В.Розанов. Люди лунного света. Приложения для медиков и юристов (окончание)


Острогорский считался нашим курсом преподавателем из средних (раньше, и, может быть, - и позже, его ставили выше всех), а были совсем плохие, в особенности историки. Они читали старые записки и дремали сами, а подражая им, и мы. Я же была занята. Литографированных записок у нас тогда не существовало, те же, которые были в ходу из года в год, у меня недоставало терпения переписывать, потому что в них заносилось буквально все, от слова до слова. И потому я писала только главное, и прямо в тетрадь пером. Мои записки никому не годились, но я приготовлялась по ним к экзаменам в несколько часов. 

Экзамены я выдержала хорошо и кончила второй. Первой была моя соседка по скамейке В. Когда мы переходили на старший курс, Рашевский назвал нас лучшими. Это было удивительно, потому что во время его уроков мы неизменно молчали. Молчали на вопросы: "что такое подлежащее?" и т. п., ибо понимали, что Р. дает новые определения, и старые уже никуда не годятся. Молчали еще потому, что не любили вставать и слышать, как нас называют просто по фамилиям. Когда к нам относились не как к барышням, мы чувствовали себя неловко. 

Раз пришлось щегольнуть тем, что мы - барышни. 

Старший курс был приглашен на бал к принцу Петру Георгиевичу Ольденбургскому. Это случилось впервые во все время существования Курсов и составляло событие. Старушка-надзирательница учила нас добросовестно тому, как себя держать, и даже реверансам. 

Но мы более чем оправдали ее надежды. В. танцевала с маленькими великими князьями, а я кадриль с ненавистным мне Осининым. Собственно кавалерами были приглашены ученики коммерческого училища, поражавшие неотесанностью и неумением танцевать рядом с нами. Наверху о нас было сказано, что мы приличнее даже институток, и больше Педагогические Курсы никогда уже не приглашались с коммерческим училищем, а всегда с Лицеем и Правоведением. 

В. и я держались вдали от учителей. Мы даже досадовали, когда любимого Никольского мучили после лекций - ведь он устал, и зачем ему надоедают! И в числе этих жаждущих поговорить с учителями была обыкновенно Л., с которой я ездила на Курсы. 

Отец не любил, чтобы опаздывали к обеду, и потому я уезжала одна. Теперь уже давно было предано забвению, что я не могу ходить одна по улицам, хотя, кроме Курсов, я нигде и не бывала. 

Вся моя жизнь сосредоточивалась там. Очень хорошо сложились товарищеские отношения, так как было много развитых девушек, с которыми я сошлась. У меня существовала, впрочем, одна слабость: я не могла видеть слушательницу, чтобы с ней не познакомиться, и когда приходила на Курсы, то здоровалась со всеми, потому что всех знала. В. немало трунила над "моей популярностью". А я не прощала ей замкнутости или "аристократизма", по моим словам. Когда у нас затевалось какое-нибудь общее дело и нужны были депутатки, выбирали всегда меня, а я тащила за собой ее. Она сердилась и соглашалась только, чтоб от меня отвязаться. 

Общественное служение не доставляло ей ни малейшего удовольствия, толпа пугала. Известная замкнутость была и во мне - я сторонилась старших, но меня тянуло к товарищам. Это какое-то органическое чувство, сильнее меня самой [23]. 

И сколько я испытала горя от того, что меня тянуло к людям, как к своим. 

Но на Курсах жилось хорошо, и эти счастливые страницы жизни никогда не изгладятся из моей памяти. 

Когда первый раз в жизни я вошла в класс, чтобы дать пробный урок, то почувствовала себя совсем свободной. Моя ассистентка, баронесса К, у которой была собственная школа, даже попросила меня ее поучить. 

Я рассмеялась и объяснила, что никогда еще не учила в классе. Мне кажется, что уменье учить нельзя передать, как и многое другое. Это дар природы. 

Сущность хорошего преподавания заключается в том, чтобы видеть в классе целое и всегда иметь перед собой это целое. Тогда класс будет заинтересован, и дисциплина сведется на нет. 

Мне было предложено место образцовой учительницы русского языка в прогимназии при Курсах. Места этого все добивались, а я должна была отказаться. 

То, что я не буду учительницей, было обещано отцу, и, когда подходило время к окончанию Курсов, он даже уверял, что уедет из Петербурга, если я буду учительницей. 

Итак, мне пришлось отказаться, а к Цюриху я не приблизилась ни на шаг. 

Когда я читала сведения, сообщаемые о студентах заграничных университетов, у меня сжималось сердце. "Есть же такие счастливицы", думалось мне, и их становилось с каждым годом все больше, а я все сидела в Петербурге и, верно, просижу тут всю жизнь. 

Цюрих был теперь окружен в моих глазах не только ореолом - к его блеску прибавились острые иглы. Давно забросила я программу, так как один ее вид заставлял меня страдать еще сильнее. 

И, кончивши Курсы, я опять обратилась в ненавистную мне куклу-барышню. 

Расскажу только один эпизод, который случился со мной два года позже. 

В 1878 г. был открыт 3-й курс, и говорили, что дадут особые права тем, которые его кончат. Я проводила зиму с бабушкой в уездном городе, но мне захотелось записаться. Когда пришло время экзаменов, я достала записки и приехала в Петербург экзаменоваться. 

Я прекрасно выдержала все экзамены, оставался последний - русская история. 

Почему-то 2-й и 3-й курсы были соединены, и мне пришлось сидеть несколько часов и слушать, как отвечает 2-й курс. Это было нечто ужасное. Экзаменатор до невозможности придирался, слушательницы терялись и отвечали плохо вовсе не потому, что не приготовились. Я переживала все эти муки издевательства над людьми, которые не могли собой овладеть и объявить, что все знают. 

И вот дошла очередь до меня. Речь шла о какой-то войне. Не успела я сказать двух фраз, как меня прервал экзаменатор: 

- Вы же говорили, что война велась из-за Аравии, а теперь уверяете, что причиной войны явились курды. 

- Желание овладеть Аравией было причиной войны, возмущение курдов явилось поводом к ней, - объяснила я спокойно и продолжала прерванный рассказ. 

Он очень скоро меня опять перебил: 

- Зачем были нужны туркам немецкие офицеры? 

- Чтоб реорганизовать армию. 

- А вы сейчас сказали - "чтобы вести войну". 

- Разве одно мешает другому? - по-прежнему невозмутимо отвечала я. Реорганизованная армия была нужна, чтоб воевать. 

- Если вы будете продолжать так мне отвечать, я перестану вас спрашивать, - вспыхнув, объявил учитель. 

- Как вы хотите, - спокойно сказала я, положила на стол билет и ушла из класса. 

Когда я приехала домой, меня все спросили, что случилось и почему я такая счастливая? 

- Выдержала экзамен? 

Но выдержала я их много, и к этому давно все привыкли. 

- Не выдержала, - ответила я с восторгом. Вечером, в концерте, я встретила одну из экзаменовавшихся со мной, и она мне рассказала, как долго не мог прийти в себя П., и что он поставил мне 7. 

Учитель отказался экзаменовать меня еще раз, и таким образом я не получила аттестата об окончании 3-го курса. Все равно - прав этот аттестат не давал никаких. 

Отец сообщил мне, что инцидент был где-то описан - учителя бранили, а меня хвалили. 

Как я была счастлива, что отомстила. "Может быть, это остановит других", - мечтала я". 

"Розовое и черное из моей жизни" 

М. В. Безобразовой 

* * * 

Приведем еще следующее рассуждение чистого девственника, ибо познание духа девства взрослых людей содержит вообще в себе ключ к разгадке всего христианства, всей Церкви: 

"Вопрос об интимных сторонах брака представляет большой интерес для каждого человека, желающего жить сознательно и разумно. Едва ли в какой-нибудь другой стороне жизни так переплетаются между собой и сталкиваются, по-видимому - в полном противоречии, духовные и телесные стремления личности. Поэтому стремящимся к внутренней гармонии личной жизни в высокой степени важно объединить все разнообразие мыслей, чувств, желаний, вообще всех душевных состояний, вызываемых вопросом о браке. Читателям "Русского Труда" известно, что в последних прошлогодних номерах этой газеты вопросу о браке г. Розанов посвятил свою переписку с православным священником А П. Устьинским, под заглавием "Брак и Христианство". Эта переписка Вызывает у читателя много недоумений, особенно ввиду того, что г. Розанов желает дать излагаемой там его теории религиозный колорит, называя ее "новой концепцией христианства". 

Г. Розанов считает акт физического общения полов "трансцендентальным", "мистическим" и даже видит в нем религиозное содержание. Вот с этим последним никак не мирится мысль, а главное - нравственное чувство. Кому не известно, что супруги обыкновенно стыдятся этого акта [24], стыдятся в нем унижения собственной духовной личности, как бы ни толковал г. Розанов о "таинственности", о "сведении души с домирных высот" и "завивании ее в стихии". Здесь физиологическая потребность и доводы рассудка, основывающиеся на ней, встречают протест внутреннего существа человека [25] и осуществляются, только благодаря временному подавлению этого протеста. Здесь нет гармонии между духом и телом [26], да едва ли ее и Можно найти, если признавать за их стремлениями одинаковую степень законности. Неудовлетворен-ность и разлад в других сторонах жизни разрешаются в жизненных идеалах, преимущественно религиозных, а для данной имеется ли идеал в сознании человека? Кто разрешил вопрос, как должно это происходить, чтобы не возмущался "внутренний человек"? 

Поэтому решительно непонятно желание г. Розанова придать чисто животному акту религиозный смысл, тем более что религиозные действия, напр., молитвы [27], вызывают у нас совершенно иные душевные состояния. 

Новозаветное Откровение признает физическую сторону в человеке, но оно не придает ей положительной нравственной ценности. Оно говорит, что вступающий в брак только "не согрешит" (I Кор. VII, 28, 26), а если в другом месте и говорится, что "выдающий замуж свою девицу поступает хорошо" (ibid 38), то по общему смыслу главы эти слова нужно понимать так: "хорошо, потому что избегается блуд" (ст. 2), ибо "лучше жениться, нежели разжигаться" (ст. 9). Следовательно, по учению Нового Завета, брак является делом хорошим только как средство, предохраняющее человека от блуда [28]. Тем не менее физическая сторона брака есть все-таки "похоть плоти", "похоть мужа" (Иоан. 1,13), нечто такое, чего лучше избегать: "не выдающий (замуж девицу) поступает лучше" (I Кор. VII, 38), "кто может вместить, да вместит" (Мф. XDC, 12), "хорошо человеку не касаться женщины" (I Кор. VII, 1). Мне кажется, что такое понимание Новозаветного учения не противоречит словам Апостола: "(жена) спасется через чадородие", на которое особенно упирает г. Рцы в № 2 "Русского Труда" за текущий год. Спасется, если пребудет "в вере и любви и в святости с целомудрием" (I Тим. II, 15). Ясно, что здесь имеется в виду не розановское "завивание в стихии", а нравственный подвиг воспитания детей, сопряженный для жены по преимуществу со всякими страданиями и лишениями. 

В подтверждение этой мысли можно привести другое место из Послания к Коринфянам, где Апостол совсем и не вменяет супругам чадородие в непременную обязанность: "Не уклоняйтесь друг от друга... чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим. Впрочем, это сказано мной как позволение, а не как повеление. Ибо желаю, чтобы все люди были, как и я" (т. е. девственны. (I Кор. VII, 5-73). 

Поэтому напрасно г. Рцы считает "кощунством" (ведь и сказал же!) отношение к жене как к сестре. Если муж любит свою жену в духе любви Христа к женщине, то едва ли у него появится "аппетит", как выражается г. Рцы, ибо это психологически несовместимо с христиански любовной настроенностью. А между тем эта настроенность есть единственная цель нравственной жизни (следовательно, вообще жизни) человека [29]. Г. Рцы сравнивает брачную связь полов с таинством Евхаристии, где также имеется сочетание высочайшего духовного акта с грубо физическим, каково пищеварение во всех его стадиях. С внешней стороны, пожалуй, сравнение подходящее. Но оно падает, как только мы обратимся к внутренней жизни человека, в которой, собственно, вся суть разбираемого вопроса. Когда мы "едим Бога", по выражению г. Рцы, мы испытываем особенную душевную радость и мир, не передаваемые на словах. Эта тихая радость и мир не оставляют нас и потом, пока мы снова не загрязним своей совести. Во всяком случае, момент достойного причащения всегда переживается и воспоминается не иначе как с благоговением. То же ли самое переживает каждый супруг при воспоминаниях о тайнах чадородия со стороны розановского "завивания в стихии"? Пусть каждый супруг ответит себе чистосердечно на вопрос: в силах ли он приступить к этому "таинству" в то время, когда душа наполнена мыслью и ощущением святости первого? 

Для того, чтобы резче различить два предмета, полезно поста- вить их рядом. А святое со святым вполне совмещаются в сознании, напр., Евхаристия и молитва, труд, благотворение [30]. Церковные песнопения и уставы суть выражения духовного самосознания Церкви: как таковые они служат в то же время проявлениями самосознания духа человеческого, наиболее соответствующими его природе. А между тем Церковь в разнообразнейших формах воспевает и ублажает "бессеменное зачатие матери безмужныя" [31], называет иночество "чином ангельским", предписывает новобрачным пребывать в девстве первую ночь из уважения к благословению Церкви [32], не одобряет второго брака, почти не разрешает третий и безусловно запрещает четвертый. Откуда [33] в Церкви выработалась и так ясно проявилась лишь только "терпимость" к физической стороне брака, снисхождение к ней, - и почему она превозносит такие состояния жизни, которые брачному общению полов не причастны? Как могло возникнуть в святой Церкви такое отношение к предмету, если он тоже свят? Говорят: "Догматику писали монахи, песнопения и уставы - тоже" [34]. Но ведь эти писания приняты всей Церковью, ибо совпадают по своему смыслу с ее духом. Поэтому личность авторов здесь стушевывается и уже не имеет того значения, какое хотят придать ей. Да, наконец, почему же это не монахи не сделали того, что сделано монахами? За 19 веко" существования христианства они могли бы выразить немало общецерковных идей. Вопрос в, том, могли ли они? Ведь женившийся во всяком случае много времени, если не большую часть, уделяет попечению о мирском, а такое дело, как быть выразителем церковного сознания, - требует почти исключительного сосредоточения на "Господнем". 

Едва ли резонны и ссылки на ветхозаветных супругов. Цель ветхозаветного брака - размножение избранного народа в ожидании пришествия Искупителя. Ради этого каждому израильтянину вменялось в нравственный долг производить детей, и потому не было грехом, кроме нескольких жен, иметь еще и наложниц; наоборот, считалось позором отказываться от восстановления потомства своего брата (Второзак. XXV, 5-10). В Ветхом Завете супруги могли соединяться и "не для удовлетворения похоти" (Товит. VIII, 7), ибо самая психология брачных отношений была иная, нам теперь мало понятной [35]. Кто хочет убедиться в этом, пусть прочитает хота 30 главу книги Бытия, а я для примера приведу оттуда 3-й стих. Рахиль сказала мужу: "Вот служанка моя Балла; войди к ней; пусть она родит на колени мои, чтобы и я имела детей от нее". Явилось христианство и провозгласило, что "хорошо человеку не касаться женщины" (I Кор. VII, 1), ибо "все, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись. Нет уже... мужеского пола, ни женского: ибо все одно во Христе Иисусе" (Галаг. III, 27-28). То, что одушевляло ветхозаветный брак, в Новом Завете упразднилось, и брак, служивший осуществлению мессианской идеи, здесь стал средством для удовлетворения сильного полового влечения и создания удобств жизни [36]. По крайней мере, обычная цель нашего брака такова. Если же внутренний смысл брачной жизни различен в Ветхом и Новом Заветах, то, конечно, параллель, проводимая протоиереем Усским между Моисеем и ал. Павлом и другими, недоказательна. 

Г. Розанов старается показать, что христианство не только не отвергает плотской стороны в жизни человека, выражением которой является семья, но наоборот: по Евангелию, будто бы, семья-то и есть истинное и притом единственное воплощение идеала христианской жизни, обусловливающее существование самого христианства. "Только этот взгляд, - говорит г. Розанов, - вводящий семью ко Христу, спасает от колебаний и даже гибели само христианство". Аскетизм же - "духовное жонглерство" и есть гибель для Христова учения, или, по крайней мере, извращение его. 

Что христианство не отвергает семьи - это ясно всякому [37], читавшему Новый Завет, но остальные рассуждения г. Розанова решительно парадоксальны. В самом деле, как примирить с ними хотя бы следующие слова Евангелия: "...есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить - да вместит" (Мф. ХГХ, 12); "и всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли - ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную (Мф. XIX, 29). Этих слов совершенно достаточно, чтобы определить состоятельность "новой концепции христианства", поскольку она стремится опереться на Евангелие. Здесь утверждается, с одной стороны, духовное скопчество, т. е. добровольное отречение от брачной жизни, как высший идеал, доступный "могущим вместить"; а с другой - отрицается необходимость брака и семьи для спасения человека - следовательно, и вообще для его жизни. Семья, несмотря на высоту и чистоту связей, соединяющих ее членов, все-таки заключает в себе элемент эгоистического отграничения ("мои жена, сын, брат, а то - чужие"), и потому она не вмещает в себе идеала всеобщего родства в духе слов Спасителя: "кто будет исполнять волю Божию, тот мне брат, и сестра, и матерь" (Марка III, 45). Поэтому стремление к осуществлению этого идеала в жизни неминуемо ведет к постепенному уничтожению границы, созданной семьей между "мои" и "чужие". А так как эта граница возникает именно в силу кровности семейного союза, то ясно, что кровность, возведенная в принцип жизни согласно г. Розанову, будет только препятствовать духовному развитию человека. 

Семейные узы важны не сами по себе, а потому, что на почве кровного соединения мы узнаем возвышеннейшее чувство любви [38], источник всякого добра. Но это святое чувство возникает и между людьми, не соединенными узами кровного родства. Нужно только стремление к этому, нужна внутренняя самодеятельность. 

История христианства представляет немало примеров такой любви, да и что такое сама Церковь, как не союз этой же любви? Следовательно, кровность, даже как условие, не необходима для христианского развития человека [39]. Поэтому не "семья спасет от гибели христианство", а христианство возвышает и облагораживает семейный союз [40]. Лишите семью христианской основы, и она превратится в сожительство самца, самки и их детенышей [41]. Не из семьи возникло христианство. Первые проповедники его "оставили все" (Мф. ХIХ, 27) и пошли за Христом. Некоторых Он Сам призвал ради Него оставить кровные узы. "А другому сказал: следуй за Мной. Тот сказал: Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: предоставь мертвым погребать своих мертвецов, а ты иди, благовествуй Царствие Божие" (Лук. DC, 59-60, см. еще Мф. IV, 22). Не семьей живо христианство и доселе. Сказавший "создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее" (Мф. XVI, 18), сказал еще: "Дана Мне всякая власть на небе и на земле... идите научите все народы... и се, Я с вами во все дни до скончания века" (Мф. XXVIII, 18-20). С того времени Божественная Личность Его неотразимо влекла и влечет к себе каждого ищущего в жизни света и истины. Вот где лежит основание поразительной жизненности христианства. "Христос моя сила..." - поет Церковь, и напрасно г. Розанов думает видеть эту "силу" в плотском союзе людей". Мирянин 

* * * 

Позволю присоединить еще следующие строки пламенно-девственного духа: 

1 

"М. Г. С ужасом я дочитала вашу статью "Природа и Церковь". Ведь вы знаете, что газета "Русское Слово" - очень популярная и вашу статью прочтут не одни люди университетского образования, знакомые с различными направлениями, а масса народа. Именем всего святого умоляю быть осторожным с вековыми святынями, не заслоняя их своеобразным, вольным суждением. 

Кто мешает людям плыть по течению, по закону природы! Пусть множатся с благословением и Церкви! Но зачем вытравлять из сознания человеческого высшие образы. Бойтесь гнева Богоматери, высшего из рожденных женами Иоанна Крестителя, девственника Иоанна Богослова, друга Христа, и многих-многих девственников. Граф Толстой, впадая в крайности одного суждения, словно оставил вам в наследство другой полюс соблазна. Мильтон говорил: 

Так свято пред очами Неба девство, 
Что если искренно душа блюдет заветы 
Тьма ангелов на службу ей готова. 

Если вам, семейным людям, и хочется вознесть на высоту супружество, то кто же вам мешает совершенствоваться? 

У нас Церковь празднует даже зачатие Богоматери и Предтечи, тем доказывая, что и плоть одухотворяется до возможного предела; но Рубикон все-таки стоит между парным и одиноким человечеством - для общего спасения и, быть может, взаимной помощи [42]. Пусть две параллельные линии славят Единого Бога. Его воля да ведет каждого человека своим путем. 

Старица одна мне говорила, что во взоре можно узнать девственность. Быть может, это прирожденная черта, беем - разные дары и способности. О, ради Духа Святого, будьте осторожны в слове. Горе соблазняющим малых". Вера.

2 

"Ваша статья в № 195 "Русского Слова" еще более заставила думать о том, что волнует меня много лет и остается неразрешенным... 

Кто-то, что-то не позволяет мне вступить в брак и заставляет хранить сокровище, скрывая, ценно ли оно (? В. Р.). 

Я прямо недоумеваю, что отвечать людям, вопрошающим о моем образе жизни, который мне продиктован таинственной силой. 

Знаю, что мой духовник называет мое состояние блаженным и говорит: "Достоинства твоего у меня нет, а недостатки твои и у меня есть". Видимо, я владею большим в его представлении, но это "что-то" необъяснимо для меня, когда я вижу - Мир Божий в своей природе живет по-другому. Должно быть, Творец его не закончил и предоставил Сыну сказать [43]: "Чада века сего множатся, а кто достиг будущего - пребывают, как ангелы". 

Словно людям можно быть предтечами иного существования! Меня бесконечно умиляет, что Сын Божий - сын Девы, и не это ли восхищение озаряет мою жизнь? [44] Мне кажется, и семейная имеет свои прелести и достоинства, но она - теплей (курс, и далее автора письма), прикосновенной к нашему организму, а одинокая - светлей, созерцательней, духовней и поэтому прекраснее, как чающая чего-то. Ожидание - сущность этой жизни. Почему-то лилия, цветок Богоматери, имеет луковичное деление, как прообраз девственности, имеющей своеобразную семью. Быть может, и от одинокого человечества что-нибудь исходит. Компактные личности, быть может, скопят в себе какую-то силу и нужную энергию для мира. 

И так Ветхий Завет дополнен новым, и, быть может, два образа жизни есть положительное и отрицательное электричество, оба взаимно нужные. 

Я лично церковное управление предоставила бы белому духовенству, а черному поручила бы святыню - посвящение в сан. 

Сама я с риском иду по узкой дороге. Прелесть мира стоит у меня в образе любимого человека, а его брат чтит Неопалимую Купину; и душа у меня борется с сердцем, борется долго, долго"... 

Вера. 

Здесь, в последних подчеркнутых выражениях, почти назван лунный светящий свет, в отличие от солнечного - греющего, органического... Да, еще вот слово: лунный свет - не органический. А какой? Спиритуалистический. Пожалуй, spiritus в нас - отражение лунного в каждом свете "девства", частицы которого никто не лишен. В каждом - оба пола (от матери, от отца); поэтому каждый вновь хочет совокупиться, но не постоянно же совокупляться, а частью и девичествует; и вот это "девичествует" - и рождает в нем spiritum. Голая самочность, самочность как бесконечное - дала бы непрерывное, постоянное, вечное истечение семени и отделение яйца; в такой мере, как нет и у насекомых и рыб. Но этого нигде нет. ни у кого нет; и потому у рыб и у насекомых уже появился дух, душа, психология. Появилась насколько они гермафродиты, а не однополые самцы или однополые самки. 

Нельзя не отметить также высокой даровитости автора, не говоря об одушевлении, почти прозелитизме! Как она, девушка просто только образованная, превосходит ясновидением суждения профессора богословия в одном из университетов (сообщение С. Ф. Шарапова, в журнале коего напечатана была статья г. Мирянина). 

* * * 

Мне следовало в 1-м же издании книги рассказать случаи "лунного света", какие пришлось встретить в жизни. Так, собираешь скрупулезно сведения по книгам, и забываешь, что сам видел. 

1) Случай в гимназии, в 7-м и 8-м классе. В 7-м классе я остался на 2-й год и здесь вошел в круг нового товарищества, "догнавшего меня" (снизу). Между ними был один, коего назову N. Семья: мать - вдова профессора; у нее три сына, все учились превосходно, с призванием: один - к математике, другой - к музыке, третий - к филологии, к народному творчеству и проч. Средний, музыкант, и был мой товарищ. Как и его братья, он был здоров и крепок несколько больше, чем "все мы". Усы и борода пробивались чуть-чуть. Рост хороший, кожа белая, никогда ничем не хворал. Пожалуй, при очень упорном всматривании можно бы заметить у него легчайший налет женственности. Молчалив, солиден, задумчив; вечно потихоньку (под партой) исписывал нотную бумагу (композиция). 

Он мне передал - и вообще в ближайшем кругу товарищей ни от кого не скрывал, - что всегда, когда может, т. е. почти каждый день, он, пообедав, уходил к гимназисту 3-го класса, мальчику беленькому и хорошенькому, чрезвычайно серьезному и развитому (для своего класса), страшно молчаливому и почти угрюмому. "Что ты делаешь?" - "Ничего. Сидим и молчим". - "Смешно". Он пожал плечами. Мы все до такой степени были дети в этом отношении, что никому и на ум не пришло назвать это "влюбленностью" или "любовью", тогда как на самом деле было, конечно, это чувство. Кажется, раз я видел их на свидании. Оба не речистые вообще, они и тут не разговаривали - иначе как промямлив один другому что-либо незначущее. Но это я не наверное помню, но следующее - твердо помню, ибо с приятелями мы как-то хихикали над этим: в церкви, куда нас всех "водили", мой товарищ стоял немного сзади "того мальчика", и он не отрываясь глядел на него. "Того мальчика", может быть, это чуть-чуть смущало, но немного. Он, кажется, сам не испытывал этого чувства, но мог гордиться дружбой талантливого и во всей гимназии очень ценимого (за успехи и музыку) гимназиста VII-го класса. "Дружба" продолжалась все время до окончания курса, т. е. два года. Затем, кажется, все это рассеялось. Лет через 18 я встретил музыканта. Теперь он был композитор; женат; очень красивая жена его кормила ребенка. "Все исправилось". 

Вне всяких имен, понятий и проч., это был, бесспорно, случай Платоновой "raxisxd". К сожалению, как и все подобные факты, он пропал для науки, без воспоминаний, без описаний. Добавлю, что юноша этот (как и братья его) был абсолютно целомудрен, не знал женщин до зрелости, и ни одного "скабрезного" слова (как часто среди гимназистов) я от него не только не слыхал, но этого "и вообразить было нельзя". 

Кажется, он никогда не целовал мальчика (в голову не приходило); и наибольшее, что происходило физического, это - кроме "неотрывающегося зрения" - прикосновение руки к руке, задержание руки в своей (при прощании). Но абсолютно телесного больше ничего не было, ни как дела, ни как шутки, игры. 

2) Преподаватель высшего учебного заведения, холостой, живет в одной квартире с двумя сестрами, будучи связан "духовным супружеством" с одной. Другая сестра - урнинг. Урнинг ли и эта первая, "живущая", - трудно сказать. Все три на "ты". Все три соединились, имея каждому немного за 24 года. С сестрою "в связи" я заговорил: "Почему нет детей?" Она ответила: 

"Здесь - другое основание. А корень другой - и весь ствол другой. Было бы совокупление - родились бы дети, родились бы дети - потребовалось бы хозяйство. Но с самого начала сближения нашего семья была исключена как возможность и надобность. Она мне так же не нужна, как и ему". 

Спальни - разные, хотя без всякого между ними "препятствия" или "отделения". Совокупления - нет, и никем (много друзей, знакомых, родных) не предполагается. Всем ясно, что они "муж и жена" и столь же "не муж и не жена". Супружество как бы довершено и остановилось на степени тесной духовной связи, тесного духовного единства, общности быта, жизни, атмосферы, движений; слышания слов друг друга, походки друг друга, шуршания платья; никто бы (из ближних) не осудил, если бы они совокуплялись, - но явно исключено желание этого. Однако ласки, поцелуи, объятия и, может быть, что-нибудь больше, теснее - есть; но что именно - сказать невозможно. Оплодотворения нет. 

Обои или, точнее, все три - очень развиты, талантливы, вечно деятельны, все и постоянно много читают и заняты. Все трое любят искусство и любят духовную жизнь, религиозную жизнь. 

3) Меня посетил, лет 6 назад, оканчивающий курс военного учебного заведения (по артиллерии) юноша - с целью "поговорить о религиозных вопросах" и спросить о Хомякове и вообще о славянофилах. Удивившись несовместимости с военными науками, я, однако, отвечал. С тех пор мы не часто видаемся. Вид: очень крепок; по цвету кожи - как "налит кровью". Мускулист. Рост небольшой. Он мне рассказал, что более всего влечет его церковная жизнь, а ум занимают предметы богословия и нравственные. Но около этого - в суждениях огромная твердость, военная твердость. Ничего рыхлого, "мямлистого", бабьего. Ничего сантиментального, слащавого. Года 2 1/2 назад тому он женился, "по глубокому уважению к девушке, которую дома (отчим и мать ее) не понимали, и иногда грубо обходились". Вообще ей "жилось тяжело", а "девушка она прекрасная". Он мне рассказал, однако, со смущением, горестью и долей гнева на себя, что "еще не муж своей жены" и боится, что это так и останется. "Я ее бесконечно люблю как сестру, но ничего не чувствую как к женщине". "Страстного желания вовсе нет"... Между тем он, читав статьи мои о браке, глубоко проникся благоговением и восторгом к библейской и многоплодной семье. "Но - нет дела". Слова и мысли - есть, "дела" - не выходит. Мне захотелось увидеть и жену его: высокая, красивая, она имела нечто негодующее в себе (она молчалива), в выражении лица и фигуры. "Ну, - нет, что поделаешь". Через 2 1/2 года все продолжается "нет", и он мне сказал, что жена смирилась с этим, глубочайше любя и уважая его, как и он ее бесконечно чтит и любит как брат и друг. 

"Анормальных" отношений, вне всякого сомнения, никаких нет. Здоровье обоих - цветущее. Рост, силы - все цветущее (у обоих). Это - "духовное супружество" древних христиан, без малейшего идейного к нему влечения, при полном идейном сочувствии к плодородной и полной семье. 

Поправки и дополнения Анонима 

Мною было послано, в корректурных листах, "Дополнение", печатаемое во 2-м издании "Людей лунного света", - лицу, компетентному во всех этих темах. Позволю себе привести его возражения, дополнения и поправки. 

"Вы печатаете своих "Лунных людей" 2-м изданием. Этот цикл ваших идей для меня, скорее для ума моего, - что-то дразнящее, ибо я равно уверен в глубокой правильности и в глубокой учености (? В. Р.) излагаемого вами. Что-то говорите вы глубоко правильно; но глубоко ложно "относите" свое написание не туда, куда следует. Но куда? (следует отнести? В. Р.). Это-то и не вполне ясно. Но вот несколько тезисов, мотивировать которые слишком долго, но в непоколебимости которых я вполне уверен: 

1) В области пола: Ваша схема, выраженная рядом положительных убывающих величин, переходящих в "0" и затем в ряд возрастающих отрицательных величин (самочность и содомия), - недостаточна, как недостаточна и родственная ей схема Вейнингера (М + Ж = 1). Может быть текучее, промежуточное состояние пола - то, которое вы описываете и которым занимается Вейнингер, а может быть и состояние высшей мощи и "+" и "-". Это для рассудка, быть может, вздор, но 

"Невозможно... несомненно..." 

Таков всегда гений, если только он не психопат. Таков гений народ эллинский. Насколько отвратительна была для него effieminatio (превращение в женщину. В. Р.), настолько же прекрасны та лоабха. Для кого же в особенности? Для мужественных - не спартанцев и всех лакедолопуфилов. Человек вовсе не всегда половая "1", а может быть и "1000", и "1000000", и тогда у него "М не = 1 - Ж", а "= 1000 - УК", "10000 - Ж", "1000000 Ж" и т. д." У Гете есть совершенно несомненное влечение и к своему полу (превосходное описание сего см. в "Правда и поэзия", случай во время купания). Но он - не только женствен, но и весьма мужествен. При этом: гениальность (= двуполость) дает полноту внутренней жизни и какую-то непрестанную удовлетворенность, внутреннее кипение и бурление, игру, "букет"; a Dreischenformen, т. е. ваши, исследуемые вами субъекты, напротив, всегда недовольны, не могут быть довольны. Таков и автор приведенных у вас "Воспоминаний послушника". "Нытики" всегда таковы; в них не хватает сексуальности, жизни, соков. О. Уайльд отвратительный тип из вашей коллекции; но Гете, Платон, Сократ и др. не из нее и в нее не вместятся [45]. 

2) В области религии. Явления, описываемые и изучаемые вами, существуют во всех религиях и всегда существовали, даже специально культивировались (в Южной Америке - путем полового истощения и т. п.; оскопления и полуоскопления и т. д.) явления промежуточных ступеней пола; и в христианстве, лучше сказать - в мире христиан, есть они, но бесконечно меньше и слабее [46], как явный привкус чего-то иного, чужого, инородного. Вы противопоставляете христианство (т. е. религию всех народов и менее всего евреев - религию "языков") и Ветхий Завет (религию евреев), но делаете это незаконно, ибо христианство можно противопоставлять религиям, исповедываемым теми же или подобными народами, что ныне исповедуют христианство, т. е. язычникам, но никак не еврейскому [47]. Отсюда-то и происходит, что вы, весьма углубленно пронюхивая в христианстве некоторые струи "s" (своеполого отношения, гомосексуальности) и верно квалифицируя на природу (? В. Р.), совершенно ложно определяете их источник, да и не можете определить его точно, ибо не хотите смотреть на язычников. А у них-то, да и во всем фольклоре - это влечение к промежуточным формам, это гнушение плотью, и т. д. Они, испытав все грехи плоти, чувствуют к ней омерзение, хотя (и именно вследствие того, что) не могут подняться над нею. Я берусь вам доказать, если угодно, что то, что вы считаете особенностью христианства, было - и было в неизмеримо большей и принципиальной форме - в язычестве. 

3) В области духовной христианство, хорошо это или плохо, дает совсем новую стихию (сравнительно?) с только что сказанными: ни - пол, ни - усилие его, ни - смешение, ни что-либо в этой плоскости, но - подымает в иные сферы [48]. Христианство отвлекает от пола? - Да. Но - райскими песнями, а вовсе не смешениями. Истинный монах вовсе не становится женщиной - ничуть; он перестает быть мужчиной [49]. Что же он? - Ангел, существо иных измерений [50], абсолютно несоизмеримое с нашим миром, ни мужским, ни женским. Если же райских песен нет, то он - то, что был, или вроде того, т. е. либо муж, либо полумуж, либо двуполый, одним словом, то, чем он был бы естественно, в язычестве. Но райские песни не прибавляют и не убавляют в нем женственности. Однако легко допустить, что бытовые условия (не онтология) гонят в монастыри тех, кто не находит себе места в миру, вследствие неспособности к браку, т. е. что часто монастырь служит не местом подвига, а - убежищем для "бесполого". 

Так - по существу дела. А практически, бытовым образом, христианство уцеломудривает, т. е. делает его (человека? всякого? В. Р.) цельным в том положении, куда он имеет метафизическое самоопределение - к браку ли, к безбрачию ли. Оно, если хотите, делает крепким пол у того, кто "может вместить" его, пол, и делает крепким бесполое у того, кто может вместить последнее [51]. Самое место ("могий вместити"), как вы знаете, двузначно и может быть равно относимо к браку и безбрачию, даже по контексту относится скорее к первому. Но что брак в христианстве бесконечно труден - это так, и, мне думается, если говорить что-так это не против монашества, а против духовной аристократичности всего в христианстве: оно - для избранных. Кстати, так именно, как говорю я, т. е. в отношении к браку, разумеет текст "могай вместити" известный профессор М. Д. Муретов и епископ Антоний (Флоренсов), живущий на покое в Донском монастыре, в Москве, - человек в высшей степени духовный, мудрый и прозорливый. 

Но как бы то ни было, есть подозрительность к полу в общечеловеческом сознании, у всех народов, во все времена. "Похабщина", т. е. цинизм в отношении пола, всегда и всюду существовавшая, доказывает совершенно определенно, что всегда и везде затрагивать пол [52], хотя бы в разговоре, было щекотливо, что от этого смущались, что этого стыдились. Вот эта сторона пола, нечто для общенародного сознания темное в нем (как в гоголевской русалке-мачехе) и послужило источником возникновения общенародной брезгливости к полу, выразившейся в создании монастырей, безбрачного духовенства и т. д., вне христианства, - и кое-что отсюда, из готового, бытовым образом, перешло к нам (католический целибат и т. п.) [53]. 

Мне хочется рассказать вам нечто об авторе напечатанных (стр. 144) у вас "Воспоминаний", которого и я знавал. Это по наружности очень неуклюжий, худощавый и высокий человек. Но собственно женского в лице ничего особенного нет. Теперь здоровье его весьма пошатнулось, память ослабла, внимание ему трудно сосредоточивать на изучаемом; но ранее способности его были превосходны: сообразительность, память, интерес - все отлично, и вообще какая-то врожденная (говорю о крестьянине, заметьте) интеллигентность. Явное уклонение от ручного труда, мало, думается мне, любви к природе, но весьма большое стремление и вкус к труду умственному, к учительскому слову, к изобретению и к чтению книг, к эстетике, искусственной жизни [54]. Сердцем он весьма добр, нищелюбив (и его любят нищие), охотно всем помогает, услужлив. Не любит, не выносит грубостей [55], пошлостей, руготни, очень терзается даже одним неприветливым словом и несколько дней не может после успокоиться. 

На свою особенность ("S") он смотрел сперва просто, но чем более приглядывался к себе самому и к людям, ему подобным в половом отношении, тем более отвращался от своей организации, ужасался своих влечений и теперь не может говорить о них без слез и содрогания. Чувство глубокой оторванности от всего человечества, от чина природы, от естества - не покидает его, и на лице его всегда какая-то тень, тревога, печать. Это совсем не чувство сердечного покаяния (есть у него и оно), но внутренний протест и темная тайна. Что есть что-то за ним, это, как я заметил, чуют люди; и многие, особенно женщины, выражали мне о нем свое недоумение: - "Что-то есть на душе". - "Что с ним такое". - "Совесть не чиста". А он сам говорил мне не раз, что посторонний взгляд сего не усматривает и не усмотрит, но они, "свои" с первого же момента угадывают своего: "какая-то словно искра проходит" и неудержимо начинает влечь к греху, вопреки воле, рассудку, убеждениям и даже чувству. Но, по его словам, у всех людей такой организации на лице словно "каинова печать", и по ней-то он и понял, что их жизнь - Богопротивная, мерзкая, преступная, хотя и сам не может сказать, в чем именно она такова, или, лучше сказать, его объяснения слишком формальны и заимствованы из "нравоучения". Он уверен, что с женитьбой все это пройдет, и именно из-за этого очень хочет женитьбы. Но остаться в тяжелом материальном положении, избалованный монастырем, тоже не решается и мечется, не находя себе покоя, и страдает ужасно. Довольно давно уже послушник этот решил во всяком случае отвратиться от тех своих влечений, и держится на этом, кажется, без слишком больших усилий. 

Несколько слов еще о препод. Моисее Угрине [56]. Уверены ли вы в вашем толковании? Не слишком ли это - не верить прямому свидетельству его самого: "Могу, но не стану", и утверждать - "не может"? Мне думается, прежде всего, что всякий мужчина - именно мужчина, а не полу-женщина - поступил бы так, ибо мужчина в высшей степени не дозволяет женщине звать его и, в особенности, требовать его [57]. Мужчина может быть насильником, может быть, слегка - всегда насильник. Но именно потому он, будучи агрессивен, не терпит ни малейшей агрессивности в женщине и ищет в ней лишь пассивности, страдательности. Для мужчины не "чистого", с примесью бабоватости, требуется, чтобы не он насиловал, а его насиловали, насиловала женщина. Он хочет не требовать, а лишь сдаваться, быть взятым, чуть не принужденным. Но настоящий мужчина в высшей степени оскорбляется даже намеком на то, что инициативу может проявить не он, а женщина, и если она будет настойчива, то мужская гордость будет прямо пропорциональна квадрату ее настойчивости. Мужественность тогда будет возрастать гораздо быстрее, чем женское алкание, и возбуждаемая, тоже усиленно, чувственность, и будет настолько обгонять последнюю, что вместо притяжения будет все усиливающееся отталкивание. Современная психопатология приводит поразительные примеры, как известная идея или чувство, раз начав парализовать какое-либо естественное влечение, крепнет до такой степени, что даже голод и жажда, сон и половое влечение и т. п. оказываются задержанными на долгое время; и лишь специальное уничтожение задерживающей идеи или чувства возвращает в нормальное состояние угнетенную функцию. Однако эта задержка функции может длиться месяцы, годы и даже всю жизнь. Так у мужчины, раз мужская гордость затронута, половое влечение будет парализовано, и чем больше будет насилия над мужчиной, тем несокрушимее будет его отпор. У препод. Моисея было сперва затронуто его религиозное убеждение, что незаконна связь; была затронута гордость его рабством; было чувство непристойности состоять в весьма двусмысленном положении раба-удовлетворителя похоти взбалмошной хозяйки. Если бы она отнеслась к этому спокойно и осторожно и была сама скромнее, слегка намекнув ему, что он может жениться на ней, то очень может быть, что Моисей почувствовал бы влечение к ней и все обошлось бы благополучно. Но когда его хватают, требуют, подкупают, оскорбляют, пытают, - что, скажите, оставалось ему делать, как не то, что сделал он? Да, именно "могу, но не хочу". "Не стану... убирайся... Лучше умру, чем коснусь тебя"... Дивлюсь кротости преподобного: этим он святой, а не воздержанием. Всякий другой на его месте не то бы ответил подобной особе. И ничуть не содомит Иосиф, когда жена Пентефрия искушала его, в негодовании вырвался от нее; когда же сам он действовал, тогда он был силен: доказательство сему - дети его. Осмелюсь думать, что и В. В. Розанов, если бы его схватила на улице какая-нибудь особа и, то предлагая денег, то колотя по голове зонтиком, стала требовать, чтобы он лег с нею, и это нахально, громогласно, перед всеми, - то В. В. обругался бы и плюнул, предпочитая попасть в участок по наговору навязчивой особы, чем в ее будуар. Не так ли? "Кровь в нем не взыграла", пишете вы. Да у кого она "взыграла" бы (если он не совсем потерял человеческое подобие), когда его то подкупают, то бьют, то позорят, чтобы заставить ее "взыграть" [58]. 

Я вам скажу несколько слов вне очереди и порядка, возникших у меня при чтении вашей корректуры. В монашестве, которое носит одну "форму" и повинуется тому же "уставу", есть тоны, и тоны, одна душа и другая душа. В К-ской губ., в Н-ском монастыре, мне привелось знать одного затворника высокой жизни и подвига. Жил он верстах в 15 от монастыря, и ходило к нему множество народа, вообще авторитет он имел великий. Но, несмотря на этот авторитет, по существу он вовсе не "из монахов". В своем губернском городе он был дьяконом, потом священником, были у него жена и дети. Когда дети обзавелись собственными семьями, а жена умерла, он в возрасте уже 55 лет ушел в "Пустынь", а потом и в затвор. Выходит, и то вопреки своему желанию, по послушанию начальству, из затвора один день в неделю и исповедует и наставляет приходящий к нему народ целую ночь напролет; а потом опять на шесть суток уходит в свой затвор. Теперь это уже ветхий старец, и нужно серьезно подумать о том, как велик его подвиг. Но... хотя и все в нем безупречно, однако нет благоухания о. Леонтия и старца Кирилла в Н-ском монастыре. Те, и неважное говоря, сопровождают слова еле слышным аккомпанементом "гармонии сфер", а этот и важное говорит без музыки. Это непередаваемо. Но пред теми умиляешься, а этого уважаешь, тех "обожаешь", а этого "обсуждаешь". В нем чувствуется не плохой и не хороший монах, а превосходный и добродетельный мирянин. И невольно думается о скучных песнях земли [59].

На стран. 146 вы говорите: "Почему прелюбодеяние супругов карается строго церковью, а извращенные формы пола отпускаются на исповеди легко?" Но ведь страдает в первом случае семья, невинные, а во втором только виновные или виноватые, которые наказуются ipsa re. Церковь защищает семью ("чтобы другим повадно не было"), жену, детей, ибо прелюбодеяние есть всегда род убийства их; но Церковь не Насилует просто грешника: "спасайся о Господе" (из чина пострижения по окончании пострига), "не спасешься - тебе же хуже". Вы можете не соглашаться с целесообразностью строгих эпитимий прелюбодеям не стану спорить; но зачем видеть вражду там, где действует любовь (гм, гм... В. Р.). Затем, разве можно сопоставить официально назначаемые эпитимьи разводящимся с тайно назначаемыми за содомию? Там их назначают по закону, а здесь по милости (ну, а плечи-то несут одни. В. Р.). Кайтесь в прелюбодеянии пред старцем, он тоже не назначит вам 7-летней эпитимий. Заявите о содомии в суде и тогда получится суровая кара3. 

На стр. 364 вы пишете о порядочности в "S". Да, по крайней мере относительно автора "Воспоминаний", скажу по личному наблюдению, - весьма порядочен, очень любит детей (это против вас) и дети его очень любят, умеет обходиться с ними, ищет возиться с ними, никак и ничуть в нем нет монашеской жестокости. Знаете, мне думается, что монашеская жестокость чаще всего бывает от нечистой совести и озлобления на себя [60]. Меня более откровенные монахи уверяли, что без половых пороков живут очень-очень немногие из них. И вот люди мнящие о себе, не смиренные, начинают ожесточаться на себя и на других (Пушкинский "Анджело"). 

На стр. 365 вы именуете совокупление физиологическим гипнозом (это ad lectorem, для ясности читающему. В. Т.). Пожалуйста, измените это выражение, ибо если так, то совокупление осудительно. Да и не выражает сути дела. Скорее - "взаимное питание" веществами, недостающими каждому полу. В статье проф. А. Ф. Бранда "О Браунсекаровском способе лечения" ("Врач", 1893 г., №№ 35, 38) говорится о взаимном питании полов через совокупление (вполне согласен. - В. Р.). 

И еще последнее NB: знаете ли, что "извращения" всех родов вообще распространены у всех животных (мне говорил это Л. К Попов, "Эльпе" Н. Вр. - В. Р.). Об этом я читал когда-то целую книгу, но сейчас забыл имя автора. Она на русском языке. Если нужно, вспомню (очень бы любопытно. - В. Р.). 

"Аноним" 

Примечания.

[23] Замечательно Чувство "товарищества" - вот это ходко и масляно идущее товарищество - не так просто и рационально Какие были "товарищи" в бурсе Помяловского?! - и тут, сверх прочих причин, не надо упускать и той, что все одноклассники здесь были "жеребячьей породой", т е. отличными самцами. Все было дико, безлюбовно, грубо. Лучшие товарищи - урнинги, которые около товарищей (незаметно для себя) "невестятся" или "жениховствуют". Масляно и быстро устанавливается нежность, деликатность, внимательность, готовность к услуге и Даже готовность к жертве Талантливый автор для всего этого нашел прекрасные выражения и формулы В. Р-в.

[24] Никому решительно "неизвестно", кроме одних содомитов. Врачующиеся входят в храм с цветами в руках, с друзьями, с гостями, хотя известно, что через венчание берется разрешение на этот акт, а священник громогласно молится о даровании плода чреву, т. е. об успешности наступающих актов. В. Р-в.

[25] "Протест" единственно есть у содомитов. В. Р-в.

[26] Есть полная. В. Р-в.

[27] Хорошо, - но ведь "молитвы" же произносятся и поются на венчании, и они не расстраивают предрасположения венчающихся к этому акту? В. Р-в.

[28] Ужасно, по беззаконию ужасно ("Бытие", 2) это желание автора и многих таких авторов отнять у супружества собственное и самостоятельное значение. В. Р-в.

[29] Мф. 5, 48. Филип. 2, 5, 3, 8-27. Колос. 2, 20, 3, 2, 14, 19 и пр. Мирянин.

[30] Да, этот прием распознавания очень верен Во 2-м издании книги "В мире неясного и нерешенного" я ответил на него в статье "Из мира образов и подобий" В. Р-в.

[31] Да, вот в этом коренной пункт всего. В. Р-в.

[32] Не чувствует ли, однако, автор странности и противоречия: 1) благословить в чадородие, 2) удержаться от чадородия "из уважения к благословению"? Значит, "благословение" то дано с какой-то затаенной мыслью, с каким-то умолчанием, о котором не для чего знать миру. В. Р-в.

[33] Ну, "откуда" - на это отвечает вся книга "Люди лунного света". В. Р-в.

[34] Вот это все рассуждение необыкновенно важно. На него мы отвечаем: да монахи-бессеменники вообще духовно выше, даровитее семенных самцов; и выше особенно в философской и религиозной сфере (Платон, Сократ, Кант). Таким образом, что "они сотворили" - понятно, по крайней мере тому понятно, кто внимательно прочел эту книгу. Теперь - "почему приняли и не монахи", самцы? Да очень просто "почему": потому что всему миру присущи слабеющие степени бессеменности, убывающие дроби ее, кроме небольшого количества абсолютных самцов и самок; и это так же точно, как и то, что монахи тоже влекутся "к женщинам" ("Покаянный канон" Андрея Критского) и даже доходят до "падения с ними", ибо и они, будучи вообще бессеменными, будучи главным существом в себе монахами, сохраняют однако семейность как убывающую дробь. Весь плодящийся мир мечтает о монашестве, имеет "пробегающие мысли" о нем (исповедание содомита), как и монашеский мир, обратно, имеет "пробегающие мысли" о женщине, и это ярко и поэтично выразил "покаянный канон", где он говорит о томлениях "мысленною Евою" (какое слово!!). В. Р-в.

[35] Да, "психология была другая", но не от ожидания Мессии, ибо ожидался Он в одном колене Иудином, а множились радостно, с многими женами и наложницами, все израильтяне всех 12-ти колен. "Была другая психология", и происходила она от обрезания. Раз открыто было Аврааму и всему потомству его, что именно здесь почил завет Бога с человеком - не в слове, не в мысли, не в исповедании, не в символах исповедания, а в детородной силе человека, - явилась всего племени радость о детородной силе каждого единичного израильтянина, и ему давали охотно и еще жену, и третью, и наложниц, или вот как Рахиль свою служанку - в словах такой физиологической ясности! Была всеобщая радость об органе, и в ней сливалось все племя Израиля, без разделения, без противоречий, без сомнений и колебания: и именно все от обрезания, единственно от него, исключительно от него; как мы тоже радуемся все о своих религиозных символах, предметах, знаках, - и никогда не находим, чтобы их было "лишнее", "много". Радость эта доходила до того, что когда замужняя сестра у древнего еврея делалась беременной, то еще до родов, при виде ее поднявшегося живота, ее родной брат объявлял себя уже женихом будущего ребенка, если родится девочка; й от рождения ее до зрелости он был ее женихом и покровителем, и становился мужем, если был ей приятен; а если приятен не был, то она должна была формально расторгнуть это странное "обручение", происшедшее еще до рождения невесты. Таким образом евреи мыслили всякое существо человеческое под углом заботы, "оплодотворяется ли оно", - и без этой заботы не было у них и взгляда на человека, мысли о нем, представления: его, ничего - о нем. Для нас это что-то невообразимое, и, может быть, это вообще уже неповторимо в истории, - хотя "пути Божий и не-"Исповедимы". В. Р-в.

[36] Ужасно: стал какой-то "удобной вещью", "комфортом"... О, как понятно происхождение нашей торговой проституции. "У кого есть средства - бери жену", "а если беден - довольствуйся проходящей женщиной". Как понятно - о, как понятно, - что брак совершенно и окончательно Пал в новые времена! И это разъясняет с радостным одобрением монах по духу, автор! Вот где учитесь, вот где всматривайтесь!! Открывается "река времен", - и книга "Люди лунного света" дает компас для распознания заворотов и течений этой реки. В. Р-в.

[37] Читающему ваши рассуждения и верящему им - это совершенно ни для кого не "ясно". Мирянин (псевдоним профессора богословия в одном из университетов), как и г Фози, до того колеблют "христианский брак", что от него вообще ничего кроме имени и претензии не остается. "Детей - не надо! совокупляться - не надо, прилепления мужа и жены - не надо". В особенности, кажется, "счастья" не надо. А что же "надо"? Остается венчание: и как уж понятно сделалось в веках, что все решительно и полегло в одном венчании, к нему одному все приурочилось, все обратилось сюда, люди смотрят только сюда, закон требует только его. Брак сделался только "приличием", и "приличие" придает ему одно "венчание". Но "река времен" еще прокатилась, и люди стали спрашивать: "Да зачем нам это приличие, которое и не светит и не греет?" Перестали или перестают вообще брачиться, полагая "обойтись как-нибудь" с этими "пустяками" - с сими, по Фози и Мирянину, "дурными физиологическими привычками", "зоологической потребностью". К чему все иметь "дома" и "свое"- можно покушать и в ресторане, в кабачке, в трактире, где-нибудь. Есть, конечно, "известные места" - дома, но ведь государство и городское благоустройство позаботились о том, чтобы были - и "на улице, для общественного пользования". Дом терпимости вытек отсюда сам собой - из "пустяков" и "физиологии". Спокойно взирает на это духовенство, не выходя из обеспеченных своих квартирок. И только плачут тихо и украдкой девушки, наши возлюбленные дочери. И никто их слез не слышит. Никому они "не нужны" в цивилизации ХIХ-XX века, "достигшей последних граней совершенства". Но, я думаю, не можно ли эту "цивилизацию" с томящеюся половиной населения, невинного и кроткого (девушки, женщины), - послать "к черту на рога", как несомненно от "черта" она и происходит В. Р-в

[38] Ну, какая там "любовь" при таком-то браке. Экономика и приданое. А слыхали ли вы, чтобы институт "христианского брака" когда-нибудь деятельно вступился и сострадательно склонился к "молодым людям, так полюбившим друг друга, что легче им умереть, нежели расстаться". Не раз в "Колоколе", самом теперь деятельном духовном журнале, я читал, как "двое, обнявшись, бросились в Иматру", "двое умерли", "жених бросился в могилу за невестой", "умерли, попросив вместе похоронить": но ни разу по поводу этого в "Колоколе" не прочитал - "ах!" Да, не "ахающее" и даже не "чешущееся" духовенство. Ну, Бог с ним. Господь рассудит. В. Р-в.

[39] Да, вот это надо запомнить: "Кровность (целая категория мира!) не необходима для христианского развития человека". Что об этом скажут мои друзья, П. А. Ф-ский, свящ. Филевский, Н. Г. Дроздов. В. Р-в.

[40] Почему же это "возвышает и облагораживает", если вынули зерно, оставили шелуху, оставили "приданое и удобство", - "так и быть прощается"? Что случаются в христианстве прекрасные семьи, то это так же мало зависит от него, как от устроения Сахары, вообще бесплодной и сухой, мало зависят прелестнейшие попадающиеся там оазисы Но достаточно вспомнить надгробные изображения верности и любви у римских старых патрициев и придвинуть к ним христианские "бракоразводные дела", да и так нравы улицы, песенки, сказочки и сказания, - чтобы понять, насколько после падения язычества все это "облагородилось" и "возвысилось". В. Р-в.

[41] Вот как... А в Библии? а Ноль и Дамаянти? Гектор и Андромаха? а сцены привязанности в старогерманском эпосе? Положим, "эллинских борзостей не текох", - говорит семинарист, но нельзя ему забывать, что его слова проверяют те, кто это "текох"... Б. Р-в.

[42] Замечательно После всех суждений и всяких "да" в сторону брака, высказанных мной за много лет, - должен сознаться, вот когда мне открылась теперь особая категория людей и организаций лунного Света, что брак Действительно нуждается в помощи и дополнении этими людьми лунного света (отнюдь не дозволяя руководить собой и устраивать себя). Нужно спокойно и правильно размежеваться: "Тебе - Запад, мне - Восток", с переплетениями, с прослойками, с оазисами, Нигде не стесненными, ни от кого не угнетенными. В. Р-в.

[43] Замечательная мысль, и нельзя сказать, чтобы она была неправдоподобна. Да ведь это даже так и научно: все "зоологии" знают самца и самку, за этими гранями начиналась минералогия. Вдруг - этот лунный свет, явления лунного света, - "не хочу" пола! Перевертывается собственно все наше познание мира! "Живое", а "не множится"!!! Пока думали, что это "ненормальность", "извращенность", "случай", "шестипалость" - то не обращали на это внимания, и естественно это не затрагивало строя наук, как "описка" не затрагивает "правописания". Напротив, мир органических наук в основе колеблется, во всем плане своем колеблется, раз нам открывается, что исчезновение размножения в живом отнюдь не есть патологическое явление, не есть и явление, имеющее когда-либо пройти; что оно так же устойчиво и нормально, как размножение, но лишь встречается реже. По крайней мере мир органических наук так же колеблется, как физика поколебалась с открытием электричества, - "редкого явления, наблюдающегося в янтаре, если его потереть сукном". Девушка-автор хорошо и ярко это выразила, сказав: "Мир (ветхозаветный) не был дотворен, и дотворился тогда, когда пришел Сын и сказал: блаженны не множащиеся". В. Р-в.

[44] Вот глубокий личный родник основных тайн христианства: что они принесли утешение и радость совсем особой категории людей, как-то забытых, да и действительно забытых и обойденных, в Ветхом Завете. Но до какой степени письмо это убеждает нас, что христианство совсем новая и другая религия сравнительно с Ветхим Заветом! В. Р-в.

[45] Автор, прочитавший только одно "Приложение" для замечаний, едва ли имел в виду или свежо помнил текст остальной книги. Но, может быть, у автора копошится и кое-что новое насчет пола. В таком случае это чрезвычайно важно. Оставляю для читателей слова письма в том полупонятном виде, как читаю их сам. Будущее дополнит и разберет. В. Р-в.

[46] То есть собственно упомянуты "меньше", - изложены, вошли в "догматическое изложение...". Но подспудно как же можно сказать "меньше", когда собственно по степеням отношения к полу все христианство разделилось на церкви: страстно-отрицательное - у католиков, умеренно-отрицательное - у православных, индифферентно-положительное - у протестантов. Здесь я с автором письма совершенно не согласен. В. Р-в.

[47] Совершенно с этим не согласен; да и из рассуждений автора, где он определяет (далее) христианство как религию надполую, вытекает, что оно противоположно юдаизму и еврейству как религии священного чадородия, т. е. религии специфически половой. Р-в.

[48] Ну, если даже и подымает, то все-таки ео ipso отделяет и, следовательно, ослабляет. Действует отрицательно, отталкивающе в отношении пола. Да автор явно и увлекается, ввиду слов о возлюбленности "скопчества...". Как-то в конке я ехал с томом подаренной мне колоссальной Синодальной Библии; там же был и вложенный указатель и перечень "мест", почему-то только к Новому Завету. Скучая конкой, я, открыв слово "брак", перечел по Новому Завету вех места, где упомянуто "брак": и не нашел ни одного места, где, сильно или слабо, прямо или косвенно, не стояло бы за словами о нем выражения, в котором он все-таки принижается, отталкивается, порицается сравнительно с девством. Это было в 1897 или 1898-м году. Я до того был поражен, что все места таковы, что у меня защемило на душе: "Нет, напрасно я пытаюсь сцепить крючком семью с Новым Заветом: только терпится, только допускается, только снисходится. И нужно быть прямо нечестным и начать подтасовывать, "бегать тараканом из угла в угол", чтобы подвести семью, брак, детей "под Покров сюда". Но ведь отсюда необозримые практические последствия, увы - печальные. Но как же автор, сам на это указывающий, говорил выше, будто "христианство еврейству не противолежит""! Совершенно противолежит как "да" и "нет" или, пожалуй, как "любите ли вы ходить в баню" и - "о, конечно, я служу в департаменте неокладных сборов". Христианство и юдаизм взаимно глухи друг к другу et eo ipsissimo [и именно тем самым - лат ] смертельно враждебны (обрезание - крест, орган обрезанный - адамова голова, т.е. череп, под крестом изображаемый). В. Р-в.

[49] Боюсь, что это словесность, а не natura rerum [природа вещей лат.]. Епископ Феофан, ректор СПб. духовной академии, - конечно, прекрасный инок, и, в частности, аскетизм его простирался до отказа принимать к себе в келью-квартиру родных женского пола: но ведь лицо его, рост его, вся его фигура и, наконец, манеры открывают в себе сущую девушку, сокрытую под мужским (небольшая бородка) образом. Также, когда печатались в последние годы портреты разных "Иванушек"-трезвенников, увлекавших народ - все непременно безбрачных, - я поражался этой однотонностью все почти девичьих лиц. Конечно, тут нужны, однако, галереи портретов. И со временем такие галереи будут собраны и изданы. В. Р-в.

[50] Да ведь и я провожу везде в книге, что монах "несоизмерим" с остальным человеческим миром, но потому несоизмерим, что у него самец и самка "равноденственны"", что он "экватор" человеческого рода, не принадлежащий ни к мужскому полу, ни к женскому, что в нем не "М + ж", а "М + Ж", говоря языком Вейнингера. В. Р-в.

[51] Страшимся, не слово ли это только. Однако кое-что действительно брезжит такое... Бытовым образом, семейственность и плодородие ведь процветает весьма и весьма у многих истовых крестьян, истовых купцов; но обратим внимание особенно на духовенство. "Антихристианство", конечно, никому здесь и в голову не приходит; но посмотрите на необыкновенную крепость породы у духовенства, у иереев, у диаконов, у прежних дьячков; а крепость породы и обилие детей, притом даровитых - это уже signum [знак лат.] могучей самочности. Как-то, думая "хоть к концу обедни попасть" и поставить свечку, я торопливо вошел в церковь на Загородном, близ Гороховой; но опоздал, обедня кончилась, и церковь (огромная) была пуста. Громко разговаривая (гулко отдавалось) выходило, в осенних рясах несколько лиц из служившего иерейства и диаконства. Я быстро подошел к ящику, взял 1-2 свечи, поставил перед образами, положил поклоны и вышел. Но обомлел на паперти (очень высокая, почти в рост человека, лесенкой), сойдя с нее, разговаривали - очевидно, перед тем, как проститься и разойтись - два иерея. Оба были не старее 40-ка лет; оба были очень велики ростом; оба были очень. черны, черноволосы, при белом прекрасном лице. С волосами, на плечах лежащими, они положительно являли образец мужской красоты. От них трудно было глаз оторвать - "и говорили бы вы, говорили" и "глядел бы я на вас, глядел". Потом Ведь число детей у духовных, "в живых", нередко переваливает за 11, а больше 5-та - сплошь. Бездетных семей - почти нет. Если, далее, посмотреть (в удачных случаях) на "матушку", то всегда она являет в самом теле и в достоинстве важных манер что-то священное. "Не затанцует" и не "завертится"... И, конечно, если уж в ком, то в "матушках" просвечивает лицо древней "Mater deorum", "Mater Magna" ["Мать богов", "Великая мать" лат.] и т. д., а никак не в претендующих на это декадентках, не способных родить даже таракана. Нельзя не думать, что хоть часть этого относится как к первопричине своей к размеренности у духовенства совокуплений. "Нельзя в посты, постные дни, и - накануне церковной службы", т. е. можно в воскресенье, понедельник, вторник, четверг. Что же получается? Кажется только дни "запрещений". Но "запрещенное" естественно не осязается: просто - "нет ничегo". Поэтому на самом-то деле пол осязает только дни и вечера и ночи "позволения", как нечто "уставно-положенное". Входит в душу нечто от ветхозаветной субботы, входит не как вербальное впечатление, а как деловитое повиновение заповеди - "оплодотворяйтесь, множьтесь". Этот положительный, ясный, открытый, "по уставу", и вместе - разреженный (выпали постные дни и посты) характер совокуплений породил все изумительное здоровье и изумительную житейскую стойкость нашего духовенства... "Одна на всю жизнь жена", полное (фактически) запрещение развода, какая-то бытовая неразрешимость вдовам-матушкам вступать во второй брак, и другие мелочи, хотя индивидуально мучительные, хотя законно не мотивированные, - однако все сошлись в один уголок: что остался хотя где-нибудь, в одной частице христианского населения, древний lepot?, "священнобрачие", не по предшествующему обряду, а по характеру течения. Совсем другое само-осязание, самообоняние, само-вкушение, само-мышление, само-воображение!!! Тут бы еще подлить нечто от "Песни Песней"... нечто от омовений... из немного "священных курений"... Но как трудно, в христианстве, изречь словесно-положительное. Ведь и в духовенстве все совершилось "бытовым образом", все вошло "фольклором", а не через "Свод законов". В "Своде законов" указаны только "нельзя" (дни)... Может быть, только через 500 лет зазвучит и в законе: "следует", "должно", "желанно". В. Р-в.

[52] "Трогать его" так же нельзя, как "трогать", обнажать, выводить "к свету" и "на открытый воздух" корни растений, деревьев. Вредно, убивает и, наконец, "грязно" (копаться в земле). Отсюда всемирный инстинкт отвращения к такому "копательству около корней". В. Р-в.

[53] Если бы только так, т. е. не принципиально... Но не будем спорить, до того удобна и "спасительна" эта точка зрения. Следуя ей, нужно бы стремиться к справедливым и неизбежным переменам в церкви, особенно касательно брака, и не юридическим способом, а бытовым способом, все погашая и умягчая вражду и преследования к "нарушениям" закона, слишком от древности "жестоковыйные". Мне, напр., известен случай, когда один вдовый священник никак не мог расстаться с любимой им женщиной, с которой он жил. Тогда епископ местного града - лицо высокого (общерусского) авторитета, узнав все от священника, пожалел его и сказал: "Ну, что делать, я вас переведу в глухой приход, и там разговоров не будет". Т. е. позволил епископской властью. Другой подобный случай был с одним южно-русским епископом: его полюбила одна (увы, замужняя) женщина и, оставив мужа (чиновника не крупного), следовала за епископом, куда его ни переводили. Мне передавали о грубых словах ("возите с собой бабу"), в которых кричал на него Победоносцев, уволивший его "на покой". Но другие епископы мне о нем говорили, качая головой: "И какой он прекрасный человек, воспитанный, деликатный, к священникам был милосердый". Явно, не будь святого гонения, они "товарищеской иерархией" смежили бы глаза на "случай" и "исключение". Точно так же следует, "не споря с канонами" и не "нарушая закон", - вообще погружать в темноту и безмолвие "случаи", никогда не расторгать счастливых супружеств, как бы "неправильно" они ни были заключены, и расторгать все несчастные; внебрачных детей "привенчивать" (как было постоянно но Петра Великого)... Века через два тогда картина семьи вовсе бы изменилась, и изменилась без всякого "консисторского скрипа" около нее. Последний идеал, однако, полное восстановление библейской семьи, библейского многочадия, гладкости и тишины. Сюда надо внести правило: "надломленной трости не преломи". В. Р-в.

[54] Вот люди или, вернее, категория людей, которые и по Библии "первые изобрели музыкальные инструменты", и мастерство "ковать", и Построили "города"... В. Р-в.

[55] Совсем "начало цивилизации": эй, да ищите же вы, историки, начало великих городов и замечательных царств не в "преимущественном географическом положении реки Тибра", а в урнингах, в средних формах пола, в странном осложнении их талантом, музыкальностью и художеством. В. Р-в.

[56] Со всем объяснением касательно преп. Моисея Угрина я глубоко согласен. Прежде всего почтим его страдание, вспоминая поистине при них припев к чтениям 12-ти Евангелий в Великий Четверг: "Слава долготерпению Твоему Иисусе"... Мне было и самому неприятно это писать, и я рад отказаться от всякого нарекания или подозрения в анормальности Преподобного. Но одно - он, и другое - окружающие словеса около него написателя "Жития". Случай естественного сопротивления мужчины перед бесстыдной бабой переведен, благодаря неосторожной речи, в какое-то уранистическое исповедание вражды вообще к жёности, к бабству, к женственности, и это положительно несносно, еретично и было исторически глубоко вредно. В Р-в.

[57] Глубоко верно! Даже "звать", именно .. И настоящая "женственность", вот нежнейшая и страстнейшая, никогда не "позовет", а только тихо ожидает.. Но "тихие ожидания" ее через воздух Передаются мужчине: и это сильнее всяких зовов. В. Р-в.

[58] Совершенно основательно; в статье "В мире образов и подобий" (см. книгу "В мире неясного и нерешенного") я сам же указываю, что если в дверь постучат и просят: "Где спички?" - то уже настроение у запершихся в комнате падает, и "что было желанно" - становится "невозможно". Вообще "не будете любовь" - общий канон. Отсюда - "покой" субботы, исключение на целых 24 часа всякой заботы, всякой работы, всякой посторонней мысли... Ну, вот, и все хорошо обошлось с Моисеем Угриным, и слава Богу Праведники суть праведники, и "делают" ли что - хорошо, и если "не делают" - тоже хорошо. И вообще "хорошо" с ними и вокруг них, и это и есть суть праведности. По чему же и как "праведность" мы узнаем и начинаем различать от "неправедности", как не по лицу прекрасного человека, которым мы прежде всего восхищены, и уже потом называем "праведным" слова его, дела его... А Моисей был воистину прекрасен. Б. Р-в.

[59] Высокоспособный Аноним рассуждает то как Платон в Афинах, то как член консистории в Петербурге: и в сих словах и ниже он, "обожая" предмет свой, отрицает, чтобы ему необходимо было умываться поутру. Будем реальны прежде всего; ибо реальность (в сей сфере) есть прежде всего жалость. "Прелюбодеяние, по вине коего расторгается брак" (с эпитимьей), никогда не бывает "случаем в гостинице": это лишь фиктивно и на суде, через лжесвидетелей; на самом деле эта унизительная фикция прелюбодеяния проделывается, когда семья распалась вследствие наступления вновь могучей любви, и вот эпитимия на 7 и даже на 3 года зарезывает эту новую любовь на могиле прежней любви, гасит зарю новой жизни и повергает людей прямо в задыхание, отчаяние и иногда в самоубийство (см. в "Семейном вопросе в России" письма Енлова, где "разводимые" 10 лет ждали, и "уже все у нас перегорело, и когда женились - родили одного ребенка, и хотя живем вместе с нею, между собой уже не живем и почти не жили". Это же ужасно: погребены "задержкой" двое, и никому не в радость, потому что первая жена сама сблизилась у него с другим, а детей у них не было. Но рассуждение автора в том отношении любопытно и важно, что показывает "складывание в истории вообще подобных рассуждений, где "язык без костей не ломится" и "писали, что хотели", только чтобы закруглить вечную в христианстве формулу "любви" - но без любви, потому что без соответствия с действитель-ностью. Идеализм - жесток, даже когда это есть идеализм любви. Возвращаясь к идее, что "надо умываться поутру", скажем по адресу Анонима, и сонмов таких увлеченных, таких пылающих ревностью к Церкви, что остается вечною заповедь - "не сотвори себе кумира", не сотвори его даже из церкви... "Ни на земле, ни на верху-горе, - сказано, - ни под землей, ни на небесах". Ах, это учение о "кумирах": оно одно защищает свободу человека на земле и счастье человека в жизни. Я понимаю: надо - чтить, наконец - прекрасно чтитъ. Но тут какая-то, иногда в тумане, граница, которую необходимо нащупать, не нащупав которой мы погибли! В. Р-в.

[60] Золотые слова. Я думаю, вообще всякая жестокость, мировая жестокость есть наружу выходящая злоба на свой грех: но как нельзя же "себя за бороду драть", то обычно дерут другого. Тут, не говоря о морально-церковном мире, об инквизиции, и "муза мести и печали", и "громы" обличения Щедрина, и "Дума народного гнева" (1-я Госуд. Дума). Возненавидели землю свою, возненавидели ее калиновской злобой: но чем удавиться бы, "трясясь и стеная", вошли в редакцию журналов и газет, вошли на кафедру Думы, и - "ату ее, мать родную землю". Все это - Анджело, и не более как Анджело. Но как гениален Пушкин в этом очерке. В. Р-в.

В. Розанов. Люди лунного света: