная разница: в то время как корью переболеешь только раз в жизни - и конец, заболевание сценой делается хроническим, неизлечимым.

Более счастливые люди отделываются редкими припадками вроде перемежающейся лихорадки, выступая три-четыре раза в год на клубных сценах в любительских спектаклях; все же неудачники - люди с более хрупкими организмами - заболевают прочно и навсегда.

Три симптома этой тяжелой болезни: 1) исчезновение растительности на лице, 2) маниакальное стремление к сманиванию чужих жен и 3) бредовая склонность к взятию у окружающих денег без отдачи.

* * *

Гулял я всю свою жизнь без забот и огорчений по прекрасному белому свету, резвился, как птичка, и вдруг однажды будто злокачественным ветром меня прохватило.

Встречаю в ресторане одну знакомую даму - очень недурную драматическую артистку.

- Что это, - спрашиваю, - у вас такое лицо расстроенное?

- Ах, не поверите! - уныло вздохнула она. - Никак второго любовника не могу найти...

"Мессалина!" - подумал я с отвращением. Вслух резко спросил:

- А разве вам одного мало?

- Конечно, мало. Как же можно одним любовником обойтись? Послушайте... может, вы на послезавтра согласитесь взять роль второго любовника?

- Мое сердце занято! - угрюмо пробормотал я.

- При чем тут ваше сердце?

- При том, что я не могу разбрасываться, как многие другие, для которых нравственность...

Она упала локтями и головой на стол и заколыхалась от душившего ее смеха.

- Сударыня! Если вы способны смеяться над моим первым благоуханным чувством... над девушкой, которой вы даже не знаете, то... то...

- Да позвольте, - сказала она, утирая выступившие слезы. - Вы когда-нибудь играли на сцене?

Не кто иной, как черт, дернул меня развязно сказать:

- Ого! Сколько раз! Я могу повторять, как и Савина: "Сцена - моя жизнь".

- Ну?.. Так вы знаете, что такое на театральном жаргоне "любовник"?

- Еще бы! Это такие... которые... Одним словом, любовники. Я ведь давеча думал, что вы о вашей личной жизни говорите...

Она встала с видом разгневанной королевы:

- Вы нахал! Неужели вы думаете, что я могу в личной жизни иметь двух любовников?!..

Это неопределенное возмущение я понял впоследствии, когда простак сообщил мне, что у нее на этом амплуа было и четыре человека.

- В наказание за то, что вы так плохо обо мне подумали, извольте выручить нас, пока не приехал Румянцев, - вы сыграете Вязигина в "После крушения" и Крутобедрова в "Ласточкином гнезде". Вы играли Вязигина?

Ее пренебрежительный тон так задел меня, что я бодро отвечал:

- Сколько раз!

- Ну и очень мило. Нынче вечером я пришлю роль. Репетиция завтра в одиннадцать.

Очевидно, в моей душе преобладает женское начало: сначала сделаю, а потом только подумаю: что я наделал!

* * *

Роль была небольшая, но привела меня в полное уныние.

Когда читаешь всю пьесу, то все обстоит благополучно: знаешь, кто тебе говорит, почему говорит и что говорит.

А в роли эти необходимые элементы отсутствовали.

Никакой дьявол не может понять такого, например, разговора:

Явление 6

А р д. В экипажах и пешком.

А княжна Мэри.

А р д. Этого несчастья.

Спасибо, я вам очень обязан.

А р д. Его нужно пить.

Это вы так о ней выражаетесь...

А р д. Капризам.

В таком случае я способен переступить все границы.

Г р и б. Две чечетки.

Надо быть во фраке. Кто эти "Ард." и "Гриб."? Родственники мои, враги, старые камердинеры или светские молодые люди?..

Я швырнул роль на стол и, хотя было уже поздно, побежал к одному своему другу, который отличался тем, что все знал. Это был человек, у которого слово "нет" отсутствовало в лексиконе.

- Ты знаешь, что нужно, чтобы играть на сцене?

- Знаю.

- Что же? Скажи, голубчик!

- Только нахальство! Если ты вооружишься невероятной, нечеловеческой наглостью, то все сойдет с рук. Даже, пожалуй, похлопают.

- По ком? - боязливо спросил я.

- До тебя не достанут. Ладошами похлопают. Но только помни: нахальство, нахальство и еще раз оно же.

Ушел я успокоенный.

На репетиции я заметил, что героем дня был суфлер. К нему все относились с тихим обожанием. Простак даже шепнул мне:

- Ах, как подает! Чудо!

Я удивленно посмотрел на суфлера: он ничего никому не подавал, просто читал по тетради. Однако мне не хотелось уронить себя:

- Это что за подача! Вот мне в Рязани подавали - так с ума сойти можно.

Я совсем не знал роли, но с некоторым облегчением заметил, что вся труппа в этом отношении шла со мной нога в ногу.

Актер, игравший старого графа, прислушался к словам суфлера и после монолога о том, что его сын проиграл десять тысяч, вдруг кокетливо добавил:

- Ах, я ни за что не выйду замуж!

- Это не ваши слова, - сонно заметил суфлер.

- Дочка, вы говорите: "Ах, я ни за что не выйду замуж". Дочка рабски повторила это тяжелое решение.

В путанице и неразберихе я был не особенно заметен, как незаметен обломок спички в куче старых окурков.

* * *

- Побольше нахальства! - сказал я сам себе, когда парикмахер спросил, какой мне нужен парик.

- Видите ли... я вам сейчас объясню... Представьте себе человека избалованного, легкомысленного, но у которого случаются минуты задумчивости и недовольства собой, минуты, когда человек будто поднимается и парит сам над собой, уносясь в те небесные глубины...

- Понимаю-с, - сказал парикмахер, тряхнув волосами, - блондинистый городской паричок.

- А? Во-во! Только чтоб он на глаза не съехал.

- Помилуйте! А лак на что? Да и вошьем. "Побольше нахальства!" - сказал я сам себе, усаживаясь в вечер спектакля перед зеркалом гримироваться.

Увы!.. Нахальства было много, а красок еще больше. И куда, на какое место какая краска - я совершенно не постигал.

Вздохнул, мужественно нарисовал себе огромные брови, нарумянил щеки - задумался.

Вся гримировальная задача для новичка состоит только в том, чтобы сделаться на себя непохожим.

"Эх! Приклеить бы седую бороду - вот бы ловко! Пойди-ка тогда, узнай. Но раз по смыслу роли нельзя бороды - ограничимся усами".

Усы очень мило выделялись на багровом фоне щек.

* * *

В первом акте я должен выбежать из боковых дверей в белом теннисном костюме. Перед выходом мне сунули в руку какую-то плетеную штуку вроде выбивалки для ковров, но я решил, что эта подробность только стеснит мои первые шаги, и бросил плетенку за кулисами.

- А вот и я! - весело вскричал я, выскочив на что-то ослепительно яркое, с огромной зияющей дырой впереди.

- А, здравствуйте, - пропищала инженю. - Слушайте, тут пчела летает, я бою-юсь. Дайте вашу ракетку - я ее убью!..

Я добросовестно, как это делалось на репетициях, протянул ей пустую руку. Она, видимо, растерялась.

- Позвольте... А где же ракетка?

- Какая ракетка? (Побольше наглости! Как можно больше нахальства!) Ракетка? А я, знаете, нынче именинник, так я ее зажег. Здорово взлетела. Ну, как поживаете?

- Сошло! - пробормотал я, после краткого диалога вылетая за кулисы. - До седьмого явления можно и закурить.

* * *

- Вам выходить! - прошипел помощник режиссера.

- Знаю, не учите, - солидно возразил я, поглаживая рукой непривычные усы.

И вдруг... сердце мое похолодело: один плохо приклеенный ус так и остался между моими пальцами.

- Вам выходить!!!

Я быстро сорвал другой ус, зажал его в кулак и выскочил на сцену.

Первые мои слова должны быть такие:

- Граф отказал, мамаша.

Я решил видоизменить эту фразу:

- А я, мамаша, уже успел побриться. Идет? Не правда ли, моложе стал?

Усы в кулаке стесняли меня. Я положил их на стол и сказал:

- Это вам на память. Вделайте в медальон. Пусть это утешит вас в том, что граф отказал.

- Он осмелился?! - охнула мать моя, смахнув незаметно мой подарок на пол. - Где же совесть после этого?

Сошла и эта сцена. Я в душе поблагодарил своего всезнающего друга.

* * *

В третьем акте мои первые слова были:

- Он сейчас идет сюда.

После этого должен был войти старый граф, но в стройном театральном механизме что-то испортилось.

Граф не шел.

Как я после узнал, он в этот момент был занят тем, что жена била его в уборной зонтиком за какую-то обнаруженную интрижку с театральной портнихой.

- Он сейчас придет, мамаша, не волнуйтесь, - сказал я, спокойно усаживаясь в кресло.

Мы подождали. На сцене секунды кажутся десятками минут.

- Он, уверяю вас, придет сейчас! - заорал я во все горло, желая дать знать за кулисы о беспорядке.

Граф не шел.

- Что это, мамаша, вы взволнованы? - спросил я заботливо. - Я вам принесу сейчас воды.

Вылетел за кулисы и зашипел:

- Где граф, черт его дери?!!

- Ради Бога, - подскочил помощник, - протяните еще минутку: он приклеивает оторванную бороду.

Я пожал плечами и вернулся.

- Нет воды, - грубо сказал я. - Ну и водопроводец наш!

Мы еще посидели...

- Мамаша! - нерешительно сказал я. - Есть ли у вас присутствие духа? Я вам хочу сообщить нечто ужасное...

Она удивленно и растерянно поглядела на меня.

- Дело в том, что когда я вышел за водой, то мимоходом узнал ужасную новость, мамаша. Автомобиль графа по дороге наскочил на трамвай, и графа принесли в переднюю с проломленной головой и переломанными ногами... Кончается!

Я уже махнул рукой на появление графа и только решил как-нибудь протянуть до тех пор, пока кто-нибудь догадается спустить занавес.

Мы помолчали.

- Да... - неопределенно протянул я. - Жизнь не ждет. Вообще, эти трамваи... Вот я вам сейчас расскажу историю, как у меня в трамвае вытянули часы. История длинная... так минут на десять, на пятнадцать, но ничего. Надо вам сказать, мамаша, что есть у меня один приятель - Васька. Живет он на Рождественской. С сестрой. Сестра у него красавица, пышная такая - еще за нее сватался Григорьев, тот самый, который...

- Вы меня звали, Анна Никаноровна? - вдруг вошел изуродованный мною граф, с достоинством останавливаясь в дверях.

- А, граф, - вскочил я. - Ну, как ваше здоровье? Как голова?

- Вы меня звали, Анна Никаноровна? - строго повторил граф, игнорируя меня.

- Я рад, что вы дешево отделались, - с удовольствием заметил я.

Он поглядел на меня, как на сумасшедшего, заморгал и вдруг сказал:

- Простите, Анна Никаноровна, но я должен сказать вашему сыну два слова.

Он вытащил меня за кулисы и сказал:

- Вы что?!.. Идиот или помешанный? Почему вы говорите слова, которых нет в пьесе?

- Потому что надо выходить вовремя. Я вас чуть не похоронил, а вы лезете. Хоть бы голову догадались тряпкой завязать.

- Выходите! - прорычал режиссер.

* * *

Могу с гордостью сказать, что в этот дебютный день я покорил всех своей находчивостью.

В четвертом акте, где героиня на моих глазах стреляется, она сунула руку в ящик стола и... не нашла револьвера.

Она опустила голову на руки, и когда я подошел к ней утешить ее, она прошептала:

- Нет револьвера: что делать?

- Умрите от разрыва сердца. Я вам сейчас что-то сообщу.

Я отошел от нее, схватился за голову и простонал:

- Лидия! Будьте мужественны! Я колебался, но теперь решил сказать все. Знайте же, что ваша мать зарезала вашу сестренку и отравилась сама.

- Ах! - вскрикнула Лидия и, мертвая, шлепнулась на пол.

* * *

Нас вызывали.

Я же того мнения, что если мы и заслужили вызова, то не перед занавесом, а в камере судьи - за издевательство над беззащитной публикой.

Аркадий Аверченко. Отдых на крапиве

Почему? - Венгерский язык - Женщина и негр - Мой дядя - Рассказчики - Три случая - Выходец с того света - История одного актера - Освежающий душу разговор - Бокс в Турции и в Европе - Филателисты - Зимний вечер в детской - Мой первый дебют - Находчивость на сцене