Джером К. Джером. Томми и К. Младенец вносит свой вклад

 

О новом журнале «Хорошее настроение» люди со вкусом и с понятием говорили, что это самый веселый, самый умный, самый литературный из дешевых еженедельников, какой когда-либо издавался в Англии. И Питер Хоуп, редактор и один из совладельцев его, был счастлив это слышать. Уильям Клодд, издатель и второй совладелец, не приходил в особенный восторг от этих похвал.

- Смотрите, как бы вам не переборщить по части литературности, - говорил Уильям Клодд. - Золотая середина, вот чего надо держаться.

Люди - люди со вкусом и с понятием - говорили, что «Хорошее настроение» заслуживает поддержки читающей публики больше, чем все остальные еженедельные журналы, вместе взятые. Люди со вкусом и с понятием - по крайней мере некоторые из них - шли даже дальше, они подписывались на журнал. Питер Хоуп, уносясь мыслями в будущее, предвкушал богатство и славу.

Уильям Клодд, больше озабоченный настоящим, говорил:

- Не кажется ли вам, милейший, что наше издание слишком уж первосортное, а?

- Почему вы так думаете?

- Да взять хотя бы распространение. За последний месяц мы выручили...

- Если вам все равно, нельзя ли без цифр? - попросил Питер Хоуп. - Цифры меня почему-то всегда угнетают.

- Не могу сказать, чтобы и меня они особенно радовали, - согласился Клодд.

- В свое время придет и это, - утешал его Питер Хоуп. - Надо воспитать публику, поднять ее до нашего уровня.

- Насколько я заметил, публика меньше всего склонна платить за то, чтобы ее воспитывали.

- Что же нам делать?

- А я вам скажу. Нужно взять мальчишку рассыльного.

- Разве это может способствовать распространению журнала? - удивился Питер Хоуп. - И потом, мы ведь решила первый год обходиться без рассыльного. Это только лишний расход. К чему?

- Я имею в виду не просто рассыльного, - возразил Клодд, - а юношу вроде того, с которым я вчера ехал в одном вагоне в Стрэтфорд.

- Чем же он замечателен - этот ваш юноша?

- Ничем. Он читал последний номер «Библиотеки дешевых романов». Это издание покупают по крайней мере двести тысяч человек. И он - один из них. Так он сказал мне. Покончив с книжкой, он вытащил из кармана последний выпуск «Балагура» - в розничной продаже стоит полпенни, распространение тоже имеет большое, до семидесяти тысяч. И читал его, давясь от смеха, до самого Стрэтфорда.

- Но...

- Погодите минутку. Я сейчас объясню вам. Этот юноша - представитель читающей публики. Я поговорил с ним. Ему нравятся больше всех как раз те газеты и журналы, которые имеют наибольшее распространение. Он ни разу не ошибся. А остальные - насколько они ему известны - он называет «трухой». Ему нравится то, что нравится массе. Сумейте угодить ему, - я записал его имя и адрес, он согласен поступить к нам на восемь шиллингов в неделю, - и вы угодите читателям. Не тем, что просматривают случайный номер, взяв его со стола в курительной клуба, и говорят вам, что «журнал, черт возьми, отличный», но тем, что платят за него пенни и уносят его к себе домой. Вот такие читатели нам и нужны.

Питер Хоуп, талантливый журналист и редактор с идеалами, был шокирован, возмущен. Уильям Клодд, человек деловой, без идеалов, оперировал цифрами.

- И об объявлениях надо подумать, - настаивал он. - Я, конечно, не Джордж Вашингтон, но что пользы врать, когда и сам себе не веришь, не говоря уж о других? Доведите мне тираж до двадцати тысяч, и я берусь вам убедить публику, что он перевалил за сорок. Но, когда мы и до восьми не можем долезть, у меня руки связаны... совести не хватает.

- Вы давайте публике каждую неделю столбцов двенадцать вполне доброкачественного литературного материала, - вкрадчиво убеждал Клодд, - но подсластив это двадцатью четырьмя столбцами варенья. Только так и можно кормить читателей - воспитывать их незаметно для них самих. А пилюля без варенья? Да они ее и в рот не возьмут.

Клодд умел настоять на своем. Пришел день, когда в редакции «Хорошего настроения» появился Филипп - в обиходе Флип - Твитл, официально в качестве рассыльного, на самом деле, без его ведома, в качестве присяжного литературного дегустатора. Рукописи, которыми зачитывался Флип, принимались. Питер стонал, но довольствовался тем, что исправлял в них наиболее грубые грамматические ошибки: опыт решено было провести добросовестно. Шутки и анекдоты, над которыми смеялся Флип, печатались. Питер, для успокоения совести, увеличил свой взнос в кассу помощи неимущим наборщикам, но это помогло ему лишь отчасти. Стихи, вызывавшие слезы на глазах Флипа, шли в разрядку. Люди со вкусом и с понятием жаловались, что «Хорошее настроение» не оправдывает их надежд. Тираж еженедельника медленно, не неуклонно возрастал.

- Вот видите! Я вам говорил! - восклицал ликующий Клодд.

- Прискорбно думать... - начал Питер.

- Думать вообще прискорбно. Отсюда мораль - поменьше думать. Знаете, что мы сделаем? Мы с вами разбогатеем на этом журнале. И, когда у нас заведутся лишние деньги, мы, наряду с этим, будем издавать другой журнал, специально для интеллигентной публики. А пока...

Внимание Клодда привлекла пузатая черная бутылочка с ярлыком, стоявшая на письменном столе.

- Когда это принесли?

- С час тому назад.

- Для рекламы?

- Кажется.

Питер поискал на столе и нашел письмо, адресованное: «Уильяму Клодду, эскв., заведующему отделом рекламы журнала «Хорошее настроение». Клодд разорвал конверт и пробежал письмо.

- Прием объявлений еще не кончился?

- Нет. До восьми часов.

- Отлично! Присядьте-ка и черкните об этом пару строк. Только сейчас же, не то забудете. На страничку «После обеда».

Питер сел к столу и поставил в заголовке: «Стр. п. о. ».

- А это что, - спросил Питер, - какое-нибудь вино?

- Особый портвейн, который не ударяет в голову.

- По-вашему, это преимущество?

- Конечно. Больше можно выпить.

Питер начал писать: «...обладает всеми качествами хорошего старого портвейна, без его вредных свойств...» Я ведь его не пробовал, Клодд.

- Это ничего. Я пробовал.

- И что же? Хорошее вино?

- Отличное. Пишите: «...восхитительное на вкус и бодрящее». Это наверняка будут цитировать.

Питер продолжал писать: «Мы сами отведали его и нашли восхитит...»

- Клодд, ей-богу же, следовало бы и мне попробовать. Ведь я его рекомендую от своего имени.

- Да вы кончайте, а то я не успею сдать в набор. Потом возьмете бутылочку к себе домой и пейте на здоровье.

Клодд, по-видимому, очень торопился. Это только усилило подозрения Питера. Бутылка стояла тут же, под рукой. Клодд хотел было перехватить ее, но не успел.

- Вы не привыкли к таким, безалкогольным напиткам, - протестовал он. - Вы в нем не разберетесь.

- Во всяком случае, я почувствую, «восхитительное» оно или нет, - заявил Питер, откупоривая бутылку.

- Объявление в четверть страницы и заказ на тринадцать недель. Не будьте ослом и поставьте бутылку, не то еще опрокинете.

- Я именно и хочу ее опрокинуть, - возразил Питер, сам первый смеясь своей шутке. Он налил себе полстакана и отпил глоток.

- Ну что? Нравится? - свирепо осклабился Клодд.

- Вы уверены... вы уверены, что бутылка та самая? - пролепетал Питер.

- Совершенно уверен. Выпейте еще. А то вы не распробовали.

Питер рискнул сделать еще глоток.

- Вы не думаете, что его лучше было бы рекомендовать как лекарство, - ну, например, такое, которое не мешает иметь под рукой на случай нечаянного отравления? Это бы их не устроило?

- Подите и предложите им сами. Я умываю руки. - Клодд взялся за шляпу.

- Мне жаль, мне очень жаль, - вздохнул Питер. - Но я, по совести, не могу...

Клодд злобно швырнул шляпу на стол.

- Будь она проклята, эта ваша совесть! А о кредиторах своих вы никогда не думаете? Что толку от того, что я для вас из кожи лезу, когда вы на каждом шагу связываете мне руки?

- Не благоразумнее ли было бы, - сказал Питер, - обратиться к более солидным объявителям, которым не нужны такие уловки?

- Обратиться! - фыркнул Клодд. - Вы думаете, я к ним не обращался? Ведь они, что овцы. Залучите одного - к нам придет все стадо. А пока вы этого одного, первого, не залучили, остальные и слушать вас не станут.

- Это правда, - задумчиво проговорил Питер. - Я давеча толковал с Уилкинсоном из фирмы Кингсли. Он посоветовал мне попытать счастья у Ландора. Сказал, что, если мне удастся убедить Ландора, чтобы он давал нам объявления, может быть, и он сможет уговорить своих патронов.

- А пойди вы к Ландору, он бы посоветовал вам сперва заручиться согласием Кингсли.

- Все в свое время, они придут. - Питер не терял бодрости. - Тираж наш с каждой неделей поднимается. Скоро от них отбоя не будет.

- Не грех бы им поторопиться, - проворчал Клодд. - А то пока у нас нет отбоя только от кредиторов.

- Статьи Мак-Тира обратили на себя общее внимание, - напомнил Питер. - Он обещал мне еще ряд статей.

- Джауит, вот кого бы залучить, - вздохнул Клодд. - Остальные пойдут за ним, как стадо гусей за вожаком. Нам бы только добраться до Джауита, а дальше все будет просто.

Джауит был фабрикант знаменитого «мраморного» мыла. Уверяли, будто на рекламу он тратит четверть миллиона в год. Джауит был столпом и опорой периодической печати. Новые издания, сумевшие заручиться объявлениями о мраморном мыле, жили и процветали; новые издания, которым было отказано в этих объявлениях, хирели и гибли. Джауит - и как бы залучить его; Джауит - и какой бы найти к нему ход; это была главная тема, обсуждавшаяся на совещаниях большинства новых редакций, в том числе и редакции «Хорошего настроения».

- Я слышала, - сказала мисс Рэмсботем, еженедельно заполнявшая последние две страницы журнала «Письмом к Клоринде», которая вела уединенную деревенскую жизнь и которой мисс Рэмсботем, по-видимому вращавшаяся в высшем свете, рассказывала всякие новости и сплетни, всякие остроумные и неостроумные выходки своих аристократических друзей, - я слышала, - сказала мисс Рэмсботем однажды утром, когда в редакции, как всегда, зашла речь о Джауите, - что старичок неравнодушен к женским чарам.

- Я давно об этом думаю, - сказал Клодд. - Тут бы нужно сотрудницу, а не сотрудника. Уж даму-то, во всяком случае, не вышвырнут за дверь.

- Как знать, - возразил Питер. - Если эта идея привьется, такие господа начнут брать в швейцары женщин с хорошо развитой мускулатурой.

- Ну, это пока они еще додумаются... - не сдавался Клодд.

Помощница редактора насторожила ушки. Однажды - уже давно - помощница редактора ухитрилась добиться того, что не давалось ни одному из лондонских журналистов - интервью с видным иностранным политическим деятелем. Она этого не забыла - и никому не давала забыть.

- Мне кажется, я бы могла достать для вас это объявление, - сказала помощница редактора.

Редактор и издатель заговорили в один голос очень решительно и твердо.

- А почему нет? Ведь сумела же я тогда проинтервьюировать принца...

- Знаем. Слыхали, - перебил ее Клодд. - Будь я в то время твоим отцом, я бы этого не допустил.

- Как же я мог не допустить? - возразил Питер. - Ведь она мне ни слова не сказала.

- Надо было получше смотреть за ней.

- Усмотришь за ней! Вот погодите, будет у вас своя дочка - тогда узнаете.

- Когда у меня будет дочка, я сумею заставить ее слушаться.

- Ладно! Знаем мы, какие дети бывают у холостяков, - иронически усмехнулся Питер Хруп.

- Предоставьте это мне, - молила помощница редактора. - На этих же днях вы получите объявление.

- Если ты принесешь его, я брошу его в корзину, - решительно объявил Клодд.

- Вы же сами говорили, что даме это могло бы удаться.

- Даме, но не тебе.

- Почему же не мне?

- А потому.

- Но если...

- Мы увидимся в типографии в двенадцать, - бросил Клодд Питеру Хоупу и поспешно вышел.

- Вот идиотство! - возмутилась Томми.

- Мы редко сходимся, - заметил Питер Хоуп, - но в данном случае я с ним вполне согласен, добывать объявления - вовсе не женское дело.

- Но какая же разница между...

- Огромная разница.

- Вы же не знаете, что я хотела сказать.

- Я знаю, к чему ты ведешь.

- Но позвольте же мне...

- Я и так тебе слишком много позволяю. Пора мне взяться за тебя как следует.

- Я предлагаю только...

- Что бы ты ни предлагала, ты этого не сделаешь, - был решительный ответ. - Если кто придет, скажи, что я буду в половине первого.

- Мне кажется, что...

Но Питер уже ушел.

- Как это на них похоже! - жаловалась Томми. - С ними невозможно разговаривать: когда начинаешь им объяснять что-нибудь, они уходят. Меня это до того злит!

Мисс Рэмсботем смеялась:

- Бедная Томми, как они тебя угнетают!

- Как будто я маленькая! Не сумею сама уберечь себя! - Подбородок Томми задрался кверху.

- Да будет тебе, - успокаивала ее мисс Рэмсботем. - Меня так вот никто не останавливает и ничего мне не запрещает. Я бы охотно поменялась с тобою, если б могла.

- Я бы только зашла в кабинет к старику Джауиту - и через пять минут у меня было бы объявление. Уж я знаю, я умею обращаться со стариками.

- Только со стариками? - смеялась мисс Рэмсботем.

Дверь отворилась.

- Есть кто-нибудь в редакции? - осведомился Джонни Булстрод, просовывая голову в дверь.

- Как будто вы не видите, что есть, - огрызнулась Томми.

- Так уж как-то принято спрашивать, - пояснил Джонни Булстрод, более известный среди друзей под кличкой Младенец, входя и притворяя за собою дверь.

- Что вам нужно? - осведомилась помощница редактора.

- Ничего особенного, - ответил Младенец.

- Не вовремя пришли - теперь только половина двенадцатого.

- Что с вами сегодня?

- Я зла, как черт, - призналась Томми.

Детская рожица Младенца приняла сочувственно-вопросительное выражение.

- Мы страшно возмущены, - пояснила мисс Рэмсботем, - что нам не позволяют сбегать на Кэннон-стрит и выманить у старика Джауита, фабриканта мыла, объявление для нашего журнала. Мы уверены, что стоит нам только надеть нашу лучшую шляпку, и он не в состоянии будет отказать нам.

- И вовсе незачем выманивать, - сказала Томми. - Стоило бы только повидаться с ним и показать ему цифры, и он сам прибежит к нам.

- А Клодда он не примет? - спросил Младенец.

- Никого он теперь не принимает и ни в какие новые газеты не хочет давать объявлений, - ответила мисс Рэмсботем. - Это все я виновата. Я имела неосторожность пустить слух, что он не может устоять перед женским обаянием. Говорят, будто миссис Саркитт удалось выпросить у него объявление для «Фонаря». Но, конечно, может быть, это и неправда.

- Жалко, что я не мыльный фабрикант и не имею возможности раздавать объявления, - вздохнул Младенец.

- Да, очень жалко, - согласилась помощница редактора.

- Я бы все их отдал вам, Томми.

- Мое имя - мисс Хоуп, - поправила его помощница редактора.

- Извините, пожалуйста. Но я как-то привык уж называть вас Томми.

- Я буду вам очень признательна, если вы отвыкнете от этого.

- Простите...

- С условием, чтоб это не повторялось.

Младенец постоял сперва на одной ноге, потом на другой и, видя, что ничего из этого не выходит, сказал:

- Я, собственно, просто так заглянул - узнать, не нужно ли вам чего.

- Нет, благодарствуйте.

- В таком случае, до свиданья.

- До свиданья.

Когда Младенец спускался с лестницы, детское личико его имело такое выражение, как будто его поставили в угол. Большинство членов клуба Автолика хоть по разу в день заглядывало в редакцию узнать, не нужно ли чего-нибудь Томми. Иным везло. Не далее как накануне Порсон - толстый, неуклюжий, совершенно неинтересный мужчина - был послан ею в Плэстоу справиться о здоровье мальчика из типографии, которому повредило машиной руку. Юному Александеру, писавшему такие стихи, что многие в них даже и совсем не находили смысла, было дано поручение обойти всех лондонских букинистов в поисках Мэйтлендовой «Архитектуры». А Джонни, - с тех пор как две недели назад его попросили прогнать шарманщика, который не желал уходить, - не получал никаких поручений.

Раздумывая о горькой своей участи, Джонни свернул на Флит-стрит. Тут на него налетел мальчик с картонкой в руках.

- Извините... - мальчуган заглянул в лицо Джонни и прибавил: - мисс, - после чего, ловко увернувшись от удара, скрылся в толпе.

Младенец, обладавший детски смазливым личиком, привык к такого рода оскорблениям, но сегодня они ему особенно досаждали. Почему у него, в двадцать два года, не растут хотя бы усы? Почему в нем росту всего только пять футов и пять с половиной дюймов? Почему проклятая судьба наделила его бело-розовым цветом лица, за который товарищи по клубу дразнят его Младенцем, а уличные мальчишки пристают к нему, выпрашивая поцелуй? Почему у него голос, как флейта, более подходящий для... Внезапно у него мелькнула блестящая мысль. Джонни бросилась в глаза вывеска парикмахерской, и он поспешил зайти.

- Постричься, сэр? - осведомился парикмахер, окутывая его простыней.

- Нет, побриться.

- Извините. - Парикмахер поспешил заменить простыню полотенцем. - И часто вы бреетесь, сэр?

- Да.

- Тэк-с... Хорошая сегодня погодка.

- Очень хорошая.

От парикмахера Джонни направился к костюмеру Стинчкумбу, на Друри-Лэйн.

- Я участвую в пантомиме, - объявил ему Младенец. - Пожалуйста, подберите мне полный костюм современной молодой девушки.

- Найдется, - сказал костюмер. - У меня есть как раз то, что вам надо. Пожалуйте.

- Имейте в виду, - предупредил его Младенец, - что мне нужно все, от ботинок до шляпки включительно, - и корсет и юбки, словом, вся обмундировка.

- О, у меня здесь полное приданое. - Костюмер уже доставал вещи из холщового мешка и выкладывал их на прилавок. - Вот, прошу примерить.

Младенец удовольствовался тем, что примерил платье и ботинки.

- Словно на вас шито, - восхищался костюмер.

- Немного широко в груди.

- Это ничего. Подложите парочку полотенец - ничего не будет заметно.

- Вы не находите, что этот костюм слишком криклив?

- Криклив? Помилуйте! Он на редкость элегантен.

- Вы уверены, что тут все, что нужно?

- Будьте благонадежны. Хоть сейчас надевать.

Младенец оставил задаток. Костюмер записал его фамилию и адрес и обещал через час прислать ему вещи на дом. Младенец, вошедший во вкус этой игры, купил себе новые перчатки и сумочку и направился на Боу-стрит.

- Мне нужен дамский парик, светло-каштановый.

Парикмахер предложил ему два, на выбор. Второй, по мнению парикмахера, давал полную иллюзию.

- Он выглядит естественнее, чем ваши собственные волосы, ей-богу, сэр! - уверял парикмахер.

Парик тоже обещали прислать через час. Теперь, кажется, все. По пути домой Младенец приобрел еще дамский зонтик и вуаль.

Четверть часа спустя после ухода Джонни Булдстрода от костюмера, в тот же самый магазин зашел некий Гарри Беннет, актер и также член клуба Автолика. В магазине никого не было. Гарри Беннет постучал тростью об пол и стал дожидаться хозяина. На прилавке лежала целая куча женского платья, а сверху листок с фамилией и адресом. Гарри Беннет, от нечего делать, подошел ближе и прочел фамилию. Потом разворошил тростью кучу, разбросав по прилавку разные принадлежности дамского туалета.

- Что вы делаете! - воскликнул вошедший в эту минуту костюмер. - Это сейчас надо посылать.

- На кой черт Джонни Булстроду понадобилось это тряпье? - спросил Гарри Беннет.

- А я разве знаю. Должно быть, участвует в любительском спектакле. Это ваш приятель?

- Да. А из него выйдет прехорошенькая девушка. Интересно бы взглянуть.

- Ну что ж, попросите у него билет. Да осторожнее же - не запачкайте.

- Попрошу, - сказал Гарри Беннет и стал выбирать костюм для своей новой роли.

Парик и костюм были доставлены Джонни на квартиру не через час, а через три часа; впрочем, он другого и не ждал. На одеванье ушел почти час, но вот он, наконец, стоял перед зеркалом, совершенно преображенный. Джонни остался доволен: из зеркала платяного шкафа на него глядела высокая, красивая девушка - пожалуй, немного кричаще одетая, но бесспорно шикарная.

- Интересно знать, нужно ли сверху надеть пальто, - размышлял Джонни, в то время как солнечный луч, скользнувший в окно, осветил его изображение в зеркале. - Впрочем, пальто у меня все равно нет, так что нечего и раздумывать.

Солнечный луч погас. Джонни захватил сумочку и зонтик и осторожно приотворил дверь. В коридоре ни души. Джонни, крадучись, спустился с лестницы и на нижней площадке подождал. Из кухни в подвале доносились голоса. Чувствуя себя, словно сбежавший преступник, Джонни тихонько нажал на ручку входной двери и выглянул на улицу. Шагавший по тротуару полицейский обернулся и посмотрел на него. Джонни поспешно отскочил назад и затворил дверь. Послышались шаги: кто-то поднимался из кухни. Очутившись между двух огней и не имея времени раздумывать, Джонни выбрал более близкий путь к спасению и выскочил на улицу. Ему показалось, что вся улица на него сейчас набросится. Навстречу ему скорым шагом шла женщина. Что она ему скажет? Что он ей ответит? К удивлению Джонни, женщина прошла мимо, словно и не заметив его. Не понимая, какое чудо его спасло, он сделал несколько шагов по тротуару. Два юных клерка, обогнавших его, обернулись, но, встретив его испуганный и сердитый взгляд, видимо сконфузились и пошли своей дорогой. Джонни начинал думать, что люди менее сообразительны, чем он опасался. Приободрившись, он благополучно дошел до Холборна. Здесь было людно, но на него никто не обращал внимания.

- Извините, - сказал Джонни, наткнувшись на толстого пожилого господина.

- Это я виноват, - улыбнулся толстяк, поднимая упавшую шляпу.

- Извините, - повторил Джонни минуты две спустя, нечаянно толкнув высокую молодую даму.

- Не худо бы вам полечиться от косоглазия, - строго заметила дама.

«Что это со мной такое? - думал Джонни. - Как будто туман какой перед глазами. Ах да! Это вуаль, черт бы ее побрал».

Джонни решил дойти до конторы Мраморного Мыла пешком. «Так, постепенно, я успею освоиться с этим дурацким костюмом, - думал он. - Надо надеяться, что старикашка будет на месте».

Дойдя до Ньюгет-стрит, Джонни остановился и прижал руки к груди. «Странная какая-то боль, - подумал он. - Сейчас бы коньяку глотнуть, да, наверно, нельзя - народ испугаешь».

«Все время теснит в груди, - уже с тревогой говорил себе Джонни на углу Нипсайда. - Уж не болен ли я?.. Тьфу, да ведь это чертов корсет давит... Не удивляюсь, что девицы иной раз бывают так раздражительны».

В главной конторе Мраморного Мыла Джонни приняли чрезвычайно любезно. Мистера Джауита сейчас нет, но он обещался быть к пяти часам. Не угодно ли барышне подождать, или, может быть, она зайдет попозже? Барышня решила - раз уж она здесь - лучше подождать. Вот в этом кресле барышне будет покойнее. Как прикажет барышня - закрыть окно или оставить его открытым? Не желает ли барышня посмотреть последний номер «Таймса»?

- Или «Шутника»? - предложил самый юный из клерков, за что и был моментально выпровожен за дверь.

У многих из старших клерков нашелся повод пройти через приемную. Двое даже остановились, весьма пространно обмениваясь замечаниями о погоде. Джонни начинало это нравиться. Приключение сулило ему много радостей. К тому времени, когда хлопанье дверей и беготня клерков возвестили о приходе шефа, Джанни уже с удовольствием предвкушал свидание с ним.

Оно было кратко и не вполне оправдало ожидания Джонни. Мистер Джауит очень занят - он, собственно, принимает только по утрам, но, разумеется, для дамы... Не сообщит ли мисс...

- Монтгомери.

- Не сообщит ли мисс Монтгомери мистеру Джауиту, чему он обязан удовольствием?..

Мисс Монтгомери сообщила.

Мистеру Джауиту, видимо, было и смешно и досадно.

- Право же, - сказал мистер Джауит, - это не дело. От нашего брата мужчины мы умеем себя оградить, но если нас атакуют дамы - право же, это даже недобросовестно.

Мисс Монтгомери стала просить.

- Я подумаю, - вот все, что обещал мистер Джауит. - Зайдите ко мне еще раз.

- Когда?

- Какой сегодня день? Четверг? Ну, скажем: в понедельник. - Мистер Джауит позвонил и отечески потрепал по плечу гостью. - Послушайтесь моего совета, барышня, - предоставьте дела нам, мужчинам. Вы хорошенькая девушка. Вы можете устроиться иначе - и лучше.

Вошел один из клерков. Джонни встал.

- Так, значит, в понедельник? - переспросил он.

- В четыре часа. Будьте здоровы.

Джонни ушел, несколько разочарованный, хотя в конце концов дело обошлось не так уж плохо. Как бы то ни было, придется подождать до понедельника. А теперь скорей домой, переодеться и поесть. Он кликнул извозчика.

- Квин-стрит, номер двадцать восьмой... Нет. Не так. Остановитесь на углу Квин-стрит и Линкольнс-Инн-фильдс.

- Правильно, мисс. На углу оно, понятное дело, удобнее, - сплетен меньше.

- Что такое?

- Не обижайтесь, мисс. Все мы были молоды.

На углу Квин-стрит и Линкольнс-Инн-фильдс Джонни вышел и, думая совсем о другом, машинально сунул руку туда, где он привык находить карман. Потом он опомнился.

«Да взял ли я с собой деньги?» - соображал Джонни.

- Посмотрите в сумочке, мисс, - посоветовал извозчик.

Джонни посмотрел. Сумочка была пуста.

- Может быть, он в кармане, - вслух подумал Джонни.

Извозчик намотал вожжи на ручку кнута и расположился поудобнее.

- Где-нибудь он должен же быть, - бормотал себе под нос Джонни. - Я помню, я видел его. Простите, что заставляю вас ждать, - обратился ой к извозчику.

- Не извольте беспокоиться, мисс, - дело привычное, мы за подождание берем только по шиллингу за четверть часа.

- Надо же случиться такой глупости... - бормотал Джонни.

Двое мальчуганов и девочка с грудным ребенком на руках остановились, заинтересованные.

- Ступайте отсюда, - сказал извозчик. - Подрастете - тогда узнаете, какие бывают в жизни неприятности.

Мальчуганы отошли немного и опять остановились; к ним присоединилась неряшливо одетая женщина и еще один мальчик.

- Есть! - крикнул Джонни, не в силах удержать восторга, когда рука его, наконец, скользнула куда-то внутрь. Девочка с ребенком на руках пронзительно захохотала, сама не зная чему. Но радость Джонни мгновенно погасла - дыра оказалась не карманом. Выходило, что карман можно найти, только если снять юбку и вывернуть ее наизнанку.

И тут, когда надежды почти не оставалось, Джонни вдруг нашел его. Увы! Он был пуст, как и сумочка.

- Мне очень жаль, - обратился Джонни к извозчику, - но, по-видимому, мой кошелек остался дома.

Извозчик сказал, что это старая штука, и начал спускаться на землю. Зрители, которых набралось уже одиннадцать человек, насторожились в ожидании скандала. Впоследствии Джонни сообразил, что мог бы предложить извозчику свой зонтик: он стоил уж конечно больше восемнадцати пенсов. Но такие мысли приходят в голову задним числом. В данный же момент он видел единственное спасение в бегстве.

- Эй вы, подержите-ка кто-нибудь лошадь! - крикнул извозчик.

Дюжина рук услужливо выхватила у него вожжи, и задремавшая было кляча стала бешено порываться вперед.

- Эй! Остановите ее! - кричал извозчик.

- Упала! - в восторге заорали зрители.

- На подол себе наступила, - пояснила неряшливо одетая женщина. - В этих юбках бегать - не дай бог.

- Нет, ничего, встала! - взвизгнул юный водопроводчик и в упоении шлепнул себя по ляжке. - Ох, и здорово бежит, черт ее подери!

К счастью, площадь была безлюдна, а Джонни был мастер бегать. Высоко подобрав левой рукой юбки, верхнюю и нижнюю, он мчался через площадь со скоростью пятнадцати миль в час. Мальчишка из мясной кинулся ему наперерез, расставив руки, чтобы загородить дорогу. Мальчишку этого потом три месяца дразнили тем, как «барышня» швырнула его наземь. К тому времени, когда Джонни добежал до Стрэнда, погоня осталась далеко позади. Джонни опустил юбки и перешел на более женственный аллюр. Через Боу-стрит и Лонг-Эйкр он благополучно добрался до Грейт-Квин-стрит и на пороге своего дома покатился со смеху. Приключения его были очень забавны, но все же он не жалел, что они пришли к концу. Даже и самые остроумные шутки могут надоесть. Джонни позвонил.

Дверь отворилась. Джонни хотел войти, но рослая костлявая женщина загородила ему дорогу.

- Вам чего? - осведомилась костлявая женщина.

- Хочу войти, - объяснил Джонни.

- А зачем это вам понадобилось?

Вопрос показался Джонни нелепым, но, поразмыслив, он сообразил. Перед ним была не миссис Пегг, его хозяйка, а, видимо, какая-то ее приятельница.

- Да вы не беспокойтесь. Я живу здесь. Просто я забыл взять с собой ключ, только и всего.

- Тут во всем доме ни одной женщины нет. И не будет, - решительно заявила костлявая женщина.

Все это было очень досадно. Джонни совершенно не предвидел таких осложнений. Он так радовался, что добрался до дому. А теперь придется объяснять... Хоть бы по крайней мере не дошло до клуба!..

- Попросите миссис Пегг выйти сюда на минутку.

- Ее дома нет.

- Как - дома нет?

- Уехала в Рамфорд, если желаете знать, - с матерью повидаться.

- В Рамфорд?

- Сказано вам: в Рамфорд, чего же еще?

- Когда... когда она вернется?

- В воскресенье вечером, к шести часам.

Джонни взглянул на костлявую женщину, представил себе, как он будет рассказывать ей истинную, неприкрашенную правду, а она не поверит ни единому его слову. И вдруг его осенило.

- Я сестра мистера Булстрода, - робко сказал Джонни. - Он ждет меня - он знает, что я приеду.

- Да ведь вы, кажется, говорили, что живете здесь.

- Я хотела сказать, что он живет здесь, - еще более четко пояснил бедный Джонни, - во втором этаже, вы же знаете.

- Знаю. Есть такой. Но только его сейчас дома нету.

- Дома нету?

- Ушел - еще в три часа.

- Я пройду в его комнату и подожду его.

- Никуда вы не пройдете.

На минуту у Джонни мелькнула мысль отшвырнуть ее и силой войти, но вид у костлявой женщины был грозный и решительный. Выйдет скандал - чего доброго, пошлют за полицией. Джонни часто хотелось увидать свое имя в печати, но сейчас он такого желания почему-то не испытывал.

- Пожалуйста, впустите меня, - взмолился Джонни. - Мне больше некуда идти.

- А вы погуляйте - проветритесь. Он, наверное, скоро вернется.

- Но дело в том, что...

Костлявая женщина захлопнула дверь.

У подъезда ресторана на Веллингтон-стрит, откуда доносились всякие вкусные запахи, Джонни остановился, чтобы собраться с мыслями.

- О черт! Куда же это я девал свой зонтик? Я... нет, нет! Должно быть, я обронил его, когда этот осел хотел меня задержать. Ну и везет же мне, ей-богу!

У следующего ресторана, на Стрэнде, Джонни опять остановился.

- Как же мне дожить до воскресенья вечером? Где я буду ночевать? Дать телеграмму домой? Черт побери, ведь мне же не на что даже телеграмму послать. Вот потеха, честное слово!.. - Сам того не замечая, Джонни стал говорить вслух. - О, поди ты к...

Последние слова Джонни обращены были к долговязому рассыльному, вздумавшему было выразить ему сочувствие.

- Вот так здорово! - изумилась проходившая мимо цветочница. - А небось корчит из себя благородную!

Торговец, продававший пуговицы и запонки с ларька на углу, вздохнул:

- Нынче все благородные...

Мысль, сперва неясная, потом все более и более отчетливая, увлекала Джонни по направлению к Бедфорд-стрит. «Почему бы и нет? - говорил себе Джонни. - Пока еще ни у кого не явилось подозрения. Почему именно они должны догадаться? Если они узнают меня, они меня задразнят насмерть - но почему непременно они должны узнать? А что-нибудь предпринять необходимо».

Он быстро пошел дальше. У подъезда клуба Автолика он минутку помедлил, потом набрался храбрости и толкнул входную дверь.

- Мистер Херринг - мистер Джек Херринг здесь?

- Вы найдете его в курительной, мистер Булстрод, - ответил старик швейцар, не поднимая глаз от вечерней газеты.

- Будьте добры, попросите его на минутку выйти сюда.

Старый Гослин поднял голову, снял очки, протер их и опять надел на нос.

- Скажите, пожалуйста, что его спрашивает мисс Булстрод - сестра мистера Булстрода.

Когда старый Гослин заглянул в курительную, там шел серьезный спор о Гамлете - был он помешан или только притворялся.

- Мистер Херринг, вас спрашивает дама.

- Кто меня спрашивает?

- Дама, сэр. Мисс Булстрод, сестра мистера Булстрода. Она дожидается внизу.

- Я даже не знал, что у него есть сестра, - сказал Джек Херринг, вставая с места.

- Погодите минутку, - сказал Гарри Беннет, - затворите-ка дверь. Не уходите. - Швейцар притворил дверь и вернулся обратно. - Дама в сиреневом платье с кружевным воротничком и тремя воланами на юбке?

- Точно так, мистер Беннет.

- Это он сам - Младенец.

Вопрос о помешательстве Гамлета был мгновенно забыт.

- Я нынче утром заходил к Стинчкумбу, - объяснил Гарри Беннет, - и видел на прилавке полный женский костюм, который собирались отправить Джонни на квартиру. Платье - то самое. Это он вздумал подшутить над нами.

Члены клуба переглянулись.

- Я вижу здесь большие возможности, если только взяться за дело умеючи, - помолчав, заметил Шотландец.

- Правильно, - поддержал его Джек Херринг. - Подождите меня здесь, - жаль будет, если мы испортим дело.

Через десять минут Джек вернулся и шепотом стал рассказывать.

- Необычайно грустная история: бедная девушка сегодня приехала из Дербишира повидаться с братом, не застала его дома, - оказывается, он ушел в три часа, и она боится, не случилось ли с ним чего-нибудь! Хозяйка уехала в Рамфорд, к матери, и оставила вместо себя какую-то старую каргу, которая не пускает бедняжку в комнату брата подождать его.

- Как это печально, когда невинное, беспомощное существо попадает в беду! - вздохнул Сомервилль, по прозвищу Адвокат-без-практики.

- Это еще не самое худшее, - продолжал Джек. - Бедную девочку обокрали, даже зонтик стащили, и она сидит без гроша: не обедала и не знает, где бы ей переночевать.

- Ну, это он уж того, переборщил, - заметил Порсон.

- Мне кажется, я понимаю, - сказал Адвокат-без-практики. - Случилось вот что. Он решил потешиться над нами, нарядился барышней и вышел из дому, не захватив с собой ни денег, ни ключа от входной двери. Хозяйка, может быть, действительно уехала в Рамфорд, а если даже не уехала, все-таки ему пришлось бы звонить, объясняться. Чего же он просит - соверен взаймы?

- Даже два.

- Ага, это он хочет купить себе костюм. Не давай ему, Джек. Наш долг - показать ему все безрассудство таких нелепых эскапад.

- Ну, покормить его обедом все же следовало бы, - вставил словечко добрый толстяк Порсон.

- Я предлагаю вот что, - усмехнулся Джек. - Давайте, сведем его к миссис Постуисл. Она мне до известной степени обязана - это я устроил в ее лавочке почтовую контору. Препоручим его ее материнским заботам, - пусть там переночует, а завтра мы начнем его «развлекать», и вы увидите: ему первому надоест эта шутка.

План понравился, - семеро членов клуба Автолика пошли проводить «мисс Булстрод» до ее новой квартиры, и все завидовали Джеку Херрингу, удостоившемуся чести нести ее сумочку. Все семеро дали понять «мисс Булстрод», что они душою рады услужить ей, хотя бы из дружеского расположения к ее брату - «удивительно милый мальчик! Правда, умом не блещет, ну да это ведь не его вина». Однако «мисс Булстрод» особой признательности, по-видимому, не чувствовала. Она твердила свое - может, кто-нибудь даст ей взаймы два соверена, тогда она никому больше не доставит хлопот. Но на это они, в ее же интересах, не соглашались. Джек напомнил ей, что ведь один раз ее уже обокрали. Лондон - город опасный для молодых и неопытных. Гораздо лучше, если они будут оберегать ее и заботиться о ней - много ли девушке надо? Очень неприятно отказывать даме в таком пустяке, но благополучие сестры их дорогого товарища превыше всего. «Мисс Булстрод» сокрушалась, что отнимает у них столько времени. Джек Херринг возражал, что ни один порядочный англичанин не пожалеет о времени, потраченном на то, чтобы выручить из беды прелестную девушку.

Прибыв на место, Джек Херринг отозвал миссис Постуисл в сторонку.

- Это сестра одного нашего хорошего знакомого, - сообщил Джек Херринг.

- Красивая девушка, - одобрила миссис Постуисл.

- Я утром опять зайду. А пока что вы не спускайте ее с глаз и, главное, не давайте ей денег взаймы.

- Понятно, - сказала миссис Постуисл.

«Мисс Булстрод» отлично поужинала холодной бараниной и бутылкою пива, откинулась на спинку стула, заложила ногу на ногу и, глядя в потолок, мечтательно заметила:

- Интересно знать, какой вкус в папироске. Мне часто хотелось попробовать.

- Прескверный вкус, особенно если кто не привык, - ответила миссис Постуисл, сидевшая тут же, с вязаньем в руках.

- А я слыхала, что некоторые девушки курят.

- Ну, это что уж за девушки!

- Я знала одну очень милую девушку, - продолжала «мисс Булстрод», - которая всегда выкуривала папироску после ужина. Она говорила, что это успокоительно действует на нервы.

- Будь она на моем попечении, она бы этого не говорила, - заметила миссис Постуисл.

«Мисс Булстрод» беспокойно заерзала на своем стуле.

- Знаете, что? Я не прочь прогуляться перед сном, - сказала она.

Миссис Постуисл отложила вязанье.

- Ну что ж, пойдемте.

- Зачем же вам беспокоиться? Вы, наверно, устали.

- Ничуть. Мне тоже будет полезно подышать свежим воздухом.

В некоторых отношениях миссис Постуисл оказалась весьма удобной спутницей. Она не задавала вопросов, а только отвечала, когда ее спрашивали, что в этот вечер бывало не часто. Через полчаса «мисс Булстрод» сказала, что у нее разболелась голова и, пожалуй, ей лучше вернуться домой и лечь спать. Миссис Постуисл тоже нашла, что это будет самое благоразумное.

- Да уж, конечно, лучше, чем без дела шататься по улицам, - проворчал Джонни, притворяя за собой дверь своей спальни. - Завтра я должен добыть себе папирос, хотя бы для этого пришлось обокрасть ее кассу. Это что же такое? - Джонни на цыпочках подкрался к двери. - Черт побери! Заперла!

Джонни сел на кровать и принялся обдумывать свое положение. «Я, кажется, никогда не выпутаюсь из этой истории!.. - Он расшнуровал корсет. - Слава тебе господи!- прошептал он благочестиво, любуясь тем, как тело его постепенно принимает нормальные очертания. - Но, кажется, я успею привыкнуть к нему раньше, чем мне удастся от него избавиться».

Ночью ему снились самые нелепые сны.

Весь следующий день - пятницу - Джонни оставался «мисс Булстрод», надеясь, вопреки рассудку, что ему удастся вернуть себе свободу, ни в чем не сознавшись. Весь клуб Автолика, по-видимому, влюбился в него.

«Мне казалось, что я сам слабоват по части женского пола, - размышлял Джонни. - Но эти идиоты! Можно подумать, будто они никогда не видали женщины!»

Они являлись поодиночке и небольшими группами и изъявляли свои чувства. Даже миссис Постуисл, привыкшая все принимать спокойно и без рассуждений, на этот раз сказала Джеку Херрингу:

- Когда это вам надоест, вы меня предупредите.

- Как только мы разыщем ее брата, разумеется, мы тотчас же свезем ее к нему.

- А вы бы поискали его там, где его можно найти.

- Что вы хотите сказать? - удивился Джек.

- А ничего - то, что сказала.

Джек посмотрел на миссис Постуисл. Но лицо у нее было не из выразительных.

- Ну что - как у вас идет дело с почтовой конторой? - осведомился Джек.

- Почтовая контора для меня - большое подспорье, и я не забыла, что обязана этим вам.

- Полноте, я не к тому.

Они приносили подарки - недорогие, больше так, для памяти или в знак уважения: конфеты, букетики, флаконы духов: Сомервиллю «мисс Булстрод» намекнула, что, если он действительно хочет доставить ей удовольствие, а не просто «заливает» - за это жаргонное словечко она извинилась, выразив опасение, что позаимствовала его у брата, - то пусть бы он принес ей коробку папирос Мессани №2. Сомервилль огорчился. Он, может быть, отстал от века, но... «Мисс Булстрод» оборвала его на полуслове, подтвердив, что так оно и есть, а потом надулась и замолчала.

Юную гостью водили в Музей восковых фигур. Водили на самый верх Монумента. Водили в Тауэр. Вечером ее повели в Политехникум смотреть «Духа Питера».

- Вот этим так весело, - говорили с изумлением и завистью другие туристы.

- Ну, барышне-то не видно, чтобы было очень весело, - возражали более наблюдательные.

- Да, она у них какая-то угрюмая, - соглашались дамы.

Стойкость, с какою «мисс Булстрод» переносила таинственное исчезновение своего брата, повергала ее поклонников в изумление и восторг.

- Может, телеграфировать вашим родным в Дербишир? - предлагал Джек Херринг.

- Ради бога, не надо! - горячо протестовала «мисс Булстрод», - они страшно перепугаются. Самое лучшее будет, если вы одолжите мне два соверена и дадите мне возможность вернуться домой.

- Ах нет, что вы! Вас, чего доброго, опять ограбят. Я поеду провожать вас.

Но «мисс Булстрод» уже передумала:

- Может быть, Джонни завтра вернется. Он, вероятно, поехал погостить к кому-нибудь из знакомых.

- Ему не следовало этого делать, раз он знал, что вы приедете.

- Ну уж он всегда такой...

- Если б у меня была молодая и красивая сестренка...

- Ах, как вы мне надоели! Поговорим о чем-нибудь другом.

Джек Херринг, в особенности, выводил из терпения Джонни. Он, видимо, с первого взгляда был покорен красотой «мисс Булстрод», и в начале это даже забавляло Джонни. В уединении своей девичьей светелки Джонни теперь горько корил себя за то, что своим кокетством поощрял ухаживания Джека. От восхищения Херринг быстро перешел к влюбленности и теперь смотрел совсем идиотом. Настолько, что, не будь Джонни так поглощен своими заботами, это могло бы показаться ему подозрительным. Но после всего случившегося он ничему уже не удивлялся. «Слава богу, - говорил он себе, гася свечу, - эта миссис Постуисл, кажется, надежная женщина».

В тот самый момент, когда Джонни склонил на подушку усталую голову, его товарищи в клубе обсуждали план развлечений на завтрашний день.

- Я думаю, - говорил Джек Херринг, - самое лучшее будет утречком свести ее в Хрустальный дворец. Утром там никого не бывает.

- А днем в Гринвичский госпиталь, - посоветовал Сомервилль.

- А вечером послушать негритянский оркестр, - предложил Порсон.

- Вряд ли это удобно для молодой девицы, - усомнился Джек. - Они иной раз отпускают такие шуточки...

- Мистер Брэндрем завтра вечером читает «Юлия Цезаря», - сообщил Шотландец ко всеобщему сведению.

- О чем это вы совещаетесь? - спросил только что вошедший Александер-Поэт.

- О том, куда бы повести завтра вечером мисс Булстрод.

- Мисс Булстрод? - не без удивления переспросил Поэт. - Вы говорите о сестре Джонни?

- Вот именно. А ты откуда знаешь? Ведь ты же был в Йоркшире.

- Вчера вернулся. И ехал с нею вместе.

- Ехал с нею вместе?

- Да, от Мэтлок-Бата. Да что с вами со всеми? У вас такой вид...

- Присядь, - пригласил его Адвокат-без-практики. - Давайте обсудим все спокойно.

Александер, заинтересованный, сел.

- Ты говоришь, что вчера приехал в Лондон с мисс Булстрод. Ты уверен, что это была мисс Булстрод?

- Уверен? Да я ее с детства знаю.

- Когда ты приехал в Лондон?

- В половине четвертого.

- И что же с нею сталось? Куда она должна была ехать с вокзала?

- А я не спросил ее. Видел только, как она садилась в кэб. Я торопился и... что это такое с Херрингом?

Херринг вскочил и, схватившись за голову, быстро шагал из угла в угол.

- Не обращай внимания. Мисс Булстрод - ей сколько лет?

- Восемнадцать - нет, уже девятнадцать исполнилось.

- Она такая высокая, красивая?

- Да. А что, с ней что-нибудь случилось?

- Ничего. С нею-то ровно ничего не случилось. Весело проводит время, и только.

Поэт был рад это слышать.

- Час тому назад, - начал Джек Херринг, все еще сжимая голову руками, как бы для того, чтоб удостовериться, что она на месте, - час тому назад я спросил ее, может ли она когда-нибудь полюбить меня. Как вы думаете, можно рассматривать это как предложение руки и сердца?

Все члены клуба сошлись на том, что это равносильно предложению.

- Но позвольте. Почему же? Я просто так спросил, без всякой цели.

Члены клуба в один голос заявили, что это увертка, недостойная джентльмена.

Времени терять было нельзя. Джек Херринг тут же сел писать письмо мисс Булстрод.

- Но я не понимаю... - начал Поэт.

- Господа, да уведите его куда-нибудь и объясните ему! - простонал Джек Херринг. - Я не в состоянии думать, когда кругом такой шум.

- Но почему же Беннет?.. - прошептал Порсон.

- А где Беннет? - крикнуло сразу несколько голосов.

Беннета со вчерашнего дня не видали.

Письмо Джека «мисс Булстрод» получила на другое утро, за завтраком. Прочитав его, «мисс Булстрод» встала и попросила миссис Постуисл дать ей взаймы полкроны

- Мистер Херринг наказывал мне ни под каким видом не давать вам денег, - сказала миссис Постуисл.

«Мисс Булстрод» протянула ей письмо.

- Прочтите это, и вы, может быть, согласитесь со мной, что ваш Херринг осел.

Миссис Постуисл прочла письмо и принесла полкроны.

- Я бы вам советовала первым делом побриться - конечно, если вам не надоело валять дурака.

«Мисс Булстрод» сделала большие глаза. Миссис Постуисл преспокойно продолжала завтракать.

- Не говорите им! - умолял Джонни. - По крайней мере сейчас не говорите.

- И не подумаю. Мне-то какое дело.

Двадцать минут спустя настоящая мисс Булстрод, гостившая у своей тетки в Кенсингтоне, изумлялась, читая наскоро набросанную записку, которую доставил ей в конверте рассыльный: «Мне нужно поговорить с тобой - наедине. Не кричи, когда увидишь меня. Ничего особенного не случилось. Объясню в двух словах. Любящий тебя брат Джонни».

Двух слов оказалось мало, но в конце концов Младенец все объяснил.

- Долго ты еще будешь смеяться? - спросил он.

- Но ты такой уморительный в этом наряде, - оправдывалась сестра.

- Они этого не находили. Я их здорово провел. Держу пари, что за тобой никогда так не ухаживали.

- А ты уверен, что провел их?

- Приходи в клуб сегодня вечером в восемь часов и увидишь. Может быть, потом я сведу тебя в театр - если ты будешь умницей.

Сам Младенец явился в клуб около восьми часов. Его встретили очень сдержанно.

- Мы уж хотели разыскивать тебя через полицию, - сухо заметил Сомервилль.

- Меня вызвали неожиданно - по очень важному делу. Страшно признателен вам, господа, за все, что вы сделали для моей сестры. Она только что рассказала мне.

- Ну полно, стоит ли об этом говорить?

- Нет, правда, я вам страшно благодарен. Не знаю, что бы она делала без вас.

Члены клуба наперебой уверяли, что это сущие пустяки. Их скромность и упорное нежелание вспоминать о своих добрых делах были прямо трогательны. Они все время старались перевести разговор на другую тему.

- Особенно восторженно она отзывалась о тебе, Джек, - упорствовал Младенец. - Я никогда не слыхал, чтоб она кем-либо так восхищалась.

- Ты же понимаешь, голубчик, что для твоей сестры... все, что я был в силах...

- Знаю, знаю; я всегда чувствовал, что ты меня любишь.

- Ну полно же, будет об этом! - умолял Джек Херринг.

- Только вот письма твоего сегодняшнего она как-то не поняла, - продолжал Младенец, игнорируя просьбу Джека. - Она боится, что ты счел ее неблагодарной.

- Видишь ли, - принялся объяснять Джек Херринг, - я опасался, что две-три моих фразы она могла истолковать неправильно. И я написал ей, что бывают дни, когда я как будто не в себе - сам не знаю, что делаю.

- Это неудобно, - заметил Младенец.

- Очень. Вот и вчера был один из таких дней.

- Сестра мне говорила, что ты был очень добр к ней. Сначала ей показалось не очень любезным с твоей стороны, что ты не хотел одолжить ей немного денег. Но, когда я объяснил ей...

- Конечно, это было глупо, - поспешил согласиться Джек. - Теперь я это вижу. Я сам нынче утром пошел объясниться с ней. Но ее уже не было, а миссис Постуисл советовала мне лучше и не объясняться. Я так ругаю себя...

- Голубчик, за что же ты ругаешь себя? Ты поступил благородно. Она нарочно хотела сегодня зайти в клуб, чтобы поблагодарить тебя.

- Ни к чему это, - сказал Джек Херринг.

- Вздор! - сказал Младенец.

- Нет, право. Ты извини меня: но все-таки я лучше не выйду к ней. Лучше мне с ней не встречаться.

- Да она уже здесь, - возразил Младенец, беря из рук швейцара визитную карточку. - Ей это покажется странным.

- Нет, право, я лучше не пойду, - жалобно повторил Джек.

- Это невежливо, - заметил Сомервилль.

- Иди сам.

- Меня она не желает видеть.

- Как не желает? - возразил Младенец. - Я забыл сказать, что она обоих вас желает видеть.

- Если я ее увижу, - сказал Джек, - я скажу ей всю правду.

- А знаешь - я думаю, это будет проще всего, - решил Сомервилль.

Мисс Булстрод сидела в вестибюле; и Джек и Сомервилль нашли, что ее теперешнее, более скромное платье гораздо больше ей к лицу.

- Вот они, - торжественно возвестил Джонни. - Вот Джек Херринг, а вот и Сомервилль. Представь себе, я едва убедил их выйти повидаться с тобой. Милый старый Джек, он так застенчив.

Мисс Булстрод поднялась с кресла и сказала, что не знает, как благодарить их за всю их доброту к ней. Мисс Булстрод, по-видимому, была очень растрогана; голос ее дрожал от волнения.

- Первым делом, мисс Булстрод, - начал Джек Херринг, - мы считаем необходимым признаться вам, что все это время мы принимали вас за вашего брата, переодетого в женское платье.

- А-а! - воскликнул Младенец. - Так вот в чем дело? Если б я только знал... - Он запнулся и горько пожалел о своих словах.

Сомервилль схватил его за плечи и поставил рядом с сестрой под газовым рожком.

- Ах ты... негодник! - сказал Сомервилль, - Да ведь это все-таки был ты.

Младенец, видя что игра проиграна, и утешаясь тем, что не он один одурачен, сознался во всем.

В тот вечер - и не только в тот вечер - Джек Херринг и Сомервилль были с Джонни и его сестрою в театре. Мисс Булстрод нашла Джека Херринга «очень милым» и сказала об этом брату. Но Сомервилль, Адвокат-без-практики, понравился ей еще больше и впоследствии, когда Сомервилль, уже утративший право на свое прозвище, подверг ее допросу, призналась ему в этом сама.

Но все это не имеет отношения к нашей истории. Кончается она тем, что в условленный день, в понедельник, мисс Булстрод явилась под видом «мисс Монтгомери» к Джауиту и заручилась для последней страницы «Хорошего настроения» объявлением о мраморном мыле на шесть месяцев, по двадцати пяти фунтов стерлингов в неделю.

Рассказы Джерома Клапки Джерома по алфавиту.