Война

Пройдет еще лет двадцать. Мы все, теперешние, сделаемся стариками...

Мировая война отойдет в область истории, о ней будут говорить как о чем-то давно прошедшем, легендарном...

И вот, когда внуки окружат кого-нибудь из нас у горящего камина и начнут расспрашивать о нашем участии в мировой войне, - воображаю, как тогда мы, старички, начнем врать!..

То есть врать будут, конечно, другие старички, а не я. Я не такой.

И так как я врать не могу, то положение мое будет ужасное.

Что я расскажу внукам? Чем смогу насытить их жадное любопытство? Был я на войне? Был. Кем был? Солдатом, офицером или генералом? Никем! Нелегкая понесла меня на войну, хотя меня никто и не приглашал.

Когда я, во время призыва, пришел в воинское присутствие, меня осмотрели и сказали:

- Вы не годитесь! Я обиделся:

- Это почему же, скажите на милость?!

- У вас зрение плохое.

- Позвольте! Что у вас там требуется на войне? Убивать врагов? Ну, так это штука нехитрая. Подведите мне врага так близко, чтобы я его видел, и он от меня не уйдет!

- Да вы раньше дюжину своих перестреляете, прежде чем убьете одного чужого!..

Вышел я из этого бюрократического учреждения обиженный, хлопнув дверью.

Решил поехать на войну в качестве газетного корреспондента.

Один знакомый еврей долго уговаривал меня не ехать.

- Зачем вам ехать?! Не понимаю вашего характера! Что это за манера: где две державы воюют - вы обязательно в середку влезете!

Однако я поехал, и, как говорил этот мудрый еврей, - конечно, влез в самую середку...

На позициях (под Двинском) ко мне привыкли как к неизбежному злу.

Некоторые даже полюбили меня за кротость и веселый нрав.

Однажды подсел я к солдатам в окопе. Сидели, мирно разговаривали, я угощал их папиросами.

Вдруг - стрельба усилилась, раздались какие-то крики, команда - я за разговором и не заметил что, собственно, скомандовали.

Все закричали "ура!", выскочили из окопов, побежали вперед. Закричал и я за компанию "ура", тоже выскочил и тоже побежал.

Кто-то кого-то бил, колол, а я вертелся во все стороны, понимая по своей скромности, что я мешаю и тем, и другим... Люди делают серьезное дело, а я тут же верчусь под ногами.

Потом кто-то от кого-то побежал. Мы ли от немцев, немцы ли от нас - неизвестно. Вообще, я того мнения, что в настоящей битве никогда не разберешь - кто кого поколотил и кто от кого бежал...

Это уж потом разбирают опытные люди в главном штабе.

Бежал я долго - от врага ли или за врагом - и до сих пор не знаю. Может быть, меня нужно было наградить орденом как отчаянного храбреца, может быть - расстрелять как труса.

Бежал я долго - так долго, что когда огляделся, - около меня уже никого не было.

Только один немец (очевидно, такого же неопределенного характера, как и я сам) семенил почти рядом со мной.

- Попался?! - торжествующе вскричал я.

Он вместо ответа взял на изготовку штык и бросился на меня.

Я всплеснул руками и сердито вскрикнул:

- С ума ты сошел?! Ведь ты меня так убить можешь! Он так был поражен моим окриком, что опустил штык.

- Я и хочу тебя убить!

- За что? Что я, у тебя жену любимую увез или деньги украл?! Идиот!

Рассудительный тон действует на самые тупые головы освежающе:

- Да, - возразил он сконфуженно, ковыряя штыком землю. - Но ведь теперь война!

- Я понимаю, что война, но нельзя же ни с того ни с сего тыкать штыком в живот малознакомому человеку!!

Мы помолчали.

"Во всяком случае, - подумал я, - он мой пленник, и я доставлю его живым в наш лагерь. Воображаю, как все будут удивлены! Вот тебе и "плохое зрение"! Может быть, орден дадут..."

- Во всяком случае, - сказал немец, - ты мой пленник, и я...

Это было верхом нахальства!

- Что?! Я твой пленник? Нет, брат, я тебя взял в плен и теперь ты не отвертишься!..

- Что-о? Я за тобой гнался, да я же и твой пленник?

- Я нарочно от тебя бежал, чтобы заманить подальше и схватить, - пустил я в ход так называемую "военную хитрость".

- Да ведь ты меня не схватил?!

- Это - деталь. Пойдем со мной.

- Пойдем, - подумав, согласился мой враг, - только уж ты не отвертишься: я тебя веду как пленника.

- Вот новости! Это мне нравится! Он меня ведет! Я тебя веду, а не ты!

Мы схватили друг друга за руки и, переругиваясь, пошли вперед. Через час бесцельного блуждания по голому полю мы оба пришли к печальному заключению, что заблудились.

Голод давал себя чувствовать, и я очень обрадовался, когда у немца в сумке обнаружился хлеб и коробка мясных консервов.

- На, - сказал враг, отдавая мне половину. - Так как ты мой пленник, то я обязан кормить тебя.

- Нет, - возразил я. - Так как ты мой пленник, то все, что у тебя, - мое! Я, так сказать, захватил твой обоз.

Мы закусили, сидя под деревом, и потом запили коньяком из моей фляжки.

- Спать хочется, - сказал я, зевая. - Устаешь с этими битвами, пленными...

- Ты спи, а мне нельзя, - вздохнул немец.

- Почему?!

- Я должен тебя стеречь, чтобы ты не убежал.

До этого я сам не решался уснуть, боясь, что немец воспользуется моим сном и убежит, но немец был упорен как осел...

Я растянулся под деревом. Проснулся перед вечером.

- Сидишь? - спросил я.

- Сижу, - сонно ответил он.

- Ну, можешь заснуть, если хочешь, я тебя постерегу.

- А вдруг - сбежишь?

- Ну, вот! Кто же от пленников убегает. Немец пожал плечами и заснул.

Закат на далеком пустом горизонте нежно погасал, освещая лицо моего врага розовым нежным светом...

"Что, если я уйду? - подумал я. - Надоело мне с ним возиться. И потом - положение создалось совершенно невыносимое: я его считаю своим пленником, а он меня - своим. Если же мы оба освободим один другого друг от друга, то это будет как бы обмен военнопленными!"

Я встал и, стараясь не шуметь, пошел на запад, а перед этим, чтобы вознаградить своего врага за потерю пленника, положил в его согнутую руку мою фляжку с коньяком.

И он спал так, похожий на громадного ребенка, которому сунули в руку соску и который расплачется по пробуждении, увидев, что нянька ушла...

Вот и все мои похождения на театре войны.

Но как я расскажу это внукам, когда ничего нельзя выяснить: мы ли победили или враг; мы ли от врага бежали или враг от нас, я ли взял немца в плен или немец меня?

Теперь, пока я еще молодой, - рассказал всю правду. Состарюсь - придется врать внукам.

Аркадий Аверченко. Рассказы циника

Искусство и публика - Новый миллионер - Люди с прищуренными глазами - Акулы - Аукцион - Война - Индейка с каштанами - Высшая справедливость - Мальчик Казя - Сокровище - Муха - Фокстрот - Пять рассказов для читателя - Роковой выигрыш - Охотник на слонов - Опровержение приключений барона Мюнхаузена - Неудачник - Канитель - Вечно-женское - Пытка - Состязание - Белая ворона