Вечно-женское

 

Начался вечер очень мило: я сидел у Веры Николаевны и оживленно беседовал с ней о литературе, о любви, о морях-океанах, о преимуществе жареных пирожков над печеными, об искусстве смешивать духи, о нахалах, пристающих на улицах, и о полной допустимости загробной жизни.

Звонок в передней прервал мое заявление о том, что паюсную икру, размятую с сардинами и соком лимона, - никак нельзя приправлять сливочным маслом.

- Гм... Звонок... Это, вероятно, моя школьная подруга. Я ее не видела двенадцать лет.

"Чтоб ее черт унес", - подумал я. Вслух продолжал:

- Я знал даже людей, которые присыпали ее зеленым луком и петрушкой.

- Подругу? - удивилась хозяйка.

- Икру!..

- Какую? - рассеянно переспросила хозяйка, прислушиваясь.

- Паюсную!..

Я ревниво отметил, что внимание ее было уже не около меня, а в передней, откуда доносился стук сбрасываемых ботиков и шелест снимаемых одежд.

- Ну да, это она! - просияла хозяйка. - Боже ты мой... двенадцать лет! Ведь мы расстались совсем девчонками! С седьмого класса...

Сначала в комнату влетело что-то темно-коричневое, потом ему навстречу шумно двинулось зеленовато-голубое, потом эти два кружащихся смерча соединились, сплелись воедино и образовали один бурный, бешено вращающийся на своей оси смерч, в котором ничего нельзя было разобрать, кроме мелькающих рук, писка и чмоканья... Жуткое зрелище!..

В отношении поцелуев разгон был такой, что инерция еще долго не могла прекратиться. Но на третьей минуте подруга засбоила, то, что называется у коннозаводчиков "сошла с круга", и отстала в одном темпе: именно, хозяйка чмокала ее в то самое время, когда щеки подруги отрывались от хозяйкиных губ; чтобы вознаградить хозяйку за этот холостой поцелуй в воздух, подруга ретиво возвращала лобзанье, но в этот момент хозяйкина щека, в свою очередь, уже отрывалась от подругиных губ, и снова поцелуи, как петарды, безвредно разряжались в воздухе.

Наконец смерч распался на свои основные цвета - темно-коричневый и зеленовато-голубой, подруги отдышались, фыркнули, точно запаренные лошади, отчетливо, как по команде, вынули из сумочек какие-то красные палочки, намазали губы, попудрили носы, еще раз обменялись радостными взглядами, и только тогда их внимание обратилось на меня, скромного, забытого, оглушенного, ослепленного шумом и треском.

- Позволь тебе представить, Нюра, мой большой друг.

Подруга бросила на меня рассеянный взгляд и швырнула в мою сторону, как собаке кость:

- Очень приятно.

- Я думаю! - самодовольно хихикнул я, радуясь уже тому, что они обратили на меня внимание.

- Что вы сказали?!

- Я говорю, что Вера Николаевна много мне о вас говорила.

Соврал. Для того и соврал, чтобы они обратили на меня хоть какое-нибудь внимание.

Но нет ничего ужаснее зрелища двух встретившихся после долгой разлуки подруг. От созерцания такой пары холодеет кровь и свертывается мозг у самого стойкого человека.

Они уселись на диван по обе стороны от меня, и с этого момента я превратился в ничтожество, в диванную подушку, через которую можно переговариваться, совершенно ее не замечая.

Глаза их восторженно вперились в лица друг друга, а руки сплелись через меня и невозмутимо покоились на моих кротких коленях.

- Так вот оно, значит, как, - проворковала хозяйка.

- Да-а...

- А ты помнишь Кузика? Обе дружно рассмеялись.

- Ну, еще бы! "Медам, берит на себе труд". Ха-ха! А где сейчас Лили?

- Ну, как же! Она вышла за Савосю Брыкина!

- Что ты говоришь?! Вот не думала. А Жужуточка?

- Он ведь во Владивосток уехал. Алика на войне убили.

- А помнишь Мику в ящике?

- Ха-ха-ха...

- Какого Мику? - спросил я с наружным интересом.

- Ах, этого вам нельзя знать. Не совсем прилично. Костя Лимончик сделался таким интересным, что не узнаешь. На виолончели играет.

- Что вы говорите?! - ахнул я, будя внутри себя дремлющий интерес к неведомому виртуозу Косте.

- Неужели на виолончели играет? Кто бы мог подумать! Ну и ну!..

- А вы его знаете?

- Мм... Нет.

- Ну, так и не суйтесь не в свое дело. А где сейчас Григорий Кузьмич?..

- Он же живет до сих пор на Почтовой, 82. Незнакомые имена, фамилии, адреса мелькали передо мной так быстро, будто бы я помимо воли погрузился в чтение старой телефонной книги.

На меня перестали обращать какое бы то ни было внимание. Лица горели, глаза сверкали, а из уст, вперемешку со смехом, сыпались десятки Аликов, Жужу точек и Григорий Кузьмичей. Но не такой я человек, чтобы примириться с небрежностью в отношении, подобной мне, важной особы... Мне скучно, на меня не обращают внимания - так мне сейчас будет весело, и меня почтят самым лихорадочным вниманием! Я внутренне подобрался, подстерегая удобный момент для прыжка...

- А где теперь тот студент, который, помнишь, за тобой ухаживал?

- Адя Берс?

- Адя Берс?! - воскликнул я. - Неужели вы о нем ничего не знаете?

- А вы с ним знакомы?

- Ну!! друзья! Мне его так жалко, что и рассказать невозможно.

- А что с ним?

- Ну, как же. Сварился. В мыле.

- В каком мыле?

- Целая история. Жуткая. Вы Костю Драпкина знаете?

- Нет...

- Ну, еще бы. Так у этого Кости был мыльный завод...

- Не тяните, Господи!!

- ...Как-то раз осматривали они с Адей чан, где варилось мыло. Адя нечаянно оступился, да и вниз! Бух! Я до сих пор не могу опомниться от этого кошмара. Как только умываюсь, так и поглядываю на мыло - вдруг найду Адину пуговицу или клок волос.

- Какой ужас! Воображаю горе его сестры Люд-милочки.

- Ей все равно, - горестно качнул я головой. - Раздавлена.

- ??!!

- Сенокосилкой. В имении графа Келлера. В пьяном виде.

- Что за вздор?! Разве Люда пила?

- Как лошадь. Алкоголизм. Наследственность. Вместе с Жужуточкой и пили.

- А вы и Жужуточку знаете?

- Как свои пять пальцев. Его повесили в Харбене. Организовал шайку хунгузов. Поймали в опиокурильне. Отбивался как лев. Семь человек.

Я достиг своего. Внимание подруг было приковано ко мне всецело. Ротики их доверчиво раскрылись от избытка интереса и груди порывисто дышали.

Некоторая мрачность и трагизм, которыми были окрашены последние минуты целой вереницы старых друзей обеих подруг, до известной степени искупалась захватывающим интересом и романтичностью фабулы.

Не обошлось и без легкомысленного элемента: Миля пошла на сцену, в кафешантан, и теперь танцует со своим партнером, негром, тустеп.

Я сделался душой маленького общества: все-то я знал, обо всех-то я рассуждал с видом близкого приятеля и общего конфидента.

Царил я около получаса.

После одной из пауз, посвященных отданию последнего долга трагически погибшему при пожаре кинематографа, учителю немецкого языка Кузику, - хозяйка вздохнула и спросила:

- А ты помнишь Катину "Липовку"!.. Что с ним?

- Я знаю, - вырвался я вперед. - Он женился на цыганке из хора Шишкина, и она его от ревности отравила. Совсем на днях. Сулемой. В пирожке дала. С капустой. Как сноп! Предстоит сенсационный процесс!..

Обе подруги внимательно взглянули в мое лицо.

- Кого? - в один голос спросили обе.

- Что - кого?

- Кого отравили?

- Этого самого... Липовку, как вы его... Гм!.. Назвали. Катиного Липовку отравили... Такого человека отравить, а? Здоровяк был. И пел - как малиновка.

- Кто?

- Да этот же, Боже мой... Липовка!

Хозяйка встала с дивана с видом, не предвещавшим ничего для меня доброго и радостного...

- Вы знаете, что такое Липовка?

- Это... он... Такой... Липовка. По прозвищу. Брюнетик такой.

- Послушайте, вы! Нахал вы этакий! "Липовка" - это Катино имение, и оно не могло жениться на цыганке из хора, и его не могли отравить!! Как малиновка он пел, чтоб вы пропали?! Я уже давно заметила, что вы слишком развязно отправляете всех на тот свет. Теперь я понимаю...

- Прогони его, - посоветовала разъяренная подруга. - Пусть он уйдет вон!

- Ты когда уезжаешь, Нюра? - спросила хозяйка.

- Через десять дней.

- Так вот что, расторопный молодой человек!.. Уходите и являйтесь не ранее, чем через десять дней. Я накладываю на вас эпитимью.

Я цинично захохотал, послал дамам воздушный поцелуй и, крикнув: "Привет от меня Жужутке" - вышел в переднюю.

Натягивая пальто, услышал:

- Вот нахал-то. Без него, по крайней мере, наговоримся. Послушай, а где Диночка Каплан?

- В Курске. Уже четверо детей. Ха-ха-ха! А помнишь апельсинное желе на пикнике?..

- А помнишь...

- А помнишь...

Неуклюжая громоздкая машина воспоминаний запыхтела и двинулась, увозя упоенных подруг в туманную даль. Эх, жизнь наша! Все мелочь, все тлен, дорогой читатель...

Аркадий Аверченко. Рассказы циника

Искусство и публика - Новый миллионер - Люди с прищуренными глазами - Акулы - Аукцион - Война - Индейка с каштанами - Высшая справедливость - Мальчик Казя - Сокровище - Муха - Фокстрот - Пять рассказов для читателя - Роковой выигрыш - Охотник на слонов - Опровержение приключений барона Мюнхаузена - Неудачник - Канитель - Вечно-женское - Пытка - Состязание - Белая ворона